Нежная буря - Джайлс Блант

Делорм повернула на север, на магистраль, которая в былые времена считалась оптимальным путем через город.

Готорн молча наблюдал уличную жизнь, в которой, казалось, преобладали дети на скейтбордах и арабские женщины, толкающие перед собой коляски. Когда Кардинал говорил с ним по телефону, Готорн согласился встретиться с большой неохотой. «Видите ли, прошло тридцать лет, — объяснял он. — Хочется забыть прошлое и жить дальше». Но, как ни странно, после истории с похищением Готорн не покинул Канаду. Он даже не уехал из провинции Квебек. Выйдя на пенсию в восемьдесят восьмом году, он предпочел остаться в Монреале — городе, где он проработал все последние годы. И сейчас Кардинал спросил его о причинах.

— Видите ли, я ведь и в самом деле пытался вернуться в Англию. Даже прожил там два года. Но человек привыкает к другому образу жизни, к другому образу мысли. Откровенно говоря, в Британии сейчас невыносимо скучно — несмотря на всю ту поверхностную модернизацию, которую проводит Тони Блэр. Несмотря ни на что, в стране царит атмосфера отсталости. Мы отстали от мира лет на двадцать.

Он повернулся к Кардиналу:

— И потом, несмотря на то что со мной произошло, я всегда любил канадцев. Люди, которые меня похитили, были экстремистами. Многие франкоканадцы были моими друзьями и продолжают ими оставаться по сей день. Вообще канадцы — это удачная смесь английской сдержанности и американской бесшабашности. Во всяком случае, я сужу по собственному опыту. Возможно, вы со мной не согласитесь.

— Не знаю, — ответила Делорм. — Некоторые мои родственники — явные консерваторы. Иногда они меня даже пугают. Они голосуют за Джеффа Мэнтиса и ему подобных.

— Заметьте, я не высказываюсь по данному вопросу. Неистребимая привычка дипломата сохранять нейтралитет.

Кардинал вдруг задумался об особенностях речи Готорна. Он знал, что это оксфордский или кембриджский выговор, но не понимал, откуда он это знает. Самые обычные слова звучали очень красиво. Он даже ощутил что-то вроде зависти — и спросил себя, испытывает ли Делорм то же самое по отношению к людям из Франции, если она, конечно, хоть раз в жизни встречалась с такими людьми. В Готорне была какая-то гладкость, отполированность, законченность — вот какие слова приходили на ум. В канадцах ничего этого не было. Он говорит, что мы — счастливая смесь англичан и американцев, подумал Кардинал, но на самом деле мы побаиваемся и тех и других.

— А туда я никогда не возвращался, — снова заговорил Готорн. — В тот дом. Каждые пять лет, словно по часам, Си-би-си просит меня его посетить. Какой-нибудь предприимчивый юный продюсер, непременно по имени Минди, если она из англосаксов, или Лиз, если она из французов…

— Меня тоже так зовут, — вставила Делорм.

— В таком случае, — заключил Готорн, — вы наверняка работаете на Си-би-си.

Делорм засмеялась.

— Так или иначе, каждые пять лет мне звонит очередная Минди или Лиз с вопросом, не очень ли мне будет затруднительно вновь погрузиться в прошлое. Вспомнить о времени, проведенном среди террористов, и, может быть, совершить поездку в тот самый дом. Всё это, разумеется, будут снимать. «Я предпочел бы этого не делать», — отвечаю я им словами Бартлби[21] Но это их только подстегивает. Как сироток, которые тем больше обожают вас, чем сильнее вы их от себя отталкиваете. Четыре недели они названивают мне, зазывая то на обед, то на ужин, завлекая экскурсией в тот дом, словно для меня это бог весть какой подарок. Они почти готовы отдать мне своего первенца, лишь бы я согласился на интервью и поехал вместе с ними в этот проклятый дом. Но я так и не согласился, — добавил он, когда они свернули на Делавинь — узкую улочку, уставленную лачугами. — Так никогда и не согласился. — И он погрузился в молчание.

— Простите, если вам неприятно это вспоминать, — сказал Кардинал. — Но я вам говорил по телефону, мы просто погибаем без информации. Это не для развлечения. Нам нужно поймать убийцу.

— Да, да. Иначе я бы не сидел тут с вами. Постойте, это ведь та самая улица — Делавинь? Да-да, та самая. Разумеется, тогда я ее не видел. Улицу я видеть не мог.

— Вам завязали глаза? — спросила Делорм.

— Да, в машине меня везли с завязанными глазами. Знаете, что они на меня надели? Старый противогаз. А стекла замазали черным. Я ни черта не видел. По-настоящему перепугался. Откуда мне было знать, что они просто используют его вместо повязки? Думал: а вдруг они отравят меня каким-нибудь газом? Они втолкнули меня на заднее сиденье, угрожали мне, а потом надели мне на голову эту вонючую резиновую штуковину. Такие вещи не вселяют особенного оптимизма.

