Звезды, не нанесенные на карты - Андрэ Нортон

– Стерты! – Он со свирепым выражением повернулся ко мне.

– Пути назад нет. – Я напрягся, готовясь к нападению. Но тут выражение его глаз изменилось, и я понял, что если он и хочет со мной посчитаться, то отложит это на будущее. Теперь его главная забота – наш корабль и возможность отделаться от преследователей.

Иити и Зильврич никак не объясняли мне свои таинственные занятия с чашей, точно так же не советовался со мной и Ризк, когда вносил изменения в оборудование. Но держал меня при себе как помощника, чтобы я подавал инструменты, поддерживал то или это, пока он создает улучшения.

– Перед возвращением все придется делать заново, – сказал он. – Это все временное. Я даже не могу поручиться, что оно сработает. Нам понадобится прочная сеть…

Мы занялись защитной сетью. Два кресла пилотской рубки, предназначенные для того, чтобы пилоты смогли выдержать нагрузку, были окутаны дополнительными полосками того, что мы могли снять с наших коек. Затем мы спустились туда, где работали Зильврич и Иити, чтобы постараться создать дополнительную защиту для закатанина. Я предполагал, что Иити, как обычно, будет со мной.

Я осторожно постучал по двери, за которой оставил двух телепатов с чашей.

– Войдите, – отозвался Зильврич.

Теперь он лежал, и по нему была заметна его страшная усталость. Чашу я не видел. Иити тоже лежал здесь, но он поднял голову и почти настороженно посмотрел на меня.

Я объяснил, что мы собираемся делать.

– А это возможно?

Ризк снова пожал плечами.

– Не могу поклясться своим именем, если ты это имеешь в виду. Результат остается теоретически возможным, пока не проверен на практике. Но если вы говорите правду, другого выхода у нас нет.

– Хорошо, – согласился закатанин. Я ожидал каких-нибудь замечаний – за или против – от Иити. Но их не было. И это меня встревожило. Однако я не стал настаивать, чтобы не подтвердились мои худшие опасения. Когда ситуация и так мрачная, лучше не напрашиваться на пессимистические замечания.

Но у Зильврича имелись пожелания, как получше организовать его защиту. Мы со всем мастерством, на какое способны, выполняли его указания. Когда приладили последнее импровизированное крепление, Ризк распрямился и потянулся.

– Я дежурю в рубке, – сказал он так, словно вопрос решен. Я не упустил взгляда закатанина, брошенного в моем направлении, и блеска его глаз. Зильврич словно ждал моих возражений. Но ни у кого из нас нет опыта и знаний Ризка. И теперь, когда координаты обратного пути стерты, я не видел для него возможности причинить нам вред.

У него нет причин сдавать нас силам Вейстара. И даже если он попытается вступить в переговоры, ему не дадут на это времени. Ризк вышел, а я послал Иити мысль:

– Координаты с ленты стерты. Он не может вернуть нас.

– Примитивная предосторожность, – высокомерно ответил Иити. – Если он не убьет нас при выходе и его теория подтвердится, небольшой шанс у нас есть.

– Ты как будто не очень в этом уверен. – Моя тревога нарастала.

– Машины есть машины и могут функционировать только в определенных пределах или совсем не функционировать. Однако, несомненно, это единственный ответ. И после выхода у нас будет о чем позаботиться и подумать.

– О чем именно? – Я не хотел больше мириться с неопределенностью. Тот, кто предупрежден, вооружен.

– Мы испробовали психометрию, – вмешался закатанин. – У меня не очень большие способности в этом направлении, но когда мы действовали вдвоем…

Термин, который он использовал, ничего не говорил мне, и он, должно быть, догадался о моем невежестве. Я был рад, что это сделал он, а не мутант. Зильврич не стал отвечать кратко.

– Если обладаешь определенными способностями и сосредоточишься на объекте, можешь кое-что узнать о его прошлых хозяевах. Существует такая теория, что всякий предмет, связанный с сильными чувствами, например, меч, использованный в битве, сохраняет самые яркие впечатления, и чувствительный может их уловить.

– И чаша?..

– К несчастью, на ней сосредоточивались чувства многих индивидов, принадлежавших к разным расам. И некоторые владельцы чаши были невероятно далеки от наших норм. Мы получили множество эмоциональных отражений, иногда очень сильных и ярких. Впечатления накладываются друг на друга. Словно видишь порванную шкуру, поверх нее вторая такая же, тоже порванная, но в других местах, и поверх еще и третья, и пытаешься разглядеть, что лежит под ними.

Наше предположение о том, что чаша гораздо старше могилы, в которой была найдена, и принадлежит к иной расе, чем та, представитель которой погребен в этой могиле, оказалось верным. Мы обнаружили – хотя отличить их друг от друга очень трудно – по меньшей мере четыре слоя, наложенных прежними владельцами чаши.

– А камень предтеч?

– Возможно, он и есть источник трудностей, с которыми мы столкнулись. Сила, оживляющая камень, перекрывает смесь впечатлений. Но вот что мы можем сказать точно: карта имела огромное значение для тех, кто ее изготовил, хотя для последующих хозяев большее значение имела чаша.

– Предположим, мы найдем источник камней, – сказал я. – Что тогда? Мы не можем контролировать торговлю ими. Всякий, кто обладает монополией на сокровище, становится мишенью для многих других.

– Логичное заключение, – согласился Зильврич. – Нас четверо. А такая тайна не может долго оставаться тайной по самой природе того, что мы будем искать. Нравится это тебе или нет, но тебе – всем нам – придется обратиться к властям или жить под постоянным преследованием и опасениями.

– Но мы можем выбрать власть, к которой обратимся, – сказал я. У меня возникла идея.

– Не просто логичная, но, вероятно, лучшая, – Иити подхватил мою полусформулированную мысль и пришел к отчетливому выводу.

– И если эта власть закатане… – вслух произнес я.

Зильврич посмотрел на меня.

– Ты нам оказываешь слишком большую честь.

– По праву. – Я сказал это с легким чувством стыда: трудно признать, что чужакам ты доверяешь больше, чем своим. Но это было именно так. Любому члену Совета закатан я передал бы тайну того, что мы здесь отыщем (если, конечно, отыщем что-нибудь достойное сохранения в тайне) охотней, чем любому другому руководителю. Закатане никогда не создавали империи, никогда не создавали колонии среди звезд. Они наблюдатели, историки, иногда учители. Но они никогда не поддавались страстям, желаниям, фанатизму, которые в моем виде порождают героев и злодеев.

– А если тайна окажется такой, что ею нельзя будет ни с кем делиться? – спросил Зильврич.