Полдень XXI век 2003 №4 - Полдень XXI век

Обычно, встретившись вот так, мы раскланивались на расстоянии, но сейчас капитан вдруг резко изменил курс и, не сбавляя хода, пересек улицу.

— Здравствуй, Михаил, — строго сказал он, крепко сжимая мою ладонь и целясь взглядом куда-то в лоб, где у военных персонажей обычно сияет кокарда. — Слышал? Будь готов: вечером проводим внеочередное собрание экипажа. Я выступаю с докладом. Скажу прямо: ты грамотный специалист и нужный персонаж. Будет жаль, если придется расстаться.

Рассольник внутри меня запротестовал против такой трактовки проблемы.

— Думаю, Георгий Георгиевич, — осторожно пытаясь освободить пальцы, бодренько выдавил я, — что слухи чересчур преувеличены.

— Не знаю, — солидно сказал капитан. — Мы должны быть готовы ко всему. Ты на корабль?

— Мне во вторую.

— Понял. Ладно, держись, — потребовал капитан. Вспыхнула — плагиатом с гагаринской — ослепительная улыбка, и капитан размашисто пошагал дальше.

Я только передернул плечами, отгоняя серенькую тень беспокойства. Уж кому-кому, а мне беспокоиться не о чем: не менее двадцати эпизодов и одних реплик страниц на пять!.. Однако сбросить наваждение оказалось нелегко. Можно было плюнуть на пьяную болтовню Бегунько, но вот ободряющие слова капитана деморализовывали очень даже конкретно. В конце концов, почему бы и нет?..

На миг мир утратил объем, превратившись в то, чем, собственно, и был на самом деле — плоскую, небрежно выписанную декорацию, еще более примитивную, чем потемкинские деревни. Я огляделся. Эти, вечнозеленые, словно крашеные газоны, эти ровненькие, будто выглаженные тротуары, эти гладкие, без единой трещинки, без единой надписи стены домов… Граждане персонажи, ведь все это, — лишь набор слов, которые Автор с легкостью может переставить иначе! Переставит, и тогда вмиг исчезнет проспект Космонавтов, по которому я хожу уже столько лет, вместо кафешки появится диетическая и сугубо безалкогольная столовая, а может, и сам город перенесется в Заполярье, если Автору это покажется вдруг более привлекательным вариантом. Почему бы и нет? Ведь для этого не нужно пригонять бульдозеры — достаточно листка бумаги и часа свободного времени! Бр-р!..

Я чуть было по второму разу не завернул за кафешку, но вовремя опамятовал: Митричу после реинкарнации наверняка требовалось немного уединения.

Появились первые пешеходы, мелькнуло два-три знакомых лица. Топтаться на месте было глупо, заводить с кем-то разговоры не хотелось. Я побрел домой, рассеянно глядя по сторонам и борясь с демонами, суетившимися вокруг бумажной душонки. Что-то я маху дал насчет пяти страниц… Пяти-то, пожалуй, не будет…

Квартира встретила привычной кондиционированной прохладой. Дверь отрезала от внешнего мира и — пусть и условно — от мира читателей. Я понемногу стал успокаиваться. Все будет хорошо, сказал я себе. Даже если Автор возьмется кардинально перелицовывать повесть, ничего дурного не случится. Я верил в порядочность Автора. Пусть мне и суждено утратить какие-то черты, я все равно останусь самим собой — и останусь в книге. Просто кое-что изменится.

Да, кое-что наверняка изменится. И в скором времени нам с Аленкой придется расстаться с большинством вещей, находящихся в квартире: сокращения, прежде всего, коснутся второстепенных описаний, вроде интерьера гостиной — пусть это и всего абзац из десяти строк. Интересно, чего лишимся мы? Ну, диван, скорее всего, останется — ведь именно на нем я вижу вещий сон, который сбудется в двадцать первой главе, а вот с коллекцией нэцке, по-видимому, придется расстаться. Я осторожно, словно это был мыльный пузырь, взял одну. Крохотный крестьянин, согнувшийся под вязанкой хвороста, улыбался мне со спокойным смирением. Несмотря на миниатюрные размеры, можно было рассмотреть мелкие морщинки на лунообразном лице и тщательно вырезанные волоски прически — эту нэцке я выменял в «Каникулах Кроша». Хорошая книжка и персонажи в ней хорошие. Их-то автор переписывать не будет….

…и очутился на космодроме — опять кому-то пришла нужда заглянуть в книжку. Вот так и дергают, блин, всю жизнь!

Как раз заканчивалась подготовка к старту. Обслуга бегала будто заводная: рассоединялись какие-то шланги и тросы, из охладительных отводов густо валил белоснежный пар, внутрь «Поиска» затаскивались ящики. На двух машинах примчалась бригада кинохроники и начала остервенело снимать звездолет со всех возможных ракурсов. Все вместе это походило на спешное бегство немецко-фашистских захватчиков.

Между тем настала пора обязательного действа. Как там, по тексту? «Седеющий усатый мастер-сталевар, скромный паренек-фрезеровщик, профессор математики и рядовой конструктор — представители всех, кто внес свой труд, знания и душу в создание чудо-корабля, — взбирались на трибуну и вкладывали в напутственное слово все, что переполняло сердца…» Может, мне и показалось, но в этот раз «Летите и возвращайтесь» — так мы окрестили эти речи — произносились с оч-чень странной интонацией. Я увидел, что Тоня как-то неуютно ерзает на стульчике, и тихонько пнул ее в ступню.

— Ты тоже просек? — сквозь зубы процедила она, не отрывая сияющих глаз от толпы. — Вот скотины. Лишь бы избавиться от нас. Была бы их воля — бомбу бы подложили: «Летите и возвращайтесь!»

Значит, не показалось. Может, профессор математики очень хорошо скрывал иронию, но усатый мастер-сталевар едва не потешался над нами:

— Летите, дорогие! Летите, соколы нашей Родины, и возвращайтесь с победой! Мы отдали вам воплощенное чудо, созданное нашим трудом. Смело вверяйте ему свои жизни. Пусть будет удачным ваш гордый взлет. Пусть вознесет он нашу науку на небывалую высоту! Пусть принесет нашей Родине новую славу!

Массовка колыхнулась, привычно захлебнувшись в счастливом «Ура!». Мы замахали в ответ.

— Ясный пень, — процедил слева программист Романов. — Они же все считают, что без них не то что повести, миниатюрки быть не может…

— Отставить нерегламентированные разговоры, — улыбаясь в девяносто шесть зубов, велел капитан. И как это он умеет, не двигая губами, выдавать такое — «не-рег-ла-мен-ти-ро-ван-ные»… С ума сойти.

А капитан, поднимаясь для ответной речи, бросил не поворачиваясь:

— Будьте выше всего этого, товарищи. Быть может, это наш последний полет в нынешнем составе.

Типун тебе…

Отлетали…

На этот раз обошлось без перескоков, и все равно как-то не в радость отработались эти десять страниц. Как будто что-то не то съел, забыл об этом, а теперь вот поташнивает, знобит, и не сообразишь отчего. Гаденькое ощущение.