Врачеватель. Олигархическая сказка - Андрей Войновский

Горевшая во взгляде Нины Сергеевны заинтересованность требовала только одного – немедленного и безотлагательного продолжения рассказа. Выбора у Алексея Николаевича не оставалось.

– Вернувшись с дочкой из Турции, – улыбаясь, продолжил Комиссаров, – жена теперь на Новый Год собирается в Гоа. Там, видишь ли, к этому времени спадает жара, да и вообще «прикольно зависать». У дочки же обязательно должен быть телефон не просто с камерой, но чтоб «по бабкам самый дорогой в классе». Это я, как понимаете, цитирую. О возвращении жены на работу речь уже не идет. Это тяжелое прошлое, о котором не следует вспоминать. Только если еще учесть, что она великолепный врач. Ну то, что «мы» сейчас сдаем на права и уже присмотрели себе не дешевую иномарочку, это эпизод, на котором вообще не стоит заострять внимание. И то, что в срочном порядке подыскивается участок в тридцатикилометровой зоне, и непременно в соснах, также воспринимается «народом» как уже само собой разумеющееся. Запросы, как видите, растут в геометрической прогрессии! Они учитывают все: мою дружбу с олигархом, его отношение ко мне, папочкин карьерный рост… Они уже все просчитали, Нина!

– Ой, Алексей Николаевич, какие же страсти-то вы мне рассказываете, – завороженно глядя на Комиссарова, это действительно умнейшая женщина не придумала ничего лучшего, как, положив руку себе на грудь, произнести именно эту фразу. Эту и никакую другую.

– Страсти, дорогая моя Нина, – глядя на нее, Комиссаров снова рассмеялся, – они кипели всегда и всегда кипеть будут. Важна ведь изначальная природа этих самых страстей. Вот, к примеру, римское общество – ну, о рабах потом – оно делилось элементарно: патриции и плебеи. И третьего сословия не было. А если это рассматривать, как говорят, в сугубо нравственной плоскости, то получается, что люди, ради которых ты живешь, – далеко не патриции. И когда ты это понимаешь, тебе почему-то становится грустно.

Сколько уж этих пауз возникало за время нашего повествования? Не сосчитать. На сей раз она повисла в кабинете Нины Сергеевны. И сколько она там провисела, точно сказать не беремся.

– Ладно, Нина, я же к вам по делу пришел, а сижу и отнимаю у вас время своими разглагольствованиями.

– А вы мне нисколько не мешаете, Алексей Николаевич… Да, так а в чем у нас проблема?

– А ее, собственно, нет. Проблема одна, и она в наших широтах вечная – инфантилизм. Плюс невежество. В остальном все просто. У нас с вами речь пойдет о профилировании пятой линии Баторинского комбината. Вот теперь смотрите: есть группа разработчиков. Молодые талантливые ребята… А я вижу людей, и я поверил сразу. Реальные чертежи. Реальный проект. Замечательные рецензии. И написали их имена в науке не последние. Великолепные опытные образцы, прошедшие полное тестирование… А знаете, какой вывод? Наши мозги все равно лучшие в мире! Мы опять сделали лучше! Идея же такова: запустить в производство аппараты искусственной вентиляции легких, искусственного кровообращения, аппарат «искусственная почка». Пока только три, но, согласитесь, уже неплохо! Если мы, к примеру, аппарат искусственной вентиляции легких за границей покупаем от двадцати тысяч долларов, то у нас он выходит по себестоимости – ну смешно сказать! А еще прелесть в том, Ниночка, что есть возможность, создав производство, не зависеть от поставщиков. Просчитали: совершенно спокойно обходимся сами. Силами нашего же холдинга! Ну что скажете, Нина Сергеевна? Как вам?

– Я торчу, – и пусть останется загадкой: от чего или от кого в эту минуту «торчала» Нина Сергеевна, от самого Комиссарова или все-таки от его предложения.

– В смысле? – не понял Алексей Николаевич, так как только что увлеченно говорил о серьезном и очень важном деле, а не разглагольствовал о патрициях и плебеях.

– Смысл в том, – сейчас Нину Сергеевну уже никто не смог бы опустить на землю, – что вы, Алеша, большая умница, и я очень завидую вашей жене. Какой, к черту, Гоа?

Однако Комиссаров, в отличии от собеседницы, вовсе не собирался терять контакт с земной твердью, и легкая, едва уловимая улыбка скользнула по его лицу. Только ее, видно, заметили.

– Алексей Николаевич, – после секундного молчания услышал он совсем другие интонации, – мне кажется, вы сейчас не совсем верно обо мне подумали. Я серьезная деловая женщина и с большим интересом выслушала ваше предложение. Считаю, что оно не просто заслуживает внимания… Оно… Да оно великолепно! Я в шоке!.. Я, по-моему, так и сказала… Вы можете полностью положиться на меня… В том плане, что можете рассчитывать на мою пламенную поддержку… Боже, что я несу!

Поднявшись с кресла, Алексей Николаевич подошел к Нине Сергеевне и спокойным, неторопливым движением бережно взял ее руку и поцеловал. Он стоял, склонившись, не отрывая губ от ее руки, абсолютно статичный, забывший о движении человек. Подняв голову, тихо сказал:

– Ну какой же я идиот. Вместо того, чтобы ловить мгновения и наслаждаться общением с такой женщиной, зачем-то говорю с ней об искусственной почке.

– Ладно, Алексей, уж так тоже не стоит. Я же не последняя дура. Зачем так со мною? – она говорила это спокойно и без укоризны. Нина улