Фатерланд - Роберт Харрис

– Мне никто не говорил. Я должен проверить.

Марш вцепился в баранку, чтобы унять дрожь в руках.

– Мы соблюдаем радиомолчание. Попробуй его нарушить – и Гейдрих лично пустит твои яйца на запонки. Это я тебе гарантирую. А теперь давай мое удостоверение.

На лице регулировщика появилась тень сомнения. Был момент, когда он, казалось, собирался вытащить Марша из машины, но потом нехотя вернул удостоверение.

– Не знаю…

– Благодарю за сотрудничество, унтервахтмайстер. – Марш поднял стекло, прекращая разговор.

Одна минута десятого. Шарли и Найтингейл все ещё беседуют. Он поглядел в зеркало. Полицейский, сделав несколько шагов, остановился и снова уставился на машину. Задумался, словно решаясь на что-то, подошел к мотоциклу и взял радиопередатчик.

Марш выругался. У него оставалось, самое большее, две минуты.

О Лютере ни слуху ни духу.

И тут он его увидел.

Из Большого зала появился человек в очках в массивной оправе, поношенном пальто. Держась рукой за гранитную колонну, словно боясь отпустить её, он стоял, оглядываясь, потом нерешительно двинулся вниз.

Марш запустил мотор.

Шарли и Найтингейл по-прежнему стояли спиной к нему. Он направился к ним.

Да оглянитесь же вы, ради Бога.

В этот момент Шарли обернулась. Она увидела и узнала старика. Лютер, как усталый пловец, достигший наконец берега, тяжело поднял руку.

«Что-то идет не так, – промелькнуло вдруг в голове Марша. – Что-то не так. Что-то такое, о чем я не подумал…»

Лютеру оставалось каких-то пять метров, когда вдруг исчезла его голова. Она растворилась в клубе красных брызг. Потом тело наклонилось вперед и покатилось по ступеням, а Шарли подняла руку, защищая лицо от разлетающихся частиц крови и мозга.

Секунда. Полторы. Потом по площади прокатился звонкий удар мощной винтовки, подняв в воздух и разбросав в разные стороны стаи голубей.

Пронзительно закричали люди.

Марш рванул «фольксваген» вперед, включил мигалку и, не обращая внимания на яростный рев клаксонов, врезался в поток машин, пересекая один ряд, потом другой. Он действовал так словно был убежден в своей неуязвимости и словно только эта вера и сила воли могли уберечь его от столкновения. Он видел, что вокруг окровавленного тела образовалась небольшая толпа. Слышал свистки полицейских. Со всех концов сбегались фигуры в черной форме – среди них Глобус и Кребс.

Найтингейл схватил Шарли за руку и тащил сквозь толпу подальше от этого места, к мостовой, где резко затормозил Марш. Дипломат рванул дверцу и, швырнув девушку на заднее сиденье, втиснулся следом. Дверца хлопнула. «Фольксваген» умчался прочь.

Нас предали.

Собирали четырнадцать человек; теперь четырнадцать покойников. Перед глазами протянутая рука Лютера, бьющий из шеи фонтан крови, отброшенное чудовищной силой туловище. Бегущие Глобус и Кребс. Все тайны ушли вместе с убитым.

Предали…

Он вел машину к подземному гаражу у Розенштрассе, рядом с биржей, туда, где раньше стояла синагога, – своему излюбленному месту встреч с осведомителями. Где ещё могло быть пустыннее? Опустив монету в автомат, оторвал билет, направил машину вниз по крутому спуску. Шины визжали по бетону, фары вырывали из темноты, словно пещерные рисунки, застарелые угольные и масляные пятна на полу и стенах.

Второй этаж был свободен – по субботам деловые кварталы Берлина представляли собой пустыню. Марш поставил машину в центральном пролете. Когда замолчал мотор, воцарилась полная тишина.

Никто не произнес ни слова. Шарли бумажной салфеткой вытирала пятна с плаща. Найтингейл, закрыв глаза, откинулся на спинку. Внезапно Марш ударил кулаками по баранке.

– Кому говорили?

Найтингейл открыл глаза.

– Никому.

– Послу? В Вашингтон? Резиденту?

– Я сказал: никому, – зло ответил тот.

– Брось, ни к чему все это, – вмешалась Шарли.

– Кроме того, это оскорбительно и глупо. Черт возьми, вы оба…

– Рассмотрим вероятные причины, – начал перечислять Марш, загибая пальцы. – Лютер выдал себя кому-нибудь – нелепость. Прослушивался телефон в будке на Бюловштрассе – невероятно: даже у гестапо не найдется средств, чтобы поставить «жучки» во все телефоны-автоматы в Берлине. Хорошо. Выходит, подслушали наш ночной разговор? Вряд ли, мы еле слышали друг друга!

– Зачем искать какой-то огромный заговор? Может быть, за Лютером просто следили.

