Ребус. Расшифровка - Андрей Константинов

Оба расхохотались.

– Игорь, ты Полину отвезешь? – Это к ним подошел Нестеров.

– Ты еще спрашиваешь?!

– В таком разе одолжи мне рублей сто пятьдесят на тачку. Надо бы как-то до дома добраться.

– Слушай, возьми у Саныча, а то я, как обычно, выскочил без ничего. В карманах ни рубля, ни цента – веришь-нет?

– Александр Сергеевич, а нам завтра… вернее, уже сегодня на работу во сколько выставляться? – шмыгая носом, спросила Полина.

– Да господь с тобой, Полина. Начальство я предупредил: ты со вчерашнего дня вроде как болеешь. Так что полежи, отдохни пару деньков. Думаю, что возможности всемогущей конторы Игоря Михайловича позволят слепить для тебя фальшивый больничный лист?

– Почему фальшивый? Самый что ни на есть настоящий сделаем. Вплоть до экстренной госпитализации на острова Карибского моря, – подтвердил Игорь.

– Вот видишь. Ладно, ребятки, поеду я, а то мне уже через четыре, да какие там четыре – через три часа подниматься нужно. А я, как вы понимаете, еще и не ложился…

Саныч выделил бригадиру пятисотку (мельче у него просто не было), и Нестеров, махнув на прощание рукой, побрел на Московский ловить машину.

Игорь снова притянул к себе Полину и осторожно спросил:

– Тебя куда отвезти? Домой? Или…

– Или.

– Понятно. Саныч, заводи мотор, едем до дому.

– На Каменный остров или в Репино? – уточнил консильери.

– В Репино… Нашей больной предписаны покой и морской воздух.

Уже подъезжая к дому, Александр Сергеевич вспомнил про Козырева.

– Паша! Ты дома? Спишь?

– Да. Дома. Сплю, – Паша ответил столь поспешно и таким голосом, что Нестеров сразу догадался – врет, ни фига он не дома. Так все это время и проторчал на лавочке под окнами Ольховской.

– Полина нашлась. С ней все в порядке.

– Где она была? С кем? Почему не позвонила?… – Козырев принялся засыпать бригадира вопросами, бессознательно сделав при этом особый эгоистический акцент на интересе «с кем?»

– Паш, это не телефонный разговор. Давай так: утром дозвонись до Лямки и передай ему, чтобы к восьми часам подтягивался к «нашей скамеечке» в садике. Проведем небольшое совещание на свежем воздухе. Перед работой это даже полезно, потому как бодрит.

– А Полина будет? – не унимался Козырев.

– Слушай, давай все вопросы с утра. Договорились?

– Договорились, – без энтузиазма согласился Паша.

– Вот и ладушки. А теперь спокойной ночи. Вернее, спокойного утра.

Надо ли говорить, что после всей этой полуночной нервотрепки ни Паша, ни бригадир так и не смогли толком поспать?

И лишь обладающий «стальными нервами» Лямка благополучно посапывал в своей постели, поскольку до сих пор пребывал в легкомысленном юношеском заблуждении, что все в этом мире в конечном итоге заканчивается хорошо.

Ну, или, скажем так, почти все и почти хорошо.

Глава вторая

Нестеров

Филер должен быть политически нравственно благонадежным, твердым в своих убеждениях, честным, трезвым, смелым, ловким, развитым, сообразительным, выносливым, терпеливым, настойчивым, осторожным, правдивым, откровенным, но не болтуном, дисциплинированным, выдержанным, уживчивым, серьезно и сознательно относящимся к делу и принятым на себя обязанностям…

Мерзкий звонок будильника заставил бригадира вздрогнуть и, с трудом разлепив веки, открыть глаза. Невероятным усилием воли Александр Сергеевич принудил себя подняться, на автопилоте прошел на кухню и поставил чайник.

Сколько себя помнил, Нестеров всегда с презрением относился к составляющим элементам здорового образа жизни, в число которых входят и водно-закаливающие процедуры. Но именно сегодня он вынужден был поступиться принципами и принять холодный душ. По собственному опыту Нестеров знал, что в противном случае всю первую половину дня ему пришлось бы приложить немало усилий, дабы не клевать носом. А работать за объектом в состоянии неадекватного восприятия окружающей действительности он не позволял ни себе, ни своим подчиненным.

Женская половина благородного семейства спала, что для столь раннего утра было делом вполне естественным.

Дни, когда любимого мужа и отца провожали на работу горячим завтраком и дежурными бутербродами и поцелуями, остались в далеком прошлом. Хотя в таком ли уж далеком?

