Отшельник. Роман в трёх книгах - Александр Горшков

Затерянный мир

Страсти вокруг истории с отцом Игорем улеглись не сразу. Не всем верилось, что Люська могла раскаяться так, как она это сделала: искренне, прося в горьких слезах прощения за совершенную подлость. Зная прежнюю Люську, даже близкие друзья и подруги встретили это раскаяние с сильным сомнением, пытаясь найти личную Люськину выгоду, расчет. А кто-то был разочарован в развязке: им хотелось расправы над отцом Игорем — публичной, скандальной, громкой. И не потому, что питали к священнику личную неприязнь, злобу, месть — нет, молодой батюшка старался со всеми жить в мире и согласии. Такие провинциальные скандальные истории всегда встряхивали привычную размеренную жизнь деревенской глубинки, будоражили ее. Верующие пробовали одернуть слишком языкатых «судей» — дескать, негоже топить человека, даже если тот и оступился, — да деревенскую молву разве удержишь, обуздаешь?..

Конечно, Люськины признания в содеянном и то, как она пришла к этому, поразили всех людей. А некоторые увидели в этом событии прямое предупреждение себе: поутихли, прикусив язык. Успокоились и те, кто уже готовился к приезду и встрече нового настоятеля.

— Вот и слава Богу, что разобрались во всем, — Андрей Иванович оставался по-прежнему спокойным, невозмутимым и справедливым. — Сплошное искушение нашему батюшке, спаси его, Господи.

Собою оставалась и Полина.

— Прости нас, батюшка родненький! — заламывала она руки, чуть не падая отцу Игорю в ноги. — Мы за вас так переживали, так молились! И здесь молились, и там…

— Где это «там»? — отец Игорь насторожился.

— Ну, там… На хуторах… Где новые люди поселились, отшельники. Я же рассказывала. Это святые люди, истинные подвижники. Они как узнали обо всем, что случилось с вами, сразу на усиленную молитву встали: и Псалтирь неусыпно по очереди читали, и молебны специальные служили, и молитвы древние читали, чтобы Господь отвел от вас искушение.

Отец Игорь заметил, что Полина и еще несколько прихожанок все чаще стали хаживать к поселенцам на один из хуторов. Возвращаясь, они взахлеб расхваливали тамошние порядки, суровый аскетизм.

— Живут люди по уставу, заповеданному отшельниками-старцами, — восхищенно рассказывали они, окружая себя прихожанами. — У них все не так, как у нас. Если пост, то для всех пост: исключения ни для кого нет. Многие вообще от еды отказываются, лишь воды себе позволяют пару глотков на день.

— Как же они живут? — изумлялись впечатлительные женщины. — Откуда силы берутся на работу, молитву и все остальное? Поди, на земле ведь, а земля любит, чтобы ей кланялись.

— Как живут? — Полина пребывала в полном восторге, когда находила себе собеседников. — Свято! По заповедям святых отцов живут! Им подражают. Потому дает Господь все, что нужно для подвига: и силы, и энергию, и молитву. Ах, если бы вы слышали, видели, как они молятся! С умилением, со слезами… «Го-о-о-споди, поми-и-и-луй!..» А как поклоны кладут перед образами! Нет, у нас теперь так не умеют, все забыли, выхолостили, упростили. Скоро везде мерзость запустения останется. Только в таких местах, как у них, и можно будет спасти свою душеньку грешную.

Чем больше эти разговоры велись, тем сильнее возбуждали у людей интерес к таинственности, которой была окружена жизнь странных поселенцев, сознательно уединившихся от остальных. А если учесть, что пускали они к себе далеко не всех, а лишь тех, кого сами проверили и кому поверили, то желание попасть к ним, окунуться в их жизнь разговорами Полины и некоторых других только усиливалось. Когда отец Игорь пытался вмешиваться в эти разговоры, чтобы уберечь от ненужных восторгов, неизбежно ведущих духовно неопытных людей в дьявольское прельщение, впечатлительные прихожанки затихали — но лишь для того, чтобы с еще большей силой восторгаться от этих походов.

Полина взялась уговаривать теперь самого отца Игоря отправиться в гости к тем людям. Сначала это были робкие намеки: дескать, и вам бы, батюшка, хоть краем глаза глянуть на их жизнь, а в последнее время приглашала открыто, все настойчивее и настойчивее.

— Я уже виделся с ними, общался, — отец Игорь помнил свою последнюю встречу, — поэтому не хочу быть в роли незваного гостя.

— Какой же вы незваный, батюшка! Званый, желанный! Там как узнали, какая беда с вами стряслась, сразу стали просить, чтобы Господь сломал пущенные в вас стрелы лукавого. Если бы вы только видели, как они молились, как просили Бога…

— И с чего бы вдруг? — усмехнулся отец Игорь, вспоминая, с каким недоброжелательством встретили его незнакомые женщины, когда он возвращался вечером домой.

