Избранницы короля - Виктория Холт

Королева была счастлива. Уже не оставалось сомнений, что она забеременела.

Король, давно мечтавший о законном наследнике, опять сделался с нею нежен и заботлив. Он не стал объявлять Монмута своим законным сыном и решительно опроверг все слухи о том, что во время пребывания в Голландии он якобы женился на Люси Уотер. Карла теперь часто видели в обществе супруги; однако его любовь к Фрэнсис Стюарт не ослабевала.

Продолжал он наведываться и к Барбаре, которая крепко держалась за звание первой любовницы короля и не собиралась никому его уступать.

Нрав ее оставался таким же горячим, как прежде, и она снова была беременна.

— По-моему, Карл, мы с вами не успеваем произвести на свет одного младенца, как тут же зачинаем другого! Надеюсь, что у нас опять родится мальчик.

— У нас? — приподнял брови король.

— Конечно, у нас! — пронзительно выкрикнула Барбара. — У кого же еще?

Король невольно оглянулся. В Петушиной Арене, построенной когда-то Генрихом Восьмым для всех тех, кого он желал постоянно иметь под рукой, проживала не одна Барбара; здесь также находились апартаменты Кларендона и Бэкингема.

Разумеется, соседи Барбары, равно как и весь остальной двор, знали о ее бурных взаимоотношениях с королем, но Карл все же предпочел бы, чтобы их ссоры не так часто долетали до посторонних ушей.

— Сомневаюсь, что этот ребенок мой, — сказал он.

— А чей же он, по-вашему?

— Полагаю, что вам это должно быть известно лучше, чем мне. Хотя очень возможно, что и для вас этот вопрос окажется непростым.

Барбара оглянулась в поисках чего-нибудь, чем можно было бы запустить в короля, однако не обнаружила ничего, кроме подушки; кидаться же подушками она считала ниже своего достоинства.

— Послушайте, Барбара, — продолжал король. — Пусть его для разнообразия усыновит кто-нибудь другой.

— Значит, вы намерены снять с себя ответственность за ребенка?

— Повторяю, я не считаю, что эта ответственность на мне лежит.

— Советую вам изменить свое мнение до того, как он родится, не то я задушу его собственными руками и вышвырну на улицу с короной на голове — чтобы все знали, что это сын короля.

— Сумасшедшая, — рассмеялся король.

Барбара тоже засмеялась и, метнувшись к королю, обняла его за шею. В былые дни за этим непременно последовали бы страстные поцелуи, но сегодня король был задумчив и не отвечал на ее ласки.

Свет от восковых свечей падал на прекраснейших дам и галантнейших кавалеров английского двора, собравшихся в апартаментах Фрэнсис Стюарт.

Фрэнсис, сидевшая за одним столом с королем, была еще неотразимее, чем всегда; ее черное с белым платье выгодно оттеняло белизну и нежность кожи, на шее и в волосах сверкали бриллианты.

Барбара из-за соседнего стола внимательно следила за королем и хозяйкой вечера, та же не замечала, казалось, ничего, кроме карточного домика, постройкой которого была занята в данный момент.

«Словно дитя!» — подумала Барбара.

Возведение карточных домиков было любимым занятием госпожи Стюарт, и всем, кто желал ей понравиться, приходилось состязаться с нею в этой бессмысленной игре; однако сравниться с Фрэнсис мог один только Бэкингем.

Теперь они строили свои карточные домики, сидя бок о бок за одним столом. Король подавал карты Фрэнсис, леди Честерфилд — Бэкингему. Все остальные строители карточных домиков давно уже сдались и теперь с интересом наблюдали за состязанием сильнейших — замирающей от восторга Фрэнсис и невозмутимого Бэкингема. Холодное спокойствие последнего вот-вот должно было восторжествовать над детским волнением госпожи Стюарт.

«Дура! — подумала Барбара. — Наверное, она и впрямь не умнее малого ребенка, раз эта глупая игра приводит ее в такой восторг... Или все это обычное притворство? Желание привязать к себе короля, которому, как она полагает, наскучили такие, как я?.. Что ж, посмотрим, чья возьмет, госпожа Фрэнсис!»

На миг вниманием Барбары завладела леди Честерфилд. Она сильно изменилась за время своего замужества. Выходя за Честерфилда, она, помнится, была точно такой же дурочкой, какой прикидывалась сейчас Фрэнсис, однако детская наивность не принесла леди Честерфилд желаемых результатов. Теперь же в любовники к ней напрашивался Джордж Гамильтон — между прочим, недавний возлюбленный Барбары, — и даже герцог Йорк оказывал ей те особенные знаки внимания, коими всегда удостаивал очаровавших его дам. Особенность их состояла в том, что он с тоскою пожирал свой предмет глазами, отчего все кругом втайне потешались, или же совал любовные записки в муфту или карман своей избранницы. Но поскольку избранницы герцога не всегда охотно откликались на его страстные призывы, то его записки частенько, якобы случайно, выпадали из муфты или кармана и с немалым интересом прочитывались всеми желающими.

Потом Барбаре вспомнилась первая встреча с Честерфилдом и ее первый опыт в той области жизни, которая до сих пор оставалась для нее наиважнейшей. Все-таки Честерфилд был прекрасным любовником!..

Тут же ее кольнула неприятная мысль о том, что он давно уже не заглядывал к ней. О причинах его отсутствия догадаться было нетрудно: он увлекся другой женщиной; курьез, однако, состоял в том, что эта женщина оказалась его собственной женой.

Увы, он слишком поздно обратил свое внимание на леди Честерфилд: она уже не могла забыть выстраданных по его вине унижений и лишь холодно отворачивалась от него. Теперь ей больше нравилось принимать ухаживания Джорджа Гамильтона, ловить на себе страстные взоры герцога Йорка и быть законодательницей мод при дворе; мода на зеленые чулки, к примеру, пошла с того дня, когда обтянутая зеленым шелком ножка впервые мелькнула из-под подола леди Честерфилд.

Итак, король был всецело увлечен прекрасной Фрэнсис Стюарт, Честерфилд — собственной женой, Бэкингем, дружба которого с Барбарой, разумеется, время от времени перерастала в любовную связь, также ухаживал за Фрэнсис — хоть Барбара и повторяла себе, что при этом он следует ее совету.

И все же в том, что трое ее возлюбленных в одно и то же время начали засматриваться на других женщин, приятного было мало.

Кстати, и Джордж Гамильтон тоже оказывал леди Честерфилд разнообразные знаки внимания, в надежде склонить ее к нарушению супружеской клятвы.

Неужели она — Барбара, графиня Кастлмейн — останется совсем одна?

Впрочем, нет, одна она, конечно, не останется; любовник для нее найдется всегда — пусть даже конюх, но зато здоровый и сильный; и все же скверно, что многие из таких, казалось бы, верных ее поклонников стали глядеть на сторону. Да, пора, пора уже показать королю, какая притворщица его Фрэнсис Стюарт! Вряд ли он сможет простить ее с той же легкостью, с какой прощал Барбару. Ведь неверность Барбары он всегда принимал как должное; они оба не умели обуздывать свои страсти и оба признавали друг за другом право на известную свободу; во всяком случае, появлявшиеся то у Барбары, то у Карла возлюбленные никогда не служили им поводом для размолвок.