Имперский граф - Серг Усов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник разведки с недоумением смотрел на своего шефа.
— Но векселя…, — растерянно произнёс он, — Они ведь родовыми магическими Знаками защищены, а в каждом банке, даже самом мелком…
— Имеется маг, — продолжил его мысль Олег, — Не проблема. Ноу проблемс. На эти поддельные векселя тоже наложены родовые Знаки Шитора. Я их скопировал. Не смотри на своего повелителя, как на сумасшедшего. У тебя был повод усомниться во мне хоть раз?
— Ннет, я..
— Ну, раз нет, то спасибо за доверие, и пошли завтракать, это убери к себе в сумку. С Клейном обговорим, каких торговцев, не из наших, можно будет втёмную использовать. А, может, кого и в долю взять можно будет.
Глава 18
Собик распотрошил крысу и принялся снимать с неё шкуру. Сделать это ножиком из дряного мягкого железа было непросто, и он основательно помучился.
Гнус, наблюдавший за мучениями своего подручного, только презрительно ухмылялся — он-то крыс жрать не станет, как бы тяжело им сейчас не было. Ну, впрочем, если уж станет совсем голодно, то, всё же, заберёт мясо у Собика.
— Хватит возиться с ней, — сказал Гнус, — Потом дочистишь. Вытри руки и морду и слазь наверх, посмотри, ушли псы или всё ещё торчат.
В норе, которую они использовали, чтобы иногда прятаться от своих конкурентов — таких же, как они, мелких воришек и грабителей, в этот раз они оказались, скрываясь от облавы, устроенной псами, как называли стражников комендатуры все серьёзные пацаны районов возле Вонючки.
Как назло, именно возле люка, ведущего в их схрон, на перекрёстке недалеко от кабака Жгута, псы поставили сменяемый пост, по-сути, заперев банду Гнуса в её логове.
— А чё там смотреть? — Собик не удержался и оторвал зубами кусок сырого крысиного мяса. За четыре дня, что они сидели в этой норе, он основательно оголодал, а главарь своей долей честно поделенных сухарей и орехов, не делился. Хорошо, хоть вода была в избытке. Именно из-за подземного ручья, протекающего вдоль стены заброшенного и полузасыпанного подвала, они и выбрали это место себе под укрытие, — День ещё. Не уйдут они никуда.
Гнус не стал ничего говорить. Вскочил и молча ударил вторую половину своей банды ногой в бедро.
Вскрикнув от боли и обиженно посмотрев на своего главаря, Собик медленно пополз по когда-то засыпанной пологой лестнице, вдоль которой они прорыли лаз, укрепив его палками.
Малыш Гнус, хотя теперь никто не имел права называть его Малышом — он отказался от первой части своей клички, теперь считал себя главарём банды, пусть даже пока в банде их было всего двое.
— Ну что там? — спросил он вернувшегося с вылазки Собика.
— Стоят, всё также. Их там даже теперь четверо. Видимо, смена, чё, — шмыгнул носом тот, — Может рискнём ночью, а?
— Придётся.
Гнусу тоже надоело уже тут торчать. К тому же, его запасы еды, которые, в отличие от напарника, он не стал жрать в один приём, всё же подходили к концу, а уподобляться Собику и ловить крыс, он не собирался.
Впрочем, в этом полузасыпанном подвале ему было гораздо лучше, чем в подвале у Кастета, где он, вместе с Тупицей, этой здоровенной отбитой идиоткой, провёл больше декады.
В этом подвале, где он укрывался сейчас, его хоть не били. Даже наоборот, он теперь бил. На правах более сильного. Более сильного не телом, тут, как раз, Собик мог бы ему и навалять, а характером, позволившим Гнусу подчинить себе более рослого парня.
— Слышь, Гнус, а нас твои бывшие главари не найдут? — спросил его мучающийся от безделья напарник, — Не по понятиям, кажись, мы свою банду создали.
— Заткнись, трус. Мы больше никому ничего не должны отстёгивать. Мы теперь сами скоро начнём пацанам свои условия ставить, — обдал презрением своего товарища Гнус, — А найти нас мои бывшие паханы не смогут. Нет их больше.
Малыш тихо и довольно засмеялся, вспомнив, как ходил на казни своих бывших наставников и хозяев.
Это было очень увлекательно смотреть, как корчились и орали от боли те, кто раньше часто бил его и отбирал всё, честно им украденное. Как смешно дёргали они ногами и облегчали кишечник и мочевой пузырь, когда эти дёрганья затихали.
А ещё, наслаждаясь видом казней, вместе с толпами горожан, рабов и даже приехавших из соседних деревень невыкупившихся до сих пор сервов, Гнус не забывал и о своей работе, ловко в давке подрезая кошельки у ротозеев.
Тот день был, наверное, самым счастливым и удачливым в его жизни. Тогда он поднял больше восьми рублей, если сложить вместе всё содержимое срезанных им кошельков.
В основном, в них были медные солигры и тугрики, которые он и прикопал здесь в подвале. Но было и три рублёвые и одна лигровая серебрянные монеты. Их он закопал за городом, недалеко от хутора, которым когда-то, до жёлтого мора, убившего его родителей и двух сестёр, владела его семья.
— Я слышал, что тех паханов нет, но другие появились, — жуя сырое жёсткое мясо сказал Собик, — Они…
— Плевать на них. Понял? Я твой пахан, и всё. А надо мной больше не будет никого.
Гнусу, как и его единственному соратнику, ещё не исполнилось и семнадцати лет. Но он считал, что больше не нуждается ни в наставниках, ни в начальниках, ни в хозяевах.
Идти куда-то работать или кому-то служить он не хотел категорически. До чего доводит работа, он видел на примере своих родителей и тётки.
Его родители, свободные поселяне-арендаторы, выращивали скот и птиц, которых поставляли в замок Пален. Туда же они продавали молоко, масло, сметану и сыр, которые производили сами. И, при этом, еле сводили концы с концами.
Барон Пален, не нынешний, а ещё бывший, постоянно поднимал арендную плату за землю, пользуясь тем, что бросить с таким трудом построенные дома, амбары, сараи и налаженное хозяйство, арендаторы не решались, а баронский управляющий, тоже бывший, всё время норовил обмануть в рассчётах и задержать оплату.
Когда родители и сёстры умерли от жёлтого мора, оказалось, что за хозяйством числится огромный долг. Поэтому всё имущество родителей забрал себе барон. Самого Гнуса, тогда ещё шестилетнего мальчишку Ковика,
