Башня - Колин Уилсон

Шел он быстро, двигаясь вдоль отметин на песке. Пауки ступали так невесомо, что следов за ними почти не оставалось; невозможно определить, сколько их было. Отпечатки ног Вайга и Сайрис виделись совершенно четко. Судя по глубине следа на мягком песке, шли они не налегке — возможно, несли Руну и Мару. Найл то и дело цепко всматривался в сторону горизонта, но тот был чист.

Путь лежал через западную оконечность каменистой пустынной земли, ориентировочно между пещерой и страной муравьев. Среди растительности чаще всего встречались терновник и тамариск, песок был равномерно усеян черными вулканическими камнями-голышами. Вдали рельеф постепенно загибался в горный хребет, на востоке чернели конусы потухших вулканов. Местность была неприглядной и угрюмой. Задувающий с запада ветер, перемахнув через голые раскаленные камни, иссушал пот сразу же, едва тот выступал из пор. Найлу доставляло удовольствие ощущать мрачное равнодушие ко всем этим неудобствам. Память о вздувшемся трупе Улфа приводила к мысли: телесные страдания — пустяк.

Он напрочь утратил чувство времени и был слегка удивлен, обнаружив, что солнце, оказывается, совсем уже коснулось левого окоема. Тянулась под ногами рыжеватая земля. Вдаль уходили красные скалы, некоторые из них — узкие обелиски высотой более пятидесяти метров. Пора было подумать о ночлеге. Эта местность была одинаково ровной и голой во всех местах. В конце концов Найл набрел на плоский рыжий камень, вросший в землю под углом. Вдобавок там еще пристроился терновый куст. Полчаса у Найла ушло на то, чтобы выдрать растение из земли и утрамбовать место, откуда оно торчало. Затем Найл поужинал сушеным мясом и плодом кактуса. Вкус горьковатой воды из родной пещеры вызывал шквал щемящих сердце воспоминаний. Захотелось вдруг мучительно разреветься. Стиснув зубы, он переборол себя и пошел собирать камни, чтобы сделать укрытие недоступным для ночных хищников. С чего бы, казалось, возводить укрытие среди ровной и совершенно голой равнины? Найлу просто хотелось забыться трудом. Сквозь скорлупу онемения не так донимает неизбывное горе.

Осторожность, однако, себя оправдала. В этом пришлось убедиться в глухой предрассветный час. Найл пробудился, почувствовав, как за терновым кустом что-то грузно возится. Свет луны уже тускнел, и в молочном сумраке смутно различались очертания какого-то крупного существа, быть может скорпиона. Тварь обнаружила присутствие Найла — должно быть, он случайно дернулся или вскрикнул во сне. Вытянув руку, юноша сжал металлическую трубку. Было слышно, как тварь сухо скребется панцирем о камни. Вот шевельнулся терновый куст. Найл, схватившись за него обеими руками, попытался удержать. Сообразив, что ему сопротивляются, существо начало огибать куст, выискивая, куда можно сунуться. Найл резко, волчком сел, прижавшись затылком к камню. Тварь, почуяв движение, взялась за «работу» с удвоенной силой. В фасеточном глазу мелькнула раздробленная луна. Тварь пыталась проделать брешь между нагромождением камней и верхушкой тернового куста, используя защищенные панцирем плечи как таран. Найл почувствовал, что ступню щекотнул щупик. Подавшись вперед, он с силой утопил кончик трубки. Та, щелкнув, раздвинулась на пару шагов. Обмирая от ожидания, что его вот-вот кромсанут челюсти, Найл опять с размаху двинул копьем в темноту и, судя по всему, угодил куда надо: оружие вошло во что-то мягкое. Существо не мешкая развернулось и пустилось наутек, свет луны отливал на чешуйчатой спине. Уж кем бы эта тварь ни была, но решила, что добыча с таким опасным жалом ей не по зубам. Найл же подтянул куст на прежнее место и снова улегся, положив оружие возле себя. Глаза открыл уже с рассветом. Подрагивая от утренней прохлады, он лежал и наблюдал, как восходит солнце. Пожевав сушеного мяса и запив водой, он продолжил путь в сторону гористой возвышенности.