В самом деле, много это или мало – десять лет? Да черт его знает! Для тридцатилетнего старлея Сашки Нестерова, наверное, мало, а вот для сорокадвухлетнего подполковника Александра Сергеевича Нестерова – пожалуй, что и многовато. Как ни крути, жизнь проходит. Вот уже и пенсия перед глазами маячит, а начнешь вспоминать, так ничего яркого, кроме как связанного с работой, да с рождением дочери, на память почему-то не приходит. Странное дело – вроде бы они с Ириной и не самые плохие супруги: каждый по-своему индивидуален, каждый в чем-то талантлив, интересен, своеобразен, а вот в целом совместная жизнь не сложилась. Может, потому и не сложилась, что каждый из них (с некоторых пор включая и Оленьку) в первую очередь стремился сначала реализовать себя?…

Александр Сергеевич глянул на часы и тряхнул головой – времени на занятия самоедством не оставалось. В конце концов, эка невидаль – жизнь у него, блин, проходит. Можно подумать, что у других она на месте топчется!.. Подумав так, Нестеров отщипнул от батона колбасы достойный кусок и скоренько заглотил его под стакан чая. Затем он глянул в зеркало, оценил уровень своей двухдневной щетины как допустимо-приемлемый и, щелкнув замками, отправился на работу. Лифтом он не пользовался принципиально. Непонятно почему, но настроение у бригадира моментально улучшилось. Причем настолько, что, спускаясь по лестнице, он даже принялся напевать любимую мамину частушку: «Эх, год, еще год, быстро время катится, кто не курит и не пьет, опосля спохватится». Слуха у Нестерова не было, но петь он любил.

Причину перемены в настроении бригадира отыскать было не трудно – всякий раз покидая дом, он не просто уходил на службу, но еще и убегал от своих мелочных (как ему всегда казалось) житейских проблем. На расстоянии, да в сравнении с «мировой революцией», они начинали казаться ему пустяковыми и не заслуживающими внимания.

– …Ни фига себе! – именно такой была первая реакция Лямина на услышанное.

– Абсолютно с тобой согласен, Лямка. Лучше и не скажешь, – подтвердил Нестеров.

Сегодня ночью, в томительном ожидании исхода переговоров Ладонина с людьми Ребуса, Александр Сергеевич не раз укорил себя за то, что скрыл от ребят ранее полученную от Игоря информацию. Вряд ли это знание могло кардинально повлиять на ход событий, и все же… Со времени работы за Ташкентом их экипаж из вынужденно-служебного единения случайных людей эволюционно видоизменился в команду единомышленников. А это, помимо прочего, подразумевало, что отныне никаких недомолвок и секретов по вопросам, касающимся всех, существовать не должно. А «тема с зажигалкой», как теперь выяснилось, касалась всех членов экипажа. Еще как касалась! Хотя бы потому, что сейчас каждый из здесь сидящих «грузчиков» мог во всех красках представить себе, как «на ее месте должен был быть я».

– Так все-таки, где сейчас Полина? Я звонил утром, но телефоны все равно не отвечают.

Похоже, во всей этой детективной истории Пашу Козырева интересовало только одно. То бишь «я спросил у ясеня, где моя любимая».

– Игорь о ней позаботится, – пояснил Нестеров, слегка раздражаясь тем, что Козырев в данную минуту думает совершенно не о том. – Между прочим, зря ты ей звонил: девке после всей этой жути сон – как лекарство. Дай ты ей хоть немного в себя прийти, оклематься малость.

– Как будто кроме Ладонина о ней и позаботиться больше некому, – буркнул себе под нос Козырев.

– У косого Егорки глаз шибко зоркий. Одна беда – глядит не туда, – вырвалось у бригадира.

– Это вы про меня? – встрепенулся Паша.

– Да нет, просто вспомнилось.

– А чего мы дальше делать-то будем? – вовремя вмешался Лямка. – Может, и правда, рассказать все гласникам? Пусть они берут этого Ребуса и крепят.

– Знали бы, на чем брать, давно бы и без нас закрепили. Опять же, я с Игорем толком поговорить не успел. Так что сначала надо понять, на каких условиях они Полину отпустили. От этого и плясать будем. Если будем, конечно.

– А вы считаете, что им можно вот так вот, запросто, спустить с рук и простить? Как будто ничего не было? – этим утром Козырев был настроен почти агрессивно.

– А ты считаешь, что мы втроем вот так вот, запросто, возьмем – да и жало у Ребуса вырвем? А чего? Смерть его наверняка в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце… Короче, осталось лишь узнать, где тот дуб растет…