Хольмградские истории: Человек для особых поручений. Самозванец по особому поручению. Беглец от особых поручений (сборник) - Антон Демченко

Приготовив кофе, я окинул взглядом получившийся натюрморт и нахмурился. В нем явно чего-то не хватало… Хлопнув себя по лбу ладонью, я отправился к Лейфу за припасенным с вечера букетом.

– Виталий Родионович… – пробухтел повар, пока я придирчиво осматривал цветы.

– Да? – поправляя один из бутонов, кивнул я.

– Тут это… Извозчик какой-то приехал. Ратьшей назвался… – проговорил Лейф.

– Вот как? – встрепенулся я. – Он один?

– Того не знаю. Экипаж закрытый, и занавеси на окошках опущены. Просил передать, что задание он исполнил, – пожав плечами, ответил парень.

– Замечательно. – Губы сами разошлись в ухмылке, – проводи его в дом, напои чаем… да нашего философа подготовь… Нечего всякой шушере у нас дома обретаться.

– Все сделаю, – согласно кивнул Лейф и, чуть помявшись, тихо спросил: – Виталий Родионович… а как там Лада?

– Чувствует себя вроде бы неплохо. В отличие от нас с тобой, она все-таки выспалась… – вздохнул я.

– Так вы… это… ну… что ли не… – постепенно все больше и больше смущаясь, забормотал Лейф.

– Что ли не, – усмехнулся я и, прищурившись, ткнул парня пальцем в грудь. – А скажи-ка ты мне, друг любезный, с чего это так старательно со своей сестрой меня норовишь свести, а?

– Я? – изобразил великое изумление Лейф и тут же замотал головой, одновременно начиная пятиться к выходу. – Не, я… да ни в жисть… И вообще там, вон… Мне наказ ваш исполнить…

– Ну-ну. Мы с тобой еще поговорим на эту тему, – вздохнул я, подозрительным взглядом провожая ретирующегося повара. После чего подхватил серебряный поднос с кофейными причиндалами и букетом цветов и потащил его к себе в комнату. Шум воды, доносящийся из ванной комнаты при спальне, подсказал, что Лада отправилась приводить себя в порядок. Оглядевшись, я опустил поднос на небольшой столик у окна и приготовился ждать. Вскоре шум смолк, но даже спустя добрых десять минут в спальню Лада так и не вышла… И я, кажется, догадался почему. Открыв гардероб, я снял с вешалки один из банных халатов, тихонько постучал в дверь ванной комнаты, чуть приоткрыл ее и просунул халат в образовавшуюся щель (благо, что в ванной при спальне замок не был предусмотрен). Она же ко мне в спальню пришла как была, в ночнушке и с «Барринсом», найденным мною под подушкой. Да здравствует логика! Уже через минуту Лада вышла из ванной, чуть смущенная, но уже не испуганная, и то хлеб… Вдоволь полюбовавшись на сероглазое видение в волочащемся по полу белоснежном халате, обернутом вокруг ее тела чуть ли не дважды, я улыбнулся и, подхватив Ладу под руку, подвел к креслу, стоящему у столика с подносом.

– Это мне?

– Разумеется, – кивнул я.

Девушка осторожно, словно боясь, что цветы осыпятся от одного ее прикосновения, провела кончиками пальцев по лепесткам и несмело улыбнулась. И было в ее улыбке… что-то такое… такое… Я замер, следя за каждым движением Лады, а когда она обернулась и подняла на меня сияющий взгляд…

Вот теперь, кажется, я пропал окончательно и бесповоротно. Влюбился как семнадцатилетний пацан… как пыльным мешком по темечку шандарахнуло. До звона в ушах, до полного срыва башни… Если б не «сфера», точно бы решил, что Лада меня зачаровала. А ведь думал, что такого со мной в жизни больше не произойдет… Но вот ведь случилось… Пусть и «в другой» жизни! И молчать об этом я не собираюсь. Равно как и ждать окончания эпопеи с пропажей исследовательницы, что сам себе недавно обещал. К чему?

В гостиную я спустился только в одиннадцатом часу, умиротворенный и счастливый, напрочь забывший обо всех текущих проблемах и неприятностях. Ну сумасшедший, что с нас взять? Лада, правда, порывалась подняться с постели и бежать заниматься домашними делами, но была отчитана и заперта в спальне, в лучших традициях деспотичного Востока, «для вразумления». Ха! Придется сегодня виляющему Лейфу обходиться своими силами, а завтра я что-нибудь придумаю.

– Доброго дня, Ратьша. Уж прости, что заставил ждать. Так сказать, дела семейные… – повинился я перед наливающимся дармовым чаем охранителем-извозчиком, на что тот только пожал плечами. А вот глазенки пребывающего тут же повара эдак радостно сверкнули… Ну-ну. Я с тобой поговорю еще, сводник. Всю правду вытрясу, а если понадобится, то и полевыми методами не погнушаюсь.

Словно услышав мои мысли, сын ушкуйника тут же исчез из комнаты.

– Пустое, ваше благородие, – отставив пиалу в сторонку, проговорил Ратьша. – Я хоть отдохнул по-человечески. Всю ж ночь по эдакой холодрыге мотался, исполняя поручение, устал, знаете ли. А тут покойно, тепло. Да и чаек отменный.

– Заметно, – кивнул я. – Маска сползла.

– Что? О чем это вы? – не понял «извозчик».

– По речи заметно, говорю, – охотно пояснил я. – Я ведь хоть и недолго в здешних местах обретаюсь, но уж говор извозчика от речи грамотного, образованного человека отличить смогу. Между прочим, после первой нашей встречи с поездкой в «Летцбург» вы как раз именно этими «мабуть» и «тудой» мне и запомнились… Ну и «Ведомостями», конечно.

– М-да уж. Вот это я опростоволосился. Устал… – вздохнул Ратьша, отдирая приклеенную бороду. После чего поднявшись с кресла, вытянулся во фрунт и коротко кивнул, одновременно звонко щелкнув каблуками подбитых сапог. – Ну уж коли так случилось… Позвольте отрекомендоваться, необмундированной службы Особой Государевой канцелярии, штабс-ротмистр Ратьша Гремиславич Липата.

– Прямо генералом себя чувствую… – улыбнулся я, пожимая руку собеседника.

– С чего бы это? – поинтересовался Ратьша.

– Так это ж у них даже на облучках карет «бла-ародия» сидят, – ответил я, и Ратьша расхохотался.

– Только вы уж о том помолчите, Виталий Родионович. А то эдак и Нишка ваш тоже себя высокопревосходительством возомнит.

– Безусловно, Ратьша Гремиславич, – согласился я. – А что Нискиня? Я полагаю, раз вы о нем упомянули, значит, сумели сыскать?

– Разумеется, Виталий Родионович, – уже серьезно кивнул штабс-ротмистр. – И погреб хороший присмотрел, где его подержать можно, без того чтоб в канцелярию доставлять. Вот только в толк не могу взять, чем вам подвалы наши не угодили.

– Что место подыскали, славно. У меня и собеседник на философские темы для столбовского разносчика найдется, чтоб не скучал в одиночестве. А насчет подвалов… – Я на миг замялся. – И оттуда сбежать можно. Коли не на свободу, так на тот свет. Были уже прецеденты.

– Наговора на верность опасаетесь? – смекнул Ратьша.

– Ну ежели это так именуется, то да, – кивнул я. – Но об этом можно и после поговорить, а сейчас, если не возражаете, нам пора ехать. Я обещался князю к полудню быть в присутствии. Негоже заставлять начальство ждать… по крайней мере, слишком долго.

– Согласен, – проговорил Ратьша, возвращая бутафорскую бороду на место. – Что ж, показывайте, где этот обещанный вами сосед для Нишки? Будем его в экипаж утрамбовывать.

– Простите, что вмешиваюсь, ваши благородия. Я уж философа устроил в экипаже-то, – прогудел, входя в гостиную Лейф. – Только… Ва… Виталий Родионович, там, почитай, места-то всего ничего осталось. Неудобно ехать будет.

– Подождите, философ? – нахмурился Ратьша. – Надо на него оградник нацепить, от лиха подальше. А ну как буянить начнет…

– Не начнет, – отмахнулся Лейф с самодовольной улыбкой. – Я ж ему колыбельную спел, нашу, ушкуйную.

– Дельно, – коротко похвалил повара Ратьша и обернулся ко мне. – Ну что, тогда едем, Виталий Родионович?

– Едем, – кивнул я, сделав себе зарубку в памяти поподробнее расспросить Лейфа об этой самой «колыбельной»… да и вообще об ухватках ушкуйных. Кажется, это может быть оч-чень интересно.

Погреб, подобранный штабс-ротмистром, оказался не так далеко от канцелярии, на той же Торговой стороне, только ближе к Плотне. Проехав немного от Словенской набережной, вдоль Старого ручья, Ратьша загнал экипаж во двор довольно богатой, но почему-то нежилой усадьбы, в погребе которой и предстояло посидеть нашим пленникам. Расспрошенный мною еще по дороге, Нискиня поначалу не мог рассказать почти ничего внятного, кроме того, что наутро после исчезновения Хельги, о котором он, разумеется, ни сном ни духом, обнаружил в кармане три рубля серебром. Кто, что, откуда и за что, того он не знал. Знакомый почерк.

Нет, уже в брошенной усадьбе мне удалось отыскать ведро и воду, требовавшиеся для воздействия, и после Кононова наговора кое-что столбовской разносчик все же вспомнил. Вот только какой мне толк с его корявых описаний типа: «не кривой, не косой, глаз не злой… но стра-ашнай!»? Разве что очную ставку провести? Но это терпит. А вот князья терпеть не станут. Иначе говоря, до полудня осталось меньше часа, и в канцелярии меня уже ждут. Пора ехать.