Карантин - Виталий Зорин

Никита вздохнул, взял с заднего сиденья пакеты с провизией и направился в дом. Будь проклят Эйнштейн, доказавший, что все в мире относительно, и тем самым лишившим человека веры в бога. Ибо то, что для Вечности миг, для человека – целая жизнь, а потому ни человеку бога, ни богу человека не понять; и что есть бог, что нет его – все едино. По крайней мере, молиться ему бесполезно… Впрочем, хватит философствовать и витать в горних эмпиреях, пора возвращаться к насущным проблемам.

Комнатка внутри домика оказалась еще меньше, чем представлялась снаружи. Одно окно, крашенные серо-голубой водоэмульсионной краской стены, обшарпанный деревянный пол с широченными щелями, две кровати с панцирными сетками, голыми матрасами и подушками, три жестких стула, стол с причудливым орнаментом пятен на некогда полированной столешнице, рассохшийся шкаф. Маломощная лампочка свисала с потолка на голом шнуре, и радовала глаз только приоткрытая дверь в душевую.

– Вода есть, но холодная, – предупредил Алексей, заметив, как оживилось лицо Никиты при виде душа. – Поставь пакеты на стол, достань из шкафа постельное белье и застели кровати.

– Мы что, еще и спать будем? – с сарказмом заметил Полынов.

– Если повезет, то вздремнем, а нет – сделаем вид, что ночевали… – Алексей закрыл на шпингалет внутренние ставни и выложил из сумки на стол портативную рацию и сотовый телефон. – Дай-ка мне твой пентоп и лазерный диск.

Когда Никита закончил заправлять постели и посмотрел на Алексея, тот с кем-то оживленно обменивался сообщениями на компьютере.

– Можешь пока помыться, – скосив на Никиту глаза, разрешил он. – Только руки после душа не забудь опять натереть пастой. Не сжигать же нам домик по отъезде.

– Ты мне переодеться что-нибудь взял?

– Извини, но весь гардероб остался на московской квартире, – не преминул съязвить Алексей. – По «легенде» отставному капитану Додику положено в форме щеголять. Никто не предполагал, что ты в Каменке по личной инициативе переквалифицируешься из ишенданта в минера.

– Ну а мыло ты хотя бы взял?

– Мыло есть. И мочалка тоже. Возьми в сумке.

Полынов разделся, бросил одежду на стул и прошлепал босыми ногами в душ. Насчет отпечатков пальцев Алексей явно перестраховывался – для современных методов опознания достаточно волосинки, чешуйки перхоти, чтобы по ДНК определить идентичность личности. А в данной ситуации и этого не нужно – по косвенным данным, по описанию свидетелями внешнего облика в ФСБ легко опознают своих бывших сотрудников и внесут их в «черный список». За убийство спецназовцев расплата одна, и дело никогда не доводится не то что до следствия и суда, а даже до задержания.

Мылся Никита с огромным наслаждением. Казалось, он смывает не только пыль и грязь с тела, но и кровь своей маленькой войны с души. Холодная вода взбодрила, привела в порядок мысли. Исчезла усталость, вновь возобладала бодрость духа и настроила его на работу. Философия – она для слабых и беспомощных, пытающихся оправдать свое существование на грешной земле. Богу – богово, а у Полынова свой путь в жизни.

Одно обстоятельство, правда, несколько огорчило Никиту. Хирургический разрез на бедре, сделанный на даче Веретенова, когда Никита извлек из-под кожи нематоду, воспалился и загноился. Неудивительно.

Повязки на подобных ранах положено менять раз в сутки, а сам пациент должен если не находиться на постельном режиме, то, во всяком случае, не бегать, прыгать, ползать, закладывать мины, при этом страшно потея, нервничая и перенапрягаясь.

Когда Полынов вышел из душа, Алексей сидел у стола в одних плавках, а перед ним на экране работающего компьютера высвечивался какой-то текст. Вместо верхнего света горела невесть откуда взявшаяся настольная лампа, пакеты с провизией были раскрыты, и на столе стояли две тарелки с горками бутербродов, начатая бутылка коньяка, два пластиковых стаканчика. Алексей закончил свою работу, не дождавшись Никиты, выпил, а теперь закусывал.

– Наконец-то! – воскликнул он, прожевывая. – Я уж думал тебя за уши из душа извлекать! Пришлось грязными руками стол накрывать. – Он встал со стула. – Садись, перекуси, заодно с информацией по Пущину ознакомься. У тебя есть полчаса, пока спутник за горизонт не зашел, а я пойду мыться.

Тут он заметил воспаленную рану на бедре Полынова.

