В глуши таёжной (сборник) - Александр Пискунов

Холод заставил спешить и продолжить свой путь в звёздном свете по склону Шабура. На дальней вырубке тоскливо провыл одинокий волк. Сорвавшись с небесного свода, край неба прочертил метеорит. Ярко вспыхнув, небесный пришелец навсегда закончил свой путь.

Существует поверье, что тот, кто первым увидит падающую звезду, должен загадать своё желание. Моё желание – тепло очага, где ждёт меня кружка горячего чая.

Вальпургиева ночь на шабуре

Как-то ночью шёл я на лыжах по склону Шабура. Светила полная луна, а по сторонам под пологом ельников, словно костры, светились на снегу лунные блики.

Отражённый поверхностью снега, лунный свет имел какой-то зловещий красноватый оттенок. «Побывав на Луне, солнечный свет утратил там часть своего коротковолнового спектра», – подумал я. Стояла удивительная тишина, и только далеко, в долине Сулёма, протяжно, с перерывами, выли волки.

На одной из лесных полян внимание привлекла промелькнувшая по поверхности снега тень. «Сова, наверное», – решил я, внимательно всматриваясь в верхний ярус окружающих поляну деревьев. Тут я увидел, как из кроны высокой ели бесшумно вырвался какой-то небольшой, прямоугольной формы, предмет, который, плавно описав над поляной вогнутую кривую, растворился среди деревьев на другой её стороне. Летяга! Я узнал её по характерному планирующему полёту. Следом за этой, полностью повторив её полёт, промелькнула ещё одна летающая белка. За короткое время над поляной, пересекая её в разных направлениях, пролетело более десятка этих «циркачей».

Ширина поляны не превышала сорока метров. Прыгая с предвершинной части деревьев, летяги при подлёте к противоположной стороне поляны, снижались до высоты двух-трёх метров, а потом резко взмывали вверх и терялись в кронах деревьев. «Прямо «Вальпургиева ночь» какая-то», – подумал я, наблюдая за полётами маленьких «ведьм».

Для меня увидеть игры летяг было большой удачей. В отличие от обычных белок, летяги ведут ночной образ жизни, питаясь почками деревьев. Встречи человека с летягами очень редки. Большинство летяг – обитатели тропических лесов. В лесах Индонезии, например, встречаются летяги величиной с кошку, способные, планируя, пролететь 400 метров! Наша маленькая северная летяга больше пятидесяти метров не пролетит.

Существует красивая легенда, согласно которой один раз в году ведьмы собираются на свой шабаш, где соревнуются в искусстве полётов на мётлах. Кто не слышал о ведьминских игрищах в Вальпургиеву ночь! Может быть, игры летяг стали основой для этой легенды?

Заколдованный лес

Меня поглотила чернильная синь январского утра. Лыжи легко скользят по припорошенной свежим снегом лыжне. И снег, и даже сам воздух кажутся окрашенными в синий, почти фиолетовый цвет. Вспоминается закон молекулярного рассеивания света, обусловивший это явление. «Не верь ему», – перебивает «физика» внутренний «лирик». «Это необычное утро», – шепчет мне он. Светает. На лазоревом фоне неба контрастно выделяются зубчатые вершины елей. Как пустынен и тих зимний лес!

Нынче он особенно тих и пустынен. Бескормица, вызванная неурожаем семян хвойных, вынудила откочевать в другие края клестов и белок, кедровок и дятлов. Изредка попадаются следы ночной жировки зайцев. Мелкой строчкой тянется на поверхности след полёвки, но вскоре обрывается. Беспечную зверушку скогтило здесь ночное глазастое чудище – воробьиный сычик. Это самая мелкая из наших сов, величиной не более скворца. На снегу сохранились отпечатки его крыльев и лапок. В глубине леса гнусаво кричит желна. Стайка выискивающих пищу гаичек торопливо снуёт среди заснеженных еловых веток. Среди гаичек я замечаю и корольков – птичек весом всего в несколько граммов. Это настоящее чудо природы и верх её совершенства. Трудно даже представить, как эти крохи выдерживают стужу зимних ночей.

Я спешу туда, где на склоне дальней горы, среди первобытной тайги, есть заветная поляна. Я помню её в пёстром наряде июньского разнотравья, в звуках гуденья шмелей и в гомоне птиц. Тогда любовался я там пурпурными соцветиями ятрышника.

А вот и она! Покрытая белым пологом, поляна кажется пустынной и мёртвой. Я знаю, что здесь под снегом всюду теплится жизнь. Придёт время, и она вновь проявится в изумрудной зелени трав и золотистом покрове купавок. На поляне – знакомая ель. Я знал её тогда, когда она была ещё елочкой, и чуть было не срубил для новогоднего праздника. Теперь она подросла и возмужала. В её густой кроне летом гнездилась пара дроздов. «Дерево находится в состоянии сильного охлаждения, но, несмотря на это, в его клетках идут процессы обмена веществ и их окисление», – подсказывает мне «физик».

«Нет, эта ёлочка просто очарована колдовской силой Зимы. Может, снятся ей песни дроздов или звонкие зяблика трели? На пуховой перине снегов, под таинственный шёпот метели», – напевает мне «лирик».

Среди столетних елей красуется громада сибирского кедра. Он кажется мне седым, мудрым, красивым и сильным витязем-великаном, выслушивающим вечные жалобы окруживших его елей-старушек. Ведь о таких кедрах писал академик П. С. Паллас, посетивший в 1770 году Верхнетагильскую лесную дачу: «… нельзя вообразить себе дерево лучшего вида и роста, как сие, старых дерев верхушку едва узреть можно». К сожалению, таких лесных патриархов становится всё меньше и меньше.

…Короток день зимнего солнцестояния, и вот уже огненный шар заходящего солнца опускается за вершину горы, окрасив в последний раз в розовый цвет шапки снега на ветвях деревьев. Я ударяю по одной из ветвей, и снег повисает в воздухе розовым искрящимся облачком.

«Хроматическая аберрация», – лаконично констатирует «физик».

«Есть ли обратная связь между явлениями?», – спрашиваю я.

«Ты не сможешь шевельнуть цветок, не потревожив звёзды», – цитируя слова известного поэта, ответил мне «лирик».

У старой сосны

Вот уже много часов иду я на лыжах по занесённому снегом лесу. Зима уже вступила в свои права, украсив стволы и ветви деревьев снежным убранством, сковала льдом озёра и реки, напомнив всему живому о своей власти шаманской пляской метелей.

Очень тихо в зимнем лесу. Лишь изредка пробежавший по вершинам деревьев, словно озорной мальчишка, ветер начинает раскачивать их, сбивая пышные снежные шапки. Иногда можно услышать и непривычное для ноября по-весеннему звонкое журчание ручьёв, доносящееся откуда-то из-под снега. Всё ясно: частые дожди, снегопады и оттепели предзимья до предела насытили почву водой, и теперь влага будет препятствовать её глубокому промерзанию.

Сменив направление, подхожу к лесной опушке – надо навестить давно мне знакомую сосну. Возраст её не менее двухсот лет. «Всё стоишь, старушка?» – мысленно обращаюсь к ней. «А ты всё по лесам бродишь?» – скрипнула в ответ сосна. А может быть, мне это показалось.