Откровения знаменитостей - Наталья Дардыкина

Сопереживая всему, о чем рассказывала Татьяна, я даже не заметила, что закончилась кассета, а мы еще долго говорили. Она не любит посвящать посторонних в свои семейные дела. От первого раннего брака у нее взрослый и вполне успешный сын Николай. Он отец счастливого семейства. Второму браку Татьяны, с Сашей Жигулиным, уже 23 года. И сыну, тоже Саше Жигулину, 17. Были у семьи захватывающие приятные годы. Они купили в тульском селе Дворянинове кусок земли с крестьянской избой, постепенно построили свой дом с печкой и камином, с мастерской для Тани. К старым яблоням подсадили новые. И каждое лето испытывали восторг и любовь ко всему, что вокруг: к безграничному небу, к дыханию земли, к невероятным восходам и закатам.

Выросли дети, им ездить в деревню надоело. Татьяне потребовались силы, чтобы оградить семнадцатилетнего сына от житейских соблазнов и бед. И оказалось, преодолеть этот трудный подъем ее муж был не в состоянии или не захотел. Татьяна старается не вспоминать печальные обстоятельства, которые могли закончиться для ее сына драматичнее, чем это случилось. Сейчас Саша — студент полиграфического института.

У Татьяны совсем нет времени предаваться тоске и горевать в одиночестве. Когда устает рука выпиливать «обманки» — фигуры персонажей «Перехода», когда утомляется ее мыслящая кисть, она пойдет бродить по талому снегу и припомнит стихи Володи Салимона: «Внезапная потеря зренья / в смятение приводит нас. / Надежда лишь на Провиденье. / На дар прозренья. / Третий глаз». Все будет удаваться, пока ведет нас и светит этот божественный Третий глаз.

11 июня 2004 г.

«Золотой Эльф» — символ «Триумфа», премии поощрения высших достижений творческой личности. Награждение лауреатов состоялось в Музее изобразительных искусств им. Пушкина. Академик живописи Татьяна Назаренко — одна из пяти «триумфаторов» 3008 года. Татьянин день — ее любимый праздник. Она свято чтит свою небесную покровительницу, ее несгибаемую веру, непокорность и сопротивление насилию. В характере нашей современницы ощутима стальная пружина. В состоянии безысходности, когда многие хотели откусить от ее живописного дара, Назаренко в своем полотне «Трапеза» положила на блюдо голову не Олоферна, а собственную: ешь, хищная толпа, мне не жалко!

— Татьяна, что вы испытали, когда услышали о вашем награждении?

— Сначала раздались смущающие мое сознание звонки людей, мне не очень близких. В эту награду я не поверила, думала — розыгрыш. Но тут позвонила Ирина Александровна Антонова. И только тогда я поняла, что это не шутка. Позвонила и сказала хорошие слова Зоя Борисовна Богуславская.

— Вы оказались рядом с корифеями нашего искусства.

— Фантастическая компания! Я совершенно потрясена. Боготворю Бориса Александровича Покровского. Бывала на многих его просто фантастических спектаклях. Посчастливилось присутствовать и на юбилейном вечере великого мастера музыкальных шедевров. Я все люблю, что делает его театр. Борис Александрович — уникальный музыкальный режиссер.

Наконец-то стал лауреатом «Триумфа» боготворимый мною актер Олег Янковский! Очень рада за актера и режиссера Константина Райкина — в его театре я бывала неоднократно. Посчастливилось мне слушать на «Декабрьских вечерах» пианиста Александра Мельникова. Его ценил сам Рихтер!

Я познакомилась с наградным альбомом «Триумфа». Его лауреаты за все годы — истинные мастера. Творческая элита. Каждое имя — звездное. Оказаться среди них — большая для меня честь.

— И не только честь. Это еще и 50 тысяч долларов! Во времена разрушительных кризисов непросто выживать и художникам. За последние годы вы изменили отношение к продаже своих картин?

— Раньше я чрезвычайно болезненно относилась к расставанию со своими работами, особенно с программными вещами. Долго держала «Пугачева», и все-таки решилась продать, потому что очень боялась за его сохранность в мастерской. У нас на Масловке случаются всякие происшествия и беды — например, иногда заливает водой.

— Умеете себя уговаривать, лишь бы не расставаться с работами.

— Мой довод прост: деньги исчезают, а картины остаются.

— Ценитель живописи, купивший вашего «Пугачева», собирался открыть частную галерею или музей. Почему же не открыл?

— Этот частный музей никуда не делся — стоит, но закрытый. Я была в нем. Удивительное зрелище! Старинный особняк сам по себе уникален. Но судьба человека, задумавшего частный музей, печальна. Грустна и судьба коллекции, поскольку ее никто не видит, хотя на отдельных выставках картины оттуда вдруг появляются. Недавно на выставке Салахова я увидела несколько его работ из коллекции музея. Хочется надеяться, что этот музей будет общедоступным.

— Татьяна Григорьевна, вы профессор своего родного Суриковского института. Какие раздумья вызывают у вас студенты?

— Уже 10 лет руковожу мастерской в альма-матер. Вначале мне было интересно понаблюдать за процессом и поучаствовать в нем. Но, к сожалению, сейчас интерес угасает. Замечено: престиж профессии живописца падает. Кому сейчас в принципе нужно изобразительное искусство? И эта «ненужность» ощутима по контингенту: в Суриковский идут в основном девочки. Ребят мало. И это все сказывается на профессии.

— На ее уровне?

— Именно. Кто будет перетаскивать большие холсты с подрамниками?

— Вспоминаю ваше гигантское полотно «Народовольцы». А нынче подобное возможно?

— Не имеет большой перспективы. Кажется, нам в студенческие годы было легче.

— Профессор, не испытываете ли вы духовное одиночество среди своих воспитанников?

— В общем-то да. Приходишь воодушевленная, рассказываешь про выставки и чувствуешь — интерес к художественной жизни не хочет пробуждаться в студенческом сознании. Это очень огорчает. Но не бросаю работу в институте по простой причине: всегда находится один, ну два человека, с которыми хочется работать. Они меня радуют! Их вещи появляются на выставках — там-сям и даже за границей. Они делают интересные проекты. Некоторые из них уже члены Союза художников. Не могу отрицать, что есть успех. Но всегда мы сравниваем со своим студенчеством. Нынешние нам проигрывают.

— Таня, когда-то вы мне говорили: «Я пишу свое одиночество». Жива ли ваша прежняя потребность в пристальном разглядывании и живописании затворничества и одинокого глубокомыслия?

— Нет, нет… Свою последнюю — веселую, жизнерадостную — выставку я назвала «Праздники». С прежним одиночеством временно покончено (смеется).