Лабиринт простых сложностей - Галина Владимировна Романова

Но потом ей снова пришлось громко возмущаться, морщась от боли и матерясь через слово. Это когда вместе с нарядом полиции в комнату ворвался Андреев и сразу надел на нее наручники.

– Вот и помогай вам потом, ментам! – закончила она свою речь и плюнула в сторону Хмельновой, уже лежащей на носилках.

– Зачтется, – произнесла она слабым голосом.

Или думала, что произнесла. Ей поставили целых три укола, после которых веки стали тяжелыми, а мысли вялыми.

– Я еду с вами в больницу, – полез в машину «скорой» Андреев, невзирая на ее протесты. – Передам вас с рук на руки, дождусь заключения, позвоню вашему сыну и уж тогда…

Ей хотелось сказать, что телефон у Сережки вряд ли включен в такое время суток. Он не любил, когда его сон тревожили. Но она не смогла даже шевельнуть губами. Отключилась. Однако когда на следующий день очнулась, сын сидел возле ее кровати и держал ее за руку. Видимо, Андреев все же до него дозвонился.

Сын говорил очень много хороших слов и очень много каялся. А еще обещал, что теперь-то уж точно все будет по-другому. Они станут много времени проводить вместе. И совсем не будут ссориться.

– Мама, я очень люблю тебя…

Сын целовал ее в висок, обмотанный бинтом в несколько слоев. От него приятно пахло мылом и хорошим одеколоном. Она счастливо улыбалась и притворялась, что засыпает. Сын осторожно вставал и на цыпочках выходил из палаты.

И тогда она старалась заснуть на самом деле. Почему она ничего не отвечала ему? Потому что ничего подобного не могла пообещать в ответ. Правильнее, могла бы, но это было бы неправдой. Они такие, какие есть. Они такими уродились. Она любила Сережу больше жизни и прощала ему все. Но вести себя иначе точно не смогла и не стала бы. И он тоже. Да, сделались бы терпимее, но надолго ли? И что касается времени, которого им вечно не хватало на общение…

Кто из них пожертвовал бы своим делом: он или она?

– Доктор, как мои дела? – спросила Рита через пару часов, когда лечащий врач зашел в ее палату.

– Все не так уж плохо.

Подтащив стул от двери к ее койке, он уселся. Внимательно осмотрел повязку, проверил приборы, фиксирующие ее состояние.

– Завтра, думаю, переведем вас из реанимации, – пообещал он и повторил: – Все не так уж плохо. Могло быть и хуже. Череп цел. Внутричерепных гематом, слава богу, нет.

– Сотрясение? – предположила она, морщась от боли. – Голова болит сильно.

– Сотрясение, конечно, есть. Как без него? От удара такой силы… У вас хороший ангел-хранитель, Маргарита Сергеевна.

Доктор широко улыбнулся, показавшись ей очень милым малым. Не таким строгим и напыщенным, каким выглядел еще вчера, когда гонял из ее палаты то Андреева, то полковника, заехавшего лично ее проведать.

– А когда меня выпишут? – спросила она, удерживая доктора за руку, когда он уже собрался встать со стула и уйти.

– Ну… – он выразительно посмотрел на ее руку, вцепившуюся в его пальцы. – Недельку надо бы вас тут подержать. Но разве вы улежите? Да и хождение ваших сотрудников по отделению не очень приветствуется главврачом. Выпишем через три-четыре дня. Не переживайте. Долечитесь дома.

– А на службу когда? Я вообще-то смогу работать? – она опасливо коснулась повязки на голове.

– Думаю, что все у вас будет в порядке. И к работе вы вернетесь, Маргарита Сергеевна, – пообещал доктор, аккуратно отцепил ее пальцы, встал и направился к двери. Но все же предупредил перед уходом: – Но это не значит, что это случится уже завтра. Какое-то время для реабилитации вам понадобится. Если не долечитесь, головные боли до конца жизни вам обеспечены…

– Я смогу работать из дома? – позвонила она следующим утром полковнику.

Это когда ее уже перевели из реанимации в отдельную палату с телевизором, холодильником, душевой и мягкими креслами в углу у окна. Сын оплатил ее содержание там. Правда, она тут же попросила медсестер избавить ее от огромных букетов, которые ее коллеги взялись таскать день за днем.

– Что за венки, честное слово? – ворчала она, выпроваживая Андреева с розами на сестринский пост. – Отдай девочкам. Им будет приятно. И пулей обратно. Доложишь…

А докладывать, как оказалось, особенно было нечего. Крутова сначала все отрицала, теперь и вовсе замолчала. И сказала, что станет говорить только с подполковником.

– Но свое участие в убийствах отрицает полностью, – выразительно глянул на нее Андреев, расположившись в одном из мягких кресел в углу возле окна.

– То есть она в самом деле была в гараже в тот момент, когда убивали Сахарову? – Рита недоверчиво скривила губы. – Не верю. Что говорят сотрудники гаража?

– Да, сотрудники, – оживился сразу капитан. – Ее нареченный – Григорий – отказался давать против нее показания. И никакие угрозы, что он может стать соучастником, не подействовали. А вот его штатные единицы, как он их называет, весьма противоречивы в показаниях. Один утверждал, что в тот день ушел в шесть домой. Второй утверждает, что они в тот вечер выполняли специальный заказ для мотопробега, задержались до десяти вечера, а то и позже…

– Проверил? – перебила его Хмельнова нетерпеливо.

– Да. Был мотопробег. И был спецзаказ. Два гоночных мотоцикла забирали из гаража. И тут внимание: ты-ды-ды-дым! – театрально продирижировал Андреев. – Забирали их в половине одиннадцатого вечера в тот день, когда убили Сахарову. О чем есть свидетельство: банковский перевод за работу, выполненный онлайн. И со слов заказчиков, штатные единицы были в полном составе.

– Врет, мерзавец! – фыркнула Рита, вспомнив механика с сальным взглядом.

– Да. Один из них врал. Второй говорил правду. На него я сделал ставку. Руки выкручивать не пришлось. Он активно сотрудничал и отлично помнил тот день. Григорий им по конверту в карманы сунул за эту работу. И… – Андреев задрал левый указательный палец выше головы, – и он точно помнил, что Саша им не помогала, вопреки обыкновению. То есть она пришла сначала, с его слов. Повозилась немного. А после восьми укатила на байке. Но вернулась примерно через полтора часа. Точно до минуты он не помнит. Но вернулась она, когда уже начало темнеть.

– То есть алиби у нее нет. – Она повозила по подушке перебинтованной головой, поморщилась от боли, которая с каждым днем становилась все слабее, но все еще присутствовала. – А мы… Ты, поговорив с ней сразу после убийства, почти был уверен, что она непричастна. Мы упустили уйму времени, капитан, сосредоточив все внимание на Новиковой. У которой фактически не было мотива.