Сломанные побеги - Михаил Март

Короткая подпись:

«Ноябрь 1978 год».

Алена прикинула, ей тогда шел четвертый месяц. Кому же мамаша сбагривала ребенка, пока развлекалась с музыкантами?

И опять Алена нашла ответ в записке:

«В Якутске я окончательно поняла, что Семен меня бросил. Он увез с собой все мои изумруды и аметисты, которые обменивал на золотые империалы. Бедняга. Как же он справится с таким количеством золота? Конечно, я столько не стою. Когда к нам на гастроли приехал его сын, я решила его охомутать и тем отомстить Семену. Аркашка в меня влюбился. Но и он был к тому времени женат. Потом писал страстные письма. Спустя пару лет я хотела приехать к ним в Москву с ребенком и застать их дома с женами. Вот, дорогие мои любовнички, выбирайте, кто из вас будет платить алименты? Или вы откупитесь сразу, вернув мою долю, на которую и внуки, и правнуки смогут жить припеваючи?

Нет. Я никуда не поехала. Мелодрамы не вяжутся со стилем моей жизни. Бог им судья. А я не пропаду!»

Алена положила листок в конверт. Сильная женщина, ее мамаша. Вот почему она невзлюбила свою дочь. Родила от любимого, которого впоследствии возвела в ранг врага. Дочь стала для нее постоянным напоминанием о своей глупости и затаенной ненависти к двум обычным бабникам. Сегодняшние девочки и не вспомнят о всех своих приключениях и вряд ли знают отца ребенка, рожденного в угаре загулов. Мать же таит в сердце обиду всю жизнь.

В папках она нашла письма от Акишина-младшего, афиши его выступлений в Якутске, кучу вырезок из газет, где упоминались имена отца и сына. Оба были людьми известными. Семен стал министром, членом президиума ЦК партии, Аркадий превратился из музыканта в композитора и вознесся на крыльях славы. Черт с ними, можно бы и забыть, но мать не забыла. Собирает вырезки, вклеивает в тетрадки, ведет хронологию жизни двух никому не нужных стариков и хранит пожелтевшие бумажки в своем тайнике с миллионным состоянием. Всю свою жизнь превратила в навязчивую идею. С ее данными и возможностями могла бы сотни раз выйти замуж и жить счастливо. Кому нужны эти деньги, лежащие мертвым грузом? Степы обклеивать? Трехкомнатной квартиры не хватит, надо подыскать другую.

Алена закинула папки и тетради в сейф. Бесполезный архив. Если только состряпать статейку о белых и пушистых Акишиных и показать их гнилую суть? Возможно. Но не при жизни матери.

Внимание девушки привлекли бархатные коробки, сложенные одна на другую. Открывая их, она щурила глаза от яркого блеска бриллиантов. Если выложить в ряд все эти побрякушки, то можно открывать ювелирный магазин.

Один гарнитур Алене очень понравился. Ожерелье из изумрудов в золотой оправе с бриллиантовыми розетками, в которых сияли золеные камни. Самый крупный походил на перепелиное яйцо. Рядом поменьше, и так они сходили на нет у замка. Серьги, кольцо и браслет. Девушка не могла оторвать глаз от дивной красоты. Она не носила ювелирных изделий. Это Лилька с ума сходила по блестящим камешкам и могла часами стоять у витрин ювелирных магазинов. Но увиденное чудо заворожило и Лену. Одно дело видеть украшения на картинках, другое — держать в руках и наслаждаться их тяжестью.

Девушка подошла к зеркалу и примерила гарнитур. Конечно, теперь ее внешность не могла никого интересовать. Все терялось на фоне слепящей взор красоты. Нет. Сегодня она с себя этого не снимет. Интересно будет увидеть реакцию мамаши на светском приеме. Ну и черт с ней. Сама-то тоже не с голой шеей появится в свете. Пусть поконкурирует с дочерью. Разбираться дома будем. И что она сможет ей сделать? В угол поставит? Оставит без сладкого? Лишит наследства? Вряд ли ей что-нибудь достанется. Сейф покупали и наполняли не для нее. Будь, что будет!

Алена наполнила ванну и улеглась в теплую воду, не снимая с себя драгоценностей. Прозрачная вода их увеличивала, и они смотрелись бесподобно.

Факир на час. Нет, на целый вечер. Уж сегодня она вызовет фурор. Все вокруг померкнут. Закрыв глаза, она предвкушала свое появление на балу.

Зоя Федорова сидела в машине редактора. Алена пришла в назначенное место и нашла машину по номеру.

Старик их познакомил:

— Мой тайный агент, Зоечка. Зовут ее Алена. Псевдоним Фаина Шмель. Большего сказать не могу.

— У тебя все агенты такие молоденькие и хорошенькие?

— Нет, конечно. Я выбрал лучшую из лучших.

— Хорошо. Так вот, Алена, я проведу тебя через все кордоны на прием, и там мы расстанемся.

— А меня не выгонят?

— Исключено. Если человек попал на прием, то ему гарантируется полная безопасность, уважение и право не называть своего имени. Присутствие любого гостя связано с деньгами. А посему, его имя не должно разглашаться, без согласия на то самого гостя. Слава Богу, традиции здесь чтут. На нескромные вопросы можно ответить прямолинейно. Пошлет к черту. И никто не обидится. Даже сам устроитель вечеринки. Ведь правила поведения выработаны им самим. За жену какого-нибудь толстосума вас, конечно, не примут. Слишком скромны. Но за секретаршу крупного мафиози сойдете. Каждый сам вправе выбирать, с кем ему приходить на торжество. Можно с женой, а можно с любовницей или любовником.

Редактор подмигнул Алене. Мол, молодец, делаешь все правильно. Ему нравилось ее серое скромное платье под горлышко, рыжий парик и роговые дымчатые очки. Ни дать, ни взять — учительница младших классов, идущая на свой первый в жизни урок.

Насчет первого урока он не ошибался, но если бы знал о содержании ее сумки и о том великолепии, которое скрывают подсобой высокий воротничок и длинные рукава, то ужаснулся бы. Лена так и не сняла ожерелье с шеи и браслет с руки. Колечко и серьги она завернула в носовой платочек и держала в кармане. Такие вещи не хранят в сумочках.

— А если произойдет кража? — неожиданно спросила Лена.

— Трудно найти вора, который сможет украсть что-то ценное у другого вора. Я исключаю такую возможность. Тем более, что уходить придется через тот же кордон охраны. Легче ограбить банк, чем банду таких же дерзких грабителей. Исключено. Скандал никому не нужен. Ни одному из присутствующих.

Лена успокоилась. Редактор понимал волнение девушки. Она шла в пасть к тигру. Зое было смешно. Наивное создание. Она думает, что ее кто-то заметит и непременно разоблачит. Там и губернатора не заметят, если он не напялит на себя шапку Мономаха, похищенную из Оружейной палаты.

Машина остановилась напротив большого здания в центре города. Оно смахивало на управление милиции в Питере. Серое; мрачное, громоздкое в два десятка этажей из бесконечной вереницы окон. На крыше светились буквы невероятных размеров «Уральская корона».

Люди возле архитектурного монстра казались букашками. Вереницы машин, толпа зевак, живая цепь милиции и стальные турникеты.

— Событие, — тихо произнесла Лена.

— Одно из важнейших, — добавил редактор. — Но для прессы оно останется незамеченным.

— Вы в этом уверены? — спросила девушка.

— Так думают многие, — уклончиво ответил редактор.

— Нам пора, — сказала Зоя.

Чмокнув в щеку водителя, она добавила:

— Удачи, Сережа. За свою шпионку не беспокойся. Я за ней понаблюдаю.

— Веселого вечера.

Дамы вышли и направились к толпе.

Пригласительный билет автогеном резал толпу, люди расступались, милиционеры прикладывали руку к козырьку. Широкая лестница вела к парадному входу. На самом верху Алена оступилась и едва не упала. Ее вовремя подхватил молодой симпатичный капитан.

— Осторожней, барышня.

— Барышня? Вы знаете такие слова?

— Обычные слова. Слава Богу, каблук цел.

— Спасибо, капитан.

У молодого человека зарумянились щеки.

Любовь с первого взгляда, решила Алена.

— Леночка, не отставай, — крикнула Зоя Федоровна.

— Иду.

— Приятного вечера, Леночка, — улыбнулся капитан.

Их проверяли на каждом шагу. Металлоискателем никого

не ощупывали. Увешанных золотом гостей не имело смысла проверять на металл. Каждый носил на себе килограммы золота. Зажигалки, портсигары, часы, печатки, цепи, кресты, — это то, что касается мужчин. О женщинах и говорить не приходилось.

Огромный, мраморный зал шестого этажа с колоннами, хрустальными люстрами, зеркальным потолком и картинами на стенах, стилизованными под старых мастеров, в массивных золоченых рамах. Вдоль стен зала накрыты столы, снуют официанты с подносами, разнося шампанское, и те самые стойки, о которых говорил редактор. Таких стоек, похожих на дирижерский пюпитр, было по пять с каждой стороны бесконечно длинного зала. За каждой из них стоял клерк, возле него каталоги, в руках карандаш и телефон.

Народ прибывал и прибывал. Где-то играл симфонический оркестр, по залу разливалась музыка Моцарта, люди не разговаривали, а шептались, почти прижавшись губами к уху соседа. Мужчины во фраках, а о женщинах и говорить страшно. Они сверкали ярче люстр. Все это отражалось в зеркальных потолках и полированном паркете.