Восстание в крепости - Гылман Илькин

— Браво!.. Браво!.. — опять воскликнул Тайтс и снова зааплодировал.

Подполковник Добровольский то и дело бросал огненные взгляды на хозяйку дома. "Недурна, весьма недурна! — думал он. — Миловидна, свежа!" Глаза его то и дело останавливались на оголенной груди пышнотелой красотки.

Заметив это, Тамара Даниловна как-то неопределенно заулыбалась. Добровольский же, видя, что его страстные взгляды не встречают протеста, все больше воспламенялся.

Пристав и Тайтс порядком захмелели. Жена Тайтса наполовину спала.

Подполковник пальцем ослабил воротничок.

— Жарко, — сказал он, бросая на Тамару Даниловну многозначительный взгляд.

Она обвела взглядом сидящих за столом и вопросительно посмотрела на подполковника.

— Если господин подполковник желает подышать свежим воздухом, можно выйти в сад. Я покажу вам наши скромные владения.

— О, с удовольствием!

Подполковник поднялся и взял Тамару Даниловну под руку. В дверях хозяйка дома обернулась и любезно сказала Тайтсу:

— Прошу вас, не скучайте. Коля, поухаживай за гостями. Я покажу господину подполковнику наш сад. Мы скоро вернемся.

Пристав равнодушно посмотрел им вслед, продолжая что-то жевать. Он тут же наполнил рюмки и привстал со стула, желая чокнуться с Тайтсом. Однако, протянув руку, пристав задел локтем графин с красным вином. Графин опрокинулся, на скатерти расплылось большое розовое пятно.

Пристав, нисколько не смутившись, махнул рукой.

— Не обращайте внимания, — сказал он. — У меня есть примета: хозяев дома, где пролито вино, ждет удача.

Жена Тайтса вскочила, желая спасти вторую половину скатерти.

Пристав запротестовал:

— Не извольте беспокоиться, прошу вас. Сейчас все будет сделано.

Он позвал служанок. Пришли две женщины — одна пожилая, другая совсем юная — и начали менять скатерть.

Пристав, желая развлечь гостей, подвел их к стене, завешенной ковром, на котором красовалось всевозможное оружие. Он долго рассказывал про ружье, верно служившее его отцу при подавлении восставших горцев; сейчас оно, потемневшее от времени, висело на гвозде. Кукиев громко прочел надпись на ложе, сделанную миниатюрными серебряными буквами: "От командования за отличную стрельбу". Затем он начал рассказывать историю коллекции кинжалов, — каких здесь только не было! — и кривых, и коротких, и клинообразных, и тупоносых.

Когда стол был приведен в порядок, пристав пригласил гостей занять свои места, а сам продолжал рассказывать про оружие.

Добровольский и хозяйка дома появились примерно через полчаса. Подполковник, как всегда, был холоден и надменен. Никто не обратил внимания на светящиеся странным блеском глаза хозяйки дома. Лишь от Тайтса не ускользнула одна деталь: изящный накрахмаленный воротничок ее розового вечернего платья был слегка помят.

Очевидно, примета, о которой упомянул пристав, разлив вино, оказалась верной: удача не заставила себя долго ждать. Но это была удача подполковника Добровольского!

Подполковник сидел за столом недолго. Выпив чашку кофе, он поднялся и попросил у хозяйки дома разрешения покинуть их. Все поднялись, желая проводить Добровольского. Однако Тамара Даниловна велела гостям и мужу не беспокоиться и пошла провожать его сама.

Как назло, служанки расстилали в коридоре половик. Попросить их выйти из коридора было неудобно. Прощаться с Добровольским пришлось не так, как того хотела Тамара Даниловна, поэтому настроение у нее, когда она вернулась в комнату, было несколько омрачено.

Глава восьмая

Костоправы и местный врач не смогли вылечить ногу Кара Насира. Перелом был выше колена. Через несколько дней нога сильно опухла и сделалась багрово-синей, У боль-кого начался жар, он стал бредить. Из Нухи приехал хирург и, осмотрев пациента, признал его состояние безнадежным — газовая гангрена.

Жена Кара Насира рвала на себе волосы, раздирала ногтями грудь и лицо. Никто не мог утешить ее.

"Кто накормит моих четверых сирот?!" — причитала она, обращаясь к тем, кто приходил проведать ее мужа.

Спустя два дня рано утром к дому Кара Насира сбежались соседи, привлеченные душераздирающим женским воплем. Больной скончался. Причитания и плач несчастной женщины были слышны в соседних кварталах, Она то и дело произносила имя своего брата Гачага Мухаммеда, призывала его взять под защиту ее сирот, отомстить за смерть Насира.