— Как же, батюшка! — Полина внось готова была упасть отцу Игорю в ноги. — Ведь они вас не просто уважают, а чтут, как…

— С чего бы вдруг? — снова охладил ее восторги отец Игорь. — То, говоришь, что благодать от нас ушла, что стали мы пустышками, и вдруг такое почитание.

— Батюшка, простите нас, грешных! Сдуру ляпнула языком, рогатый попутал. Уважают они вас, даже любят. Ведь не кому-то, а именно вам Господь открыл тайну здешних отшельников. Простому человеку, случайному, Он бы не открыл, а хранил бы эту тайну под Своим покровом, пока бы не пришли сюда наследники ревнителей древних подвигов. А испытав вас, привел уже и тех людей, которые тоже хотят ревновать подвигам старцев. Не гневайтесь ни на них, ни на меня, грешную. Хотят они вас у себя видеть, зовут в гости, не откажите им в милости. Для наших людей они и впрямь диковатые, странные: ни хозяйства у них, ни забот привычных. Живут живой верой и молитвой, а обо все остальном Господь заботится: и чем напитать их, и чем обогреть. На нас другие тоже ведь смотрят косо: одни как на чокнутых, другие как на богомолов, третьи как на… На всяк роток не накинешь платок, пусть себе смотрят. Мы и есть не от мира сего.

Отец Игорь не испытывал желания идти к этим людям, несмотря на уговоры Полины.

«Кем я туда явлюсь? — рассуждал он. — Была бы нужда в моей помощи или присутствии там — позвали бы сами, не за три девять земель друг от друга живем. В чужой монастырь лезть со своим уставом? Раз они считают наши храмы мерзостью запустения, оскудением веры, а нас самих — лишенными благодати Божией, то пусть живут по своим законам и правилам. Они приехали и поселились здесь с готовыми убеждениями, своей общиной. Странно, что никому до них нет дела: как живут, как воспитывают своих детей, почему те не ходят в школу, почему община обособилась от всего белого света. Неужели нашумевшие истории с сектами, где процветали отвратительные пороки, растление, насилие над психикой людей, ничему никого не научили? Почему этими людьми не интересуются органы власти, кроме нашего сельского председателя? Или ждут, пока из этого тихого омута что-то не вылезет?..»

«С другой стороны, — продолжал рассуждать, — почему бы не наведаться? Ведь это напрямую касается моей паствы. Только и разговоров об этих отшельниках да подвижниках. Началось с Полины, а от нее, смотрю, другие заразились: подхватили эти разговорчики, сами стали хаживать в гости. Не пойму: чего люди ищут? В нашей вере, в наших храмах — вся полнота и благодати, и спасения, и утешения, и силы. Зачем искать еще что-то? «Что смотреть ходили вы в пустыню? Трость ли, ветром колеблемую?». Истинно так. Потому что сами — трость: легкомысленные и переменчивые. Говорят ныне одно, завтра другое, ни на чем не останавливаются, чего-то ищут, а спроси — и сами толком не знают чего. Откуда ветерок дунул — туда и наклонились. У Полины целый список людей, кого она убежденно, искренно считает святыми старцами нашего времени: постоянно к ним ездит, названивает, просит советов, благословения то на одно, то на другое. А свой приход — так, с боку припеку. Считает, что здесь достаточно лишь исповедоваться, а духовной жизнью должен руководить непременно монастырский старец. Или же вот такие люди, что пришли к нам неизвестно откуда и зачем. Прости, Господи, что сужу и тех, и других…»

Своими мыслями и сомнениями отец Игорь поделился с благочинным, который курировал приходскую жизнь всего района. Протоиерей Валентин был безбрачным священником, еще от юности став целибатом. Не связав себя монашескими обетами, он, тем не менее, вел довольно строгий, аскетический образ жизни, слыл большим молитвенником, усердно занимался благотворительностью.

По его благословению ежемесячно отправлялись щедрые наборы продуктов для заключенных, в дома престарелых, а сам отец Валентин регулярно посещал эти места, неся своим словом обездоленным людям тепло и утешение в скорби.

— А что, батюшка, и впрямь побывай, — поразмыслив, сказал он отцу Игорю в ответ на его сомнения. — Худого в этом я ничего не вижу. Молиться тебе с ними нет резона, коль они считают нашу Церковь лишенной благодати. А вот взглянуть на их жизнь — взгляни. Может, впрямь нуждаются в нашей помощи, поддержке? Может, это слепцы, которые не видели ничего другого? Или же ослепленные кем-то другим. Сходи, повидайся с ними ближе, пусть Господь благословит и поможет.