Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

Они прошли еще добрую милю, а потом сделали круг и вернулись на место для занятий. Время шло к полудню. Сайхуну было жарко и хотелось пить. Бедра и голени ломило от приятной усталости. Он направился в тень старой сосны, выбрал себе место среди опавших шишек, кусков старой коры и мягкой травы и с удовольствием сел. Потом Даос Больной Журавль заговорил. Это были первые слова, которые прозвучали среди монахов с начала прогулки. Его речи показались Сайхуну неинтересными, и он принялся рассматривать божью коровку, которая уселась к нему на штанину.

– Кто заметил какое-нибудь необычное растение? – задал вопрос старый учитель.

– Я, Мастер, – сказал паренек из Шаньси.

Вот и отлично, подумал Сайхун. Втрави его в обычную лекцию, а я отдохну. И он поудобнее откинулся назад, наслаждаясь теплым солнцем. Каждый раз после прогулки Даос Больной Журавль устраивал дискуссию, задавая ученикам вопросы, чтобы те рассказали о своих наблюдениях. Таким образом мастер хотел убедиться, что его подопечные способны проявлять наблюдательность. Монах из Шаньси никуда не годился в боевых искусствах, но зато болтать мог часами, так что остальные спокойно разрешили ему беседовать с учителем.

– Маленькая Бабочка!

Восклицание было настолько неожиданным, что Сайхун сразу понял, насколько он увлекся своими мыслями.

– Да, Мастер, – поспешно отозвался он.

– Когда мы шли, с дерева упал желто-оранжевый листок. Расскажи мне о нем.

Опавший лист? Весной? Мысли Сайхуна отчаянно заметались. Он решительно не помнил никакого листа. Впрочем, уже одно выражение испуга и растерянности на лице послужило достаточным ответом.

– Как? Ты не заметил его? – укоризненно покачал головой Даос Больной Журавль. – И ты еще гордишься собой, считая, что ты великий боец? А если бы это была стрела, нацеленная прямо в тебя?

Тут старый мастер сделал паузу, чтобы нерадивый ученик получше задумался над сказанным. Но Сайхун думал лишь о том, что безумно ненавидит, когда его выставляют дураком. Стоп, одернул он себя, я нахожусь здесь для того, чтобы научиться преданности и осознанию. Подавив порывы гордости, он взглянул на учителя.

– Такие вещи замечать просто необходимо, – мягко, по-доброму продолжил учитель. – Когда ты заметишь это, задай себе вопрос «почему?». Как этому листику удалось пережить зиму? Было ли больно дерево? Может, ему не хватало воды? Или кто-то сбил этот лист с ветки? Даже если бы ты просто заметил, насколько он красив, золотистой звездочкой порхая на общем коричнево-зеленом фоне, – это уже было бы неплохо. Но вообще ничего не заметить – значит быть бесчувственным.

Мы живем в горах для того, чтобы быть поближе к природе. Мы отрицаем негодные поступки остальных аюдей, их презренные жизни, их стремление загадить свой разум тем, что они напыщенно называют цивилизацией. Мы изолируемся от громкого шума, дурных запахов, оскорбительного хохота и от эгоистических стенаний из жалости к себе. Мы бежали к природе, чтобы очистить себя и жить действительно свято. Животные и растения, вообще вся природа непорочны. Можно считать природу жестокой и безжалостной. Некоторые так думают, когда натыкаются на скелет оленя или на дерево, поваленное бурей. Но в этом логика природы, ее образ жизни. Природа лишена всяких мыслей о собственных желаниях, свойственных человеку; ей чужда глупая сентиментальность, которую имеют люди. Эта чистота и непорочность сродни божественному, сродни богам – самому Дао. Путь природы – это путь Дао. И если мы хотим достигнуть гармонии с Дао, мы должны находиться в той местности, которая сама по себе гармонично связана с Дао.

Но какой смысл жить в окружении природы, если ты не в состоянии оценить ее дары? Природа полна всяких сообщений, которые мы часто не в состоянии увидеть, а если даже видим, то не можем понять их смысла. Куда бы ты ни взглянул, везде встретишь десять тысяч священных сообщений – нужны лишь настоящие глаза, чтобы их увидеть. Этот листок мог оказаться для тебя знаком свыше, может быть, даже божьим посланием. А ты не удосужился заметить его.

Занятия подошли к концу, и Сайхун отправился вверх по склону, чтобы заняться дневным послушанием и приготовиться к обеду. Увидев, что Бабочка решил присоединиться к нему по дороге, Сайхун обрадовался.

– Мой Маленький Брат, через несколько дней я вновь покину вас.

