Неправильное воспитание Кэмерон Пост - Эмили М. Дэнфорт

но она была хорошим опытным спасателем, и я радовалась ее помощи. Мои старания вскоре окупились, потому что Хейзел вручила мне три закатанных в пленку сертификата Красного Креста, а также спасательский свисток и красный купальник с белой надписью «Спасатель» поперек груди. У меня получилось!

* * *

Бретт уехал на сборы, а у нас с Коули сам собой сложился предательски опасный распорядок дня. Каждый будний день Сканлан принимал посетителей с двух до восьми часов. Коули заканчивала смену, прыгала в свой грузовик, припаркованный у здания Дорожного управления Монтаны, и вместе с другими регулировщицами возвращалась в город ровно к концу моего рабочего дня. Это было самое лучшее время: солнце светило уже не так яростно, и длинные тени ложились на гладь воды, толпы мамаш со своими малышами переставали плескаться на мелководье – пора было домой, ужинать и мыться перед сном. Тогда мы включали дрянную стереосистему, и она, зажевывая временами пленку, тихонько мурлыкала из окошка раздевалки, куда мы относили бельевые корзины, забирая оттуда забытые ведерки для песка и доски для плаванья.

Съехав с шоссе, регулировщики оказывались прямо у Сканлана. За день они успевали раскраснеться, запылиться и горели желанием окунуться в озеро. В это время вечером, когда в бассейне оставалось лишь несколько подростков-завсегдатаев (выдрят, как мы их называли), которые без устали прыгали с трамплинов, и несколько семей, развлекавшихся возле берега, мы забывали про свою обязанность собирать деньги за вход и уж тем более не брали платы с обезвоженных работников штата. Хейзел не возражала. Ее кодекс чести гласил: «Бывшим спасателям, людям в униформе и детям до шести лет вход бесплатно». Но она все равно редко появлялась поздно по вечерам и не могла бы прикрыть лавочку, предпочитала пораньше вернуться домой, предоставляя нам самим пересчитывать смятые купюры, которые несколько храбрых купальщиц помоложе крепко сжимали в потных ладошках всю дорогу от дома до озера на своих велосипедах.

Мы часто разгоняли выдрят, запирали двери раздевалок и оставались поплавать с регулировщиками после закрытия. Мы прыгали бомбочкой с трамплина, усаживались друг другу на плечи и устраивали потасовки, что было строжайше запрещено посетителям. По правде говоря, мы нарушали все правила и инструкции: надолго погружались под воду, ныряли с вышек для спасателей, которые стояли на глубоководье, пускали блинчики по воде и, что самое ужасное, заплывали под мостки.

Мостков было три: два длинных, ровно в пятидесяти метрах друг от друга – между ними находилась официально охраняемая спасателями зона купания, и квадратная площадка поменьше в самой глубокой точке озера. Нужно было поднырнуть под нее, нащупать руками деревянный настил над головой и подняться, оказавшись в воздушной яме прямо под ним. Для посетителей Сканлана не было провинности хуже, чем совершить все эти недопустимые действия. И не без причины: нам было не разглядеть детей, забравшихся под настил, поэтому если бы они начали тонуть или вздумали сорвать запретный плод-другой, мы бы никак об этом не узнали. Именно поэтому подростки всеми силами стремились улизнуть под площадку.

Секс и Сканлан были неотделимы друг от друга. Мона Харрис, по слухам, потеряла девственность на металлической лестнице на дальней стороне трамплина поздно ночью; Медвед и Эрик-студентик хвастались якобы бесчисленными (и поэтому сомнительными) минетами, которые им сделали прямо в раздевалках в нерабочие часы. Но почти никто из нас не мог устоять перед притягательностью подмосткового мира, где можно было почувствовать себя в относительном уединении: перед убаюкивающим плеском озера и мягкими солнечными лучами, пробивающимися сквозь неплотно подогнанные доски из мягкой древесины, перед теснотой, заставлявшей вас тесно прижиматься к любому полуголому (купальник не в счет) купальщику, которого вам удалось заманить с собой. Иногда кому-нибудь удавалось протащить выпивку на эти наши подводные вечеринки, и тогда мы заплывали туда глотнуть пивка, открывая банку под нагретыми солнцем деревянными досками.

Первые недели без Бретта мы с Коули старались не оставаться в этой подводной будке для поцелуев одни. Несмотря на то что мы снова проводили время вдвоем, без посторонних, тяжесть того, что произошло между нами на ранчо, все еще лежала на нас, и безусловно сексуальная атмосфера под мостками заставляла нас обеих нервничать.

После озера мы забрасывали мой велосипед в кузов грузовика Коули и отправлялись в «Тако Джонс», чтобы выклянчить бесплатное мороженое и начос у Джейми. Иногда мы шли ко мне и подолгу стояли под душем (по очереди, конечно же, не вместе), съедали все, что оставляла нам Рут, и смотрели телевизор, но даже там мы из кожи вон лезли, лишь бы не оказаться наедине в моей спальне, разве настежь распахнув дверь. В начале лета между нами постоянно присутствовало напряжение, о котором мы обе упорно молчали; оно же, напротив, звенело и трещало, словно шум, который слышишь, настраивая приемник на нужную волну.

Как-то вечером, когда Коули была у нас, мы вместе с бабулей смотрели вполглаза повтор «Частного детектива Магнума». Окна были нараспашку, и большой дряхлый вентилятор жужжал, словно черный жук, но толку от него было мало – он только теребил занавески и обдувал нас горячим воздухом. На журнальном столике стояла миска с замороженным виноградом, который стремительно таял, вызывая интерес у жирной мухи.

Во время перерыва на рекламу бабуля сказала:

– В субботу идем на кладбище. Загляни в цветочный, закажи красивые букеты. – Она достала из кармана халата две новенькие хрустящие двадцатки и протянула мне. Очевидно, она спланировала этот момент заранее, но от ее поручения мне сразу же стало невыносимо грустно.

Я еще в начале сезона попросила Хейзел дать мне отгул на этот день, но тогда до него было еще совсем далеко, и вот он уже наступил.

– Рут в субботу уезжает на встречу дистрибьюторов «Салли-Кью», – сказала я громко и посмотрела прямо на нее, потому что бабулин слух стал совсем ни к черту, да и телевизор орал что есть мочи.

– Я знаю, – ответила она театральным шепотом, потому что Том Селлек снова появился на экране и уже бежал трусцой по белому гавайскому песку. – Будем только мы с тобой, детка.

– Я не знала, что уже так скоро, – сказала Коули, накрывая мою ладонь своей. Мы обе вздрогнули, но она не стала сразу отнимать руку. – Прости.

– Все в порядке, – успокоила я ее.

– Я никогда раньше не бывала на кладбище Майлс-сити.

– А разве твой отец… – заканчивать предложение мне не хотелось.

Она покачала головой.

– Его кремировали. Он хотел остаться на ранчо.

Это была территория, на которую мы с Коули почти никогда не захаживали в наших беседах. Теперь мне