– Что это?

– Бандитская пуля… – отмахнувшись, поморщился Никита. – У тебя аптечка имеется?

– В сумке, – коротко ответил Алексей и скрылся за дверью душа. Оттуда послышался шум воды и совершенное музыкальное мурлыканье нехитрого мотивчика.

Когда Никита начал обрабатывать рану, она ему окончательно не понравилась. Края раны потемнели, вокруг нее расплылось фиолетовое пятно, а чтобы выбрать весь гной, потребовалось три тампона. В общем, кондиция не для перевязки в полевых условиях, но деваться некуда. Хорошо, в аптечке у Алексея были сильнейшие антисептики и мощные антибиотики пятого поколения. Обработав рану и всадив из шприца в мышцу бедра лошадиную дозу антибиотика, Полынов заклеил рану лейкопластырем и оделся. И только тогда впервые попытался «привязать» рану к своему желудочному недомоганию. Если это – звенья одной цепи и кровь сейчас разносит по организму личинки нематоды, то его дело швах. Вряд ли в России найдется лекарство от этой тропической напасти. Зря он не послушался Сан Саныча и не прихватил с собой его «волшебную» травку, из которой получался гадкий по вкусу отвар, но зато все проблемы с нематодами снимались в одночасье. Хоть садись, пиши покаянное письмо в Центральную Африку и проси выслать чудодейственную травку…

Никита вздохнул. Никогда он не получит от Сан Саныча волшебной травки, но вовсе не потому, что пересылка лекарственных сборов запрещена (таможенники все сожгут, так как для них любая сушеная травка в посылке – марихуана), а потому, что нет теперь у Полынова обратного адреса и вряд ли когда будет, даже если Веретенов расщедрится и сделает ему пластическую операцию. Всю оставшуюся жизнь придется провести вне закона. Но это абсолютно не волновало Полынова. Он знал, на что шел, и давно был готов к подобному повороту в своей судьбе. Другое было обидно – что никогда он не получит весточки от Сан Саныча, да и с отправкой письма старому доктору в Центральную Африку тоже будут сложности. Перлюстрацию письмо обязательно пройдет, а поскольку придется писать прямым текстом, то в ФСБ мгновенно поймут, от кого оно. Не хотелось бы причинять доктору Малахову неприятности на старости лет…

Никита опять намазал защитной пастой руки и сел к компьютеру. Времени до ухода спутника связи из зоны видимости осталось всего ничего, а досье по Пущину составляло более шестидесяти страниц плотного текста, поэтому пришлось знакомиться с ним «по диагонали». Главное было ухватить общую картину исследований Лаврика до его вербовки на точку "С", а детали можно уточнить потом – либо на одной из баз спецотдела Веретенова, если Никиту снимут с оперативной работы в Каменной степи, либо по тому же компьютеру в более подходящей обстановке.

Содержание аннотаций по плановым и хоздоговорным работам Лаврика за четыре последних года его научной деятельности в Институте молекулярной биологии не давало никаких оснований для засекречивания сведений и тем более продолжения исследований в этих направлениях под патронатом военного ведомства. Зато данные по внеплановой работе, проведенной Лавриком через научную часть института как кандидатская диссертация, представляли интерес, хотя сведения были весьма скудны и отрывочны.

Более того, за три месяца до вербовки на точку "С" сведения о направлении работы по кандидатской диссертации исчезают напрочь, а краткая запись в отделе кадров сообщает о переводе Лаврика Валерия Васильевича из отдела цитологии простейших организмов в отдел генетических мутаций, возглавляемый к тому времени уже членом-корреспондентом Академии наук Петрищевым Вениамином Аркадьевичем. Мотивировка перевода была весьма банальна – членкорр. АН России Петрищев В.А. «милостиво» согласился быть научным руководителем диссертационной работы Лаврика. «Жертва» Валерия Лаврика была Полынову понятна – получить ученую степень в те времена без научного руководителя, тем более в столь спорной области, как межвидовая мутация организмов – что до сих пор, по мнению многих авторитетных ученых, является шарлатанством, – было абсолютно невозможно. Но вот что в работе младшего коллеги обнаружил Петрищев, до того яростно нападавший на его исследования, если столь резко поменял свое мнение? Что-то явно неординарное – хватка у Петрищева была железная, и хотя в науке он представлял собой серую посредственность, зато нюх на перспективные разработки имел исключительный и умел паразитировать на чужих «мозгах». Надо же как развернулся – членом-корреспондентом Академии наук стал, свою лабораторию генетики расширил до отдела генетических мутаций…