— Мы приехали, — сообщила Делорм. Она остановилась на подъездной аллее рядом с темно-бордовым минивэном. Впереди виднелся небольшой белый домик.

— Боже! — выговорил Готорн.

Кардинал начал было вылезать из машины.

— Погодите минутку, — попросил Готорн. — Вы не очень рассердитесь, если я попрошу вас еще немного посидеть в машине? Я просто…

Кардинал закрыл дверцу.

— Боже! — снова произнес Готорн. — Знаете, если бы я случайно подошел к этому дому, я бы его не узнал. Никогда в жизни. Разумеется, тогда я не имел возможности его разглядеть, у меня же были завязаны глаза. Я и видел и не видел. Противогаз неплотно прилегал к лицу, и в самый первый день, когда меня подвозили к дому, я кое-что увидел сквозь щель. И в последний день, когда меня наконец отсюда увезли, я вышел из дома, сел в их старый драндулет и оглянулся, пока мы отъезжали. Но тогда все выглядело как-то по-другому.

— Это тот самый дом, сэр. Номер совпадает. И потом, я сверился со старыми фотографиями. Он остался таким же, только к нему пристроили навес для автомобилей.

— Не сомневаюсь, что вы правы и что это тот самый дом. Просто у меня в памяти он остался чем-то кошмарным. Сейчас ощущения, разумеется, ослабели, но в первые пять лет после тех событий он часто преследовал меня во сне. Я часто думал о нем. И у меня в мыслях он принял определенную форму. Он был совсем не похож на то, на что мы сейчас с вами смотрим.

— Извините, что приходится вас этому подвергать, сэр. — Кардинал не понимал, почему упорно величает его «сэром». Вряд ли он вообще когда-то к кому-то так обращался. Всему виной его проклятый выговор.

— Нет-нет. Ничего страшного. Полагаю, мне это будет даже полезно. Надо изгнать призраков. В конце концов, это всего лишь домик на тихой улочке, а не какая-то камера пыток. Нет-нет, ничего. — Готорн хлопнул себя по коленям. — Ну-с! Вперед!

У дверей их встретил Эл Ламотт, нынешний владелец дома. Делорм звонила ему, договариваясь о посещении. Как и ей, ему еще не было сорока, и он мало что помнил о политических событиях семидесятого года. С того времени дом сменил десяток хозяев: Ламотт с женой и сыном жил тут всего два года. Его жены и сына сейчас не было дома.

— Слушайте, — предложил он после взаимных представлений, — я не буду путаться у вас под ногами, хорошо? Бродите где вам вздумается, а я посижу на кухне.

— Спасибо, мистер Ламотт, — ответил Кардинал. — Очень любезно с вашей стороны.

Ламотт сделал жест, означавший: «Ну что вы!» — и ушел на кухню.

Все это время Готорн с деланной развязностью стоял, уперев руки в бока, озирая все, что его окружало. Из окна гостиной видны были деревья и далекий шпиль, поблескивающий на солнце.

Кардинал выжидательно посмотрел на него.

— Я до самого конца так и не видел гостиную. В ней почти ничего не было. Несколько спальных мешков, два стула. Видимо, они не думали, что эта история затянется больше, чем на один-два дня. Меня все время держали в спальне. У двери постоянно дежурил вооруженный часовой. Больше почти ничего об этой комнате не помню. Дом был окружен полицией, прибавьте к этому шесть тысяч солдат. Я просто хотел выбраться отсюда до того, как повсюду начнут свистеть пули. — Голос Готорна дрогнул, смазав гладкий финал речи.

— Они все время держали меня в спальне, кроме тех моментов, когда мне нужно было в уборную. Но, господи, даже туда они входили вместе со мной. Это было унизительно. — Готорн повернулся к ним лицом. — Знаете, думаю, вам не стоит ждать от меня каких-то великих откровений. Все это было так давно. И, как вы понимаете, я не хотел вспоминать. Я хотел забыть.

— Можно нам заглянуть в спальню? — Это сказала Делорм, и Кардинал мысленно поблагодарил ее. Ему тяжело было смотреть, как невозмутимый Готорн нервничает.

Англичанин уткнул подбородок в грудь, словно на мгновение задремал. Делорм повернулась, и он покорно, как школьник, последовал за ней по сумрачному коридору.

Кардинал остался в холле, куда проникала яркая полоса света из спальни. Было видно, как Готорн сгорбился в дальнем конце комнаты, засунув руки в карманы и нахохлившись, словно на сильном ветру.