– Тогда почему его не арестовали? Зачем убивать на людях в момент контакта?

– Он смотрел прямо на меня… – Шарли закрыла лицо руками.

– И все же: это не обязательно должен быть я, – вставил Найтингейл. – Утечка могла исходить и от одного из вас.

– Каким образом? Мы всю ночь были вместе.

– Не сомневаюсь, – зло выпалил дипломат, нащупывая ручку дверцы. – Мне необязательно выслушивать от вас это дерьмо. Шарли, а тебе лучше отправиться со мной в посольство. Прямо сейчас. Сегодня вечером мы отправим тебя самолетом из Берлина и будем надеяться, что тебя, Боже упаси, не впутают в это дело. – Он замолчал, ожидая ответа. – Ну, пошли.

Шарли отрицательно покачала головой.

– Если не жалко себя, подумай об отце.

– При чем тут мой отец? – возмутилась она.

Найтингейл выбрался из «фольксвагена».

– Мне ни за что не надо было давать втянуть себя в эту безумную затею. Ты просто сумасшедшая. А что до него, – он кивнул в сторону Марша, – то он конченый человек.

И пошел прочь от машины. Его шаги отдавались в пустом помещении сначала гулко, потом, учащаясь, стали затихать. Громко хлопнула металлическая дверь. Ушел.

Марш взглянул в зеркальце на Шарли. Свернувшись калачиком на заднем сиденье, она казалась совсем маленькой.

В отдалении послышался шум. Наверху кто-то поднимал шлагбаум. Въехал автомобиль. Внезапно Марша охватила паника, что-то вроде клаустрофобии, страха перед закрытым пространством. Их убежище могло легко превратиться в ловушку.

– Здесь оставаться нельзя, – сказал он, заводя машину. – Мы должны передвигаться.

– В таком случае я хотела бы сделать побольше снимков.

– Нужно ли?

– Ты собираешь свои улики, штурмбаннфюрер, а я буду собирать свои.

Марш снова взглянул на нее. Отложив салфетку, девушка с беззащитным вызовом смотрела ему в глаза. Он снял ногу с тормоза. Кататься по городу, несомненно, было рискованным делом, но что ещё им оставалось?

Он развернул машину, направляя её к выходу. Позади них в темноте блеснул свет фар.

3

Они остановились у Хафеля и пошли к берегу. Марш показал место, где нашли тело Булера. Как и четыре дня назад Шпидель, Шарли щелкала камерой, но теперь здесь мало что осталось для съемок. Там, где труп вытаскивали из воды, трава ещё была немного примятой. Она повернулась спиной к озеру и, дрожа, запахнула плащ.

Так как ехать к вилле Булера было рискованно, Марш притормозил у дамбы, не выключая мотора. Высунувшись из машины, журналистка сфотографировала дорогу, ведущую на остров. Красно-белый шлагбаум был опущен. Часового не видно.

– И это все? – спросила она. – Ради этого не стоит расплачиваться жизнью.

Ксавьер на мгновение задумался.

– Возможно, есть другие места.

Дом номер 56/58 по Ам Гроссен Ваннзее оказался большим особняком девятнадцатого века с украшенным колоннами фасадом. Германского филиала Международной комиссии криминальной полиции там больше не было: в послевоенные годы здание отдали под женскую школу. Марш огляделся по сторонам, посмотрел в оба конца тенистой улицы и подергал ворота. Они оказались незапертыми. Он дал знак Шарли подойти.

– Мы – господин и госпожа Марш, – сказал он Шарли, открывая ворота. – У нас дочь…

Она кивнула.

– Да, конечно. Хейди. Ей семь лет. С косичками…

– Ей плохо в школе, где она сейчас учится. Рекомендовали эту. Мы хотели бы посмотреть…

Они вошли во двор, закрыв за собой ворота.

Девушка добавила:

– Естественно, мы вторглись без разрешения и приносим извинения…

– Но фрау Марш явно выглядит слишком молодо для матери семилетней дочери.

– Ее во впечатлительном возрасте соблазнил один красавец следователь…

– Правдоподобная история.

Круглую клумбу огибала посыпанная гравием подъездная дорожка. Марш попробовал представить, как все было здесь в январе 1942 года. Возможно, земля покрыта снегом, мороз. Голые деревья. У входа дрожат двое часовых. Правительственные машины одна за другой с хрустом подъезжают по обледеневшему гравию. Подбегает адъютант и, отдавая приветствие, открывает дверцы машин. Штукарт: красивый, элегантный. Булер: в портфеле аккуратно уложены его бумаги адвоката. Лютер: моргает за своими толстыми очками. Шел ли изо рта пар в морозном воздухе? И Гейдрих. Приехал ли он, как хозяин, первым? Или же последним, чтобы показать свою власть? Зарумянил ли мороз даже эти бледные щеки?