Бахрам пришел к телу покойного одним из первых. Он послал старшего сына Кара Насира за Узуном Гасаном, и, когда тот явился, отозвал его в сторону и сказал:

— Ты, конечно, знаешь, Гасан-киши, у этих несчастных нет близких, кроме Гачага Мухаммеда. Но ведь он скрывается и не может прийти в этот дом.

— Зачем ты говоришь мне об этом? Я все знаю.

— Может быть, ты им поможешь?

Узун Гасан сразу догадался, чего хочет от него Бахрам.

— Разумеется, о чем речь? Ты мог бы и не просить меня об этом. Помогать тем, кто в беде, наш долг, Я пошел за лопатой и киркой.

Бахрам, видя, что старый фаэтонщик правильно его понял, сказал:

— Не торопись, могилу выроешь завтра утром. А сегодня у нас будут другие дела.

Бахрам не случайно обратился к Узуну Гасану с просьбой вырыть могилу для Кара Насира. До того как Гасан-киши стал фаэтонщиком, он много лет работал могильщиком на городском кладбище, устанавливал там надгробия и могильные камни. Но, похоронив единственного сына, который сгорел от чахотки, старик сломал кирку и лопату и решил переменить профессию. Он долго размышлял, чем заняться, наконец влез в долги, купил пару лошадей и старый фаэтон. В первые дни, сидя на козлах, Узун Гасан чувствовал себя неловко. Надо было покрикивать на лошадей, а он стеснялся. Но время делает свое: скоро он привык к новой работе, она помогла ему быстрее забыть горечь утраты.

Бахрам не знал, что именно заставило Узуна Гасана расстаться с прежней профессией, так как тогда Бахрам был еще подростком. Видя, что Узун Гасан вдруг погрустнел и задумался, он спросил с беспокойством:

— Что с тобой, Гасан-киши? О чем ты размышляешь? Или у тебя есть какое-нибудь срочное дело?

Узун Гасан поднял глаза на Бахрама.

— Срочное дело?.. Ошибаешься, дружок. — Он усмехнулся: — Мои клиенты разбежались кто куда, собрать их трудновато. Просто я вспомнил своего сына Тогрула.

На следующий день, одолжив у соседей лопату и кирку, Гасан-киши пошел на кладбище. Подходя к новой его части, он услышал слабый стон. Гасан-киши остановился: кто-то тихо плакал. Он оглянулся, поблизости никого не было. Кругом торчали одни только надгробные камни, покосившиеся в разные стороны. Редкие деревья в утренней дымке выглядели печальными и задумчивыми.

На миг фаэтонщику подумалось, что это стонут сами надгробные камни.

"Словно утренняя молитва покойников", — пронеслась в голове старика мысль, показавшаяся ему нелепой. И вдруг ему сделалось жутко. Но он сейчас же взял себя в руки, еще раз огляделся и опять никого не увидел.

А печальный стон все висел в воздухе, чем-то напоминая шум горного потока.

Гасан-киши шел по старому кладбищу среди могил, из которых многие почти сровнялись с землей. Трава доходила ему до колен. По мере того как он шел, странный стон слышался все ближе и ближе.

Началась уже новая часть кладбища. Было видно, что многие надгробные камни поставлены здесь совсем недавно. У одной из могил Гасан-киши заметил что-то черное. Стон шел именно оттуда.

Сделав еще несколько шагов, фаэтонщик увидел старую женщину в черном платье. Она лежала на совсем еще свежей могиле, припав к ней головой. Гасан-киши не мог разглядеть ее лица.

Женщина что-то негромко причитала, но слов ее нельзя было разобрать. Очевидно, она плакала уже давно: голос у нее был охрипший слабый. Она не обернулась на звук шагов, возможно, даже не расслышала их, все ее мысли были с человеком, который лежал там, под землей.

Фаэтонщик задумался, припоминая, кто мог быть похоронен в этой могиле. По всем признакам погребение состоялось всего несколько дней назад.

"Кажется, здесь похоронен сын Гюльсабах-гары, — подумал он. — Да, так оно и есть. Бедный парень возвращался ночью с мельницы, хотел перейти реку вброд, но ошибся и попал в омут. Несчастная мать осталась без кормильца".

Гасану-киши вспомнилось, как сам он недавно хоронил своего сына…

Старик пробормотал коротко молитву и двинулся дальше. Это была та часть кладбища, где покоились состоятельные люди. Здесь и надгробные камни были красивыми, аккуратными, а могильные плиты — побелены. Попадались надгробные камни из мрамора. Росло несколько верб, в тени которых было приятно посидеть.