Чем выше, тем становилось прохладнее. Переливчато дрожал вдали теплый воздух. Земля была очень жесткой, и следы не читались, но Найл был уверен, что семья прошла именно здесь. Выщербленная, полуразрушенная тропа была когда-то в забытой и дорогой его сердцу древности, и, очевидно, по ней пролегал главный путь через холмы. На одном из участков, где дорога спускалась в узкую лощину, скопилась пыль, и на ней явственно различались следы Сайрис и Вайга, а также невнятные отметины пауков.

Через несколько миль Найл совершенно неожиданно для себя вышел на емкость с водой, стоящую возле дороги. Она была сделана из массивных гранитных плит, доставленных явно издалека. Ширина около двух метров, сверху большой, наполовину сдвинутый плоский камень. Вода была кристально прозрачная, под ее поверхностью лепился к каменным стенам зеленый лишайник. Найл вынул из мешка кружку (ее вырезал из дерева Джомар) и зачерпнул воды, такой холодной, что сводило зубы. Напившись вволю, он облил себе голову и плечи, громко хохоча от восторга и облегчения. Вода проделывала влажные дорожки в припорошившей кожу пыли.

Оказывается, здесь останавливались и мать с братом: он узнал след сандалии, той самой, принесенной матери в подарок от Стефны. А вот следов малышей никак не обнаруживалось, хотя Найл все вокруг осмотрел.

И, вглядываясь в воду, в поросшие мхом камни внизу, он почувствовал в себе призрачное свечение нарождающейся энергии, огонь, моментально погасший при воспоминании о погибшем отце. Одновременно с тем Найл впервые за два дня ощутил неизъяснимое чувство радости — просто так, оттого что жив. Он заглянул в воду, давая уму расслабиться, и будто соскользнул в прохладную глубину, сияющую мягким светом. Ощущение такое, словно утопаешь в удобной постели, а сознание в то же время остается начеку. Какая-то часть Найла все же сознавала, что волосы у него мокрые, и солнце обдает лучами спину, и колени жестко опираются о землю. Другая же, совершенно обособленная, степенно плыла в тенистой прохладе — неспешно, отрешенно, — словно время прекратило свое существование.

Вдруг вода неожиданно исчезла, и оказалось, что он смотрит на своего брата Вайга. Тот лежал на спине — глаза закрыты, голова уткнулась в корневище. По всему видно, что измотан: вон лицо какое осунувшееся, посеревшее, будто безжизненное. Но ничего, дышит — грудь мерно вздымается и опадает. Поблизости угнездилась неразлучная оса, словно оберегая сон хозяина.

Мать сидит рядом, прихлебывая воду из чашки. Тоже устала донельзя, лицо покрыто сетью темных морщин там, где пот смешался с дорожной пылью. Найл сознавал, что эта сцена происходит на самом деле, только непонятно, где именно. Как она возникла, тоже неясно. Почему-то нигде не было видно двоих малышек, а разомлевшие на солнце четыре паука имели почему-то не черную, а бурую окраску. Управляя своим внутренним влиянием, Найл мог различать их так же тщательно, как если б сам стоял возле них. Туловища у пауков были ворсистые. Их физиономии удивительным образом напоминали человечьи лица. У пауков были большущие черные глаза, созерцающие мир из-под выроста наподобие лба. Чуть ниже помещался ряд глаз помельче, а ниже — еще один вырост, похожий на приплюснутый нос. Челюсти-хелицеры со сложенными клыками напоминали бороды. Брюшина была меньших размеров и более подтянута, чем у большинства их сородичей-пауков. Когда один из них, с тяжелой силой поднявшись на передние лапы, поворотился навстречу яростно сияющему солнцу, стало видно, насколько все-таки ладно, даже атлетически сложены эти твари. Им, несомненно, доставляло удовольствие нежиться на солнце.