Доверься мне (ЛП) - Мэган Сквайерс

— Пожалуйста. — Его сердце под моей ладонью рвано и беспорядочно колотилось. Кровь, струящаяся по его жилам, ощущалась под кожей, как моя собственная. — Я хочу, чтобы ты узнала меня. Мне нужно, чтобы ты нарисовала меня.

Я тоже желала узнать его. Но не предполагала, что это произойдёт сейчас. Я думала, что это случится за игрой «Две правды и одна ложь» или за просмотром скрапбука или старого семейного фильма. Но когда Лео убрал мою руку со своей груди, направляя её вверх к ключице, чтобы провести от одного плеча через небольшое углубление у основания шеи к другому, мои пальцы почувствовали такой уровень близости, на который я и не могла рассчитывать.

Я вела себя не слишком смело. Не могла приказать рукам самостоятельно скользить по его коже, поэтому он продолжил руководить, пока я не собралась с духом. Взяв мой палец, он провел им по щетине на его подбородке. Я представляла, как эта тонкая наждачная бумага царапала мою кожу, пока он целовал меня: восхитительна смесь наслаждения и боли. Закрыв глаза, воображала отрывистые линии карандаша, которые бы соответствовали этой поросли. Я рисовала его, не на бумаге, но в голове. Запечатлевая в глубинах сердца.

Мои глаза по — прежнему оставались закрытыми, когда пальцем я коснулась края его верхней губы, а затем другим под кожей ощутила полноту нижней. Распахнула глаза, обводя по контуру изгибы его губ, постоянно встречаясь с его взглядом, даже прикрывая свои веки, ощущала его — это самое сильное, что я когда — либо видела или переживала. Мы были связаны взглядом и прикосновениями.

Клянусь, казалось, что мы участвуем в сцене фильма «Приведение» с гончарным кругом. Я даже слышала песню Unchained Melody. Или это гул, который заполняет твои уши перед тем, как ты потеряешь сознание. Я не знала, что из этого относилось ко мне.

— Джули, — вздохнул Лео со стоном. Он обхватил мою руку, которая находилась на его подбородке ладонью вверх, наклонился, закрыл глаза и прижался к ней. Умиротворённый. Измученный.

Я решила перехватить инициативу.

Уверенно положила обе ладони на его широкие плечи, затем провела ими по всей длине его рук, чувствуя мышцы и вены, которые обвивали их. Его кожа пылала. Его тепло перетекало ко мне, как будто мы были связаны и обменивались эмоциями через прикосновения и этот жар. Частичка меня здесь. Кусочек его там.

Добравшись до ладоней, я поднесла одну к лицу, изучая ее: грубые костяшки пальцев — крепкие и мощные. Внутреннюю сторону испещрили линии и борозды. Даже на пальцах. Я изучила всё, что делало Лео уникальным. Не знаю, была ли я когда — то признательна кому — то или чему — то больше, чем Творцу, создавшему Лео. Он идеален. Каждый квадратный сантиметр его тела. Совершенство.

Я видела, как его грудь учащённо поднимается и опускается. Какая — то часть меня хотела успокоить, привести его дыхание к ровному, умеренному ритму. Но другая часть видела в этом прерывистом дыхании уязвимость. Как и в участившемся сердцебиении. В этом читалась беззащитность. Искренность. Пылкость и красота. Четыре новых слова, которыми можно его описать. Четыре новых способа узнать его.

Опустив его руку, я положила свою на его грудь. Только правую. И оставила её там. Перевернув левую пальцами вниз, я скользнула ею по его торсу. Провела по его животу, его мышцы сжались под моими прикосновениями. При каждом вздохе проявлялись отчетливые углубления, как будто их высекали каждые несколько секунд. Я потеряла им счёт, когда моя рука надавила на его точёный пресс, а большой палец пробежал вверх и вниз по его чётко очерченным мышцам.

Лео издал смешок, может из — за нервов, но от этого его живот сжался и напрягся под моей рукой. Так странно чувствовать, как он смеётся. А не просто слышать.

Я приложила пальцы к его рту, чтобы и там ощутить его улыбку. Казалось, будто мне требовалось не только слышать и видеть, но и буквально прикоснуться к каждой его реакции. Чтобы узнать его по — настоящему. Почувствовать его всеми органами чувств. Ощутить саму его сущность.

Со всеми этими чувствами, вибрирующими по моей коже, я не сомневалась, что могла бы не только нарисовать его точное подобие, но и вырезать статую из мрамора, и она не отличалась бы от человека, стоявшего передо мной.

По мере того, как я скользила руками по его телу, я запомнила всё о нем. Воспроизвела в воображении. В своём существе.

В какой — то момент я перестала дышать. Возникло какое — то головокружение, из — за которого начала шататься вперёд — назад, как во время морской качки. Думаю, Лео тоже это почувствовал. Словно он мог поделиться своим кислородом, он притянул меня к себе и резко обрушил губы на мои. Моя грудь прижалась к его, ощущая при этом гораздо больше, чем мои пальцы до этого. Я обвила руками его шею, привлекая к себе, так что он наклонился ко мне, увлекая меня назад.

Его рот был тёплым. Жар его губ растопил мои собственные, превратив их в мастику, с которой он мог легко управиться и без особого давления придать нужную форму. Его язык очертил контуры по губам, затем скользнул в мой рот, медленно и осторожно исследуя. Я повторяла, как в отражении, все его действия. Стала его эхом. Копируя его, подражала во всём.

Я даже не осознавала, что моё тело реагирует подобным образом, потому что оно инстинктивно двигалось вместе с ним. Взяв меня за талию мощными руками, Лео подхватил мои бёдра и двинулся спиной к кровати, наши ноги переплелись во едино. Мои колени подогнулись, но я не упала. Лео вытянул руку и, поддерживая мою голову, медленно опустил вниз. Я почувствовала, как прогибается матрас, как меня окутывают толстые, пушистые одеяла и простыня. В этот раз я испытывала исступлённый восторг. Лео тоже опустился вниз, нависая надо мной, он обхватил меня крепкими руками с обеих сторон. Потом скользнул своими накачанными ногами между моими, но его грудь возвышалась надо мной.

Пространство между нами наэлектризовалось и пульсировало. Оно переполнилось эмоциями, которыми мы обменивались. Испытываемые, но не высказанные нами чувства, выплескивались вокруг. Его слова и мысли проникали в меня при каждом прикосновении, при каждой встрече наших взглядов и каждый раз, когда сталкивались наши губы. Наши движения представляли собой речь, в его взоре читался смысл.

Матрас под нами дрожал, руки