Сад сходящихся троп, или Спутники Иерофании. Вторая связка философических очерков, эссе и новелл - Владимир Анатольевич Ткаченко-Гильдебрандт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем в своей новелле Хорхе Луис Борхес сообщает, что один из комментаторов книги «Гулшан-и-раз» сказал, что всякий, кто видел Заир, скоро увидит и Розу, приводя в доказательство стих из «Асрар-Нама» (Книги о вещах неведомых) шейха Фарид-ад-дина Аттара: «Заир – это тень Розы и царапина от Воздушного покрова». И сразу приходят на ум заключительные строки из окольцовывающего стихотворения Максимилиана Волошина венка сонетов “Corona astralis” (1909 год)
Тому, кто зряч, но светом дня ослеп,
Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Кому земля – священный край изгнанья,
Кто видит сны и помнит имена, —
Тому в любви не радость встреч дана,
А темные восторги расставанья!
Любовь здесь, несомненно, рассматривается в метафизическом смысле. И действительно, по слову поэта почувствовав темные восторги расставанья, я узрел черную Розу своей встречи на росстанях, осенившую вместе всех нас, – Исаака Ньютона, советского чиновника Виктора Антонова, бывшего студента мехмата МГУ Василия Кирпичникова и меня, в ту пору молодого офицера[1].
Красный дервиш и «бахадури сабз»: смеющийся и ухмыляющийся камень
Загадочная смерть Моргана Робертсона
Философическая новелла
Он долго колебался, но решился на это. В последнее время дела шли из рук вон скверно. Его давний кредит, взятый на огранку алмазов, еще не был погашен, а книги, хотя и пользовались успехом среди интеллектуальной публики Нью-Йорка и Филадельфии, не приносили желаемого дохода. А тут еще и черствая навязчивость представителей банка с угрозами банкротства, что окончательно переполнило его терпение. Как же так: переступить через слово моряка? Но деваться некуда. Оценка камня прошла успешно в конторе ломбарда его приятеля, а иногда и собутыльника Самуэля Рубинштейна, за что Морган обязался выплатить последнему щедрые товарищеские комиссионные в размере 3 процентов сразу после получения всей суммы. Приблизительно через десять дней позвонил Рубинштейн, сообщив, что камнем заинтересовался один важный индус, желающий его приобрести.
За несколько часов до оговоренной встречи с ним в тесной квартире в Бруклине у Самуэля Рубинштейна Морган Робертсон вынул камень «Бахадури сабз» или «Зеленый богатырь» и долго, как бы погрузившись в глубокий сон, смотрел на него. Вдруг его посетила убийственная мысль: он не сможет больше писать книги. И зачем ему тогда жить? Тем паче у него, как говорится, ни детей, ни плетей, а одна неведомая и невыразимая связь с этим драгоценным предметом, возраст которого восходит к XI-му столетию нашей эры. Затем, встрепенувшись, он еще раз бросил взгляд на филигранную арабскую или авестийскую вязь на крупном изумруде и, не мешкая, положил камень на его место в несгораемом шкафу, где кроме золотого нательного креста его деда, капитана дальнего плавания, больше ничего не наблюдалось. Гробовую тишину снимаемой им на окраине Нью-Йорка квартиры прервал телефонный звонок: «Мистер Робертсон?..», – спросила уверенным голосом телефонистка, – «Соединяем Вас…». Рубинштейн торопил, хотя было еще достаточно времени, чтобы не только добраться до переполненного Бруклина, но и выпить чашечку кофе с пирожным во французской пекарне на 5-й авеню…
У стола в маленькой и напоминавшей больше чулан комнатки тесной квартиры в Бруклине, в которой бурно кипела жизнь не поддающейся счислению еврейской семьи, сидели трое: Самуэль Рубинштейн, Морган Робертсон и Джамсетджи Ферози, парс из Бомбея (так он представился) – напротив обоих. Напряженная осторожность сменилась располагающей бодростью, как только под конец Самуэль Рубинштейн выставил на стол бутылку еврейской водки с сырными галетами. Парс с довольно светлой кожей, нехарактерной для жителей Махараштры, откуда он родом, подытожил: «Господа, поскольку все уже между нами оговорено до мелких подробностей, я желал бы, чтобы мое имя оставалось в секрете. Это последнее условие, без которого ничего не может состояться»; – «Ну разумеется, мистер Джамсетджи
Ферози! – лаконично отпарировал Морган Робертсон, найдя молчаливое одобрение во взгляде Рубинштейна: его бело-голубые глаза, как бывало в таких случаях, даже не бегали, обгоняя друг друга. – Как же, мы все понимаем». «В таком случае не смею вас больше задерживать: до встречи», – сказал индус, оказавшись уже через несколько мгновений в ожидавшем его авто, быстро отъехавшим от подъезда и приветственно посигналившим приятелям. В это мгновение нерадостное предчувствие посетило Моргана Робертсона, исчезнув столь же немыслимо, сколь и пришло, заронив, однако, сомнение, отчего возвращение Робертсона домой оказалось окрашенным в сумрачные тона, прямо под стать мартовской погоде 1915 года. Уже перед сном он снова достал камень, переливавшийся густым перламутром моря и как бы усмехавшийся. «Ведь ничего же не случилось. – подумал он про себя. – Вот и славно», после чего уставился глазами в штукатурку потолка и вскоре заснул.
По общему соглашению сделку решено было совершить 24 марта – после празднования Навруза, зороастрийского Нового года, учитывая вероисповедание Джамсетджи Ферози; но не в Нью-Йорке, а в приморском пригороде Филадельфии Атлантик-Сити, известным своими казино и протяженными песчаными пляжами, для чего Морган Робертсон забронировал себе там номер в гостинице на двое суток, поскольку на следующий день рассчитывал еще выступить перед читателями. К 17.00 24 марта должен был подъехать Самуэль Рубинштейн, с которым Робертсон, разумеется, тотчас рассчитается, и на следующее утро они вернутся восвояси, попутно завезя полученную наличность в банк. Индиец не торговался: его вполне и сразу устроила цена, назначенная Робертсоном – 100 000 долларов; что несколько насторожило писателя и его друга из ломбарда, но желание обоих получить такую сумму опьяняло их, отстраняя от способности прагматического рассуждения. Да и парс выглядел, если не как падишах, то уж во всяком случае, как индийский раджа или высокопоставленный чиновник при дворе императорской династии Великих Моголов. Вместе с тем, Морган Робертсон осознавал, что продажа камня покончит с его писательством, сделав его в некотором смысле клятвопреступником… Да, именно так!