– Так быстро, Старший Брат? Но ведь в этот раз ты побыл с нами лишь месяц, – в голове Сайхуна зашевелились неприятные мысли.

– Ты прав, но я становлюсь все более беспокойным. Кроме того, у меня в Пекине есть кое-какие дела.

– И подружка, наверное.

– Безусловно, – улыбнулся Бабочка. – Всяких женщин много, но она у меня одна, потому что особенная.

– Как я тебе завидую! – протянул Сайхун. – Ты буквально рыщешь повсюду в поисках приключений. Ты видишь богатство и красоту. Люди уважают тебя и преклоняются. Да, у тебя полнокровная жизнь.

– Такая жизнь не для тебя, малыш. Стать монахом – вот твоя судьба. Так было спланировано изначально. Добавлю лишь, что ты рожден для этой роли.

– Да разве это жизнь? Я дрожу от холода и никогда не наедаюсь досыта. Каждый день полностью расписан. Чтение сутр и медитации наводят на меня скуку, а физические упражнения кажутся просто издевательством. Ко всему еще любые мои усилия всегда встречают неодобрение. Учителей невозможно удовлетворить – они просто не знают, что такое похвала.

– Но ведь никто не заставлял тебя силой.

– Это точно, – вздохнул Сайхун. – Я прошел обряд посвящения в шестнадцать лет. Но несмотря на то, что выбор сделан, я все еще подумываю о светской жизни. Я никак не решу: правильно ли я поступаю. Скажи, а у тебя бывали сомнения?

– Конечно, бывали. У каждого человека свои сомнения – вот почему я без конца путешествую. Я хочу найти смысл в жизни. Я стараюсь научиться как можно большему у мудрых даосов и прожить как можно более полноценную жизнь в обычном мире.

– Счастливый! Ты можешь получать лучшее, что есть в каждом из миров. Когда тебе хочется отдохнуть, заново найти себя или залечить раны, ты возвращаешься в храм; но при желании ты способен разодеться в самую лучшую шелковую одежду, нацепить на себя драгоценности, скакать на дорогих лошадях, пировать на пышных банкетах или всю ночь играть в азартные игры или заниматься любовью.

– Да-а, знаю, что мне не следовало водить тебя в места развлечений типа Павильона Красных Пионов, – с улыбкой произнес Бабочка. – Если Великий Мастер когда-нибудь узнает об этом, он накажет нас обоих.

– Но ведь это я попросил тебя взять меня с собой.

– Наверное, не стоило мне соглашаться.

– Я рад, что побывал там, – сказал Сайхун. – После твоих волнующих рассказов ничто не может заменить непосредственного участия. Но знаешь, я понял, что тот мир не для меня. Мне не нравится пить; я не хочу курить опиум и не чувствую потребности нарушать обет безбрачия. И все-таки я не уверен: действительно ли эта суровая, аскетическая жизнь – лучшее из всего, что есть на земле?

– Я знаю, что внешний мир тебя не интересует. Ты лучше задумайся над тем, как он может повлиять на тебя. Скажем, по всей стране японцы захватили огромные территории Китая. Националисты под предводительством Чан Кайши отчаянно пытаются создать правительство в Чжунцзине, выбить из страны японцев, а заодно ударить в спину коммунистам. В другой части света Германия напала на Польшу. Весь мир скатывается к войне. Люди убивают друг друга, и никогда еще не использовались такие большие цифры, чтобы обозначить количество убитых.

– Два года назад я сражался во время японо-китайской войны. Так что я видел ужасы военного времени. Я бился, защищая свой народ.

– Но зверства продолжаются.

– Ну и что мне делать? Присоединиться к Мао в Енани? Или встать под знамена военных правителей, как это сделал ты? Ведь я отшельник, а политика – штука недолгая.

– Что ты можешь возразить, если я скажу, что за всю твою жизнь в Китае не было ни одного мирного дня? А сейчас речь о том, что не только Китай, но и весь мир балансирует на краю пропасти. Посмотри: вся Европа в огнях сражений. Война может распространиться на Соединенные Штаты и даже, наверное, на Южную Америку. Пока весь мир будет превращаться в руины, ты останешься сидеть на своем коврике для медитаций.

– Даосизм – это философия сердца, – твердо ответил Сайхун, – его нельзя искоренить. Дао существует вечно, и даже разрушение всей планеты не отразится на нем. Я вижу своего учителя и вижу остальных учеников в классе. Я вижу, какого уровня они достигли, и это вызывает во мне стремление достичь того же. Я знаю, что никакая война, никакая беда не коснутся этих достижений, потому что каждое такое достижение – это внутренняя победа. У меня могут быть мои собственные сомнения, но политика – это не тот способ, с помощью которого от них можно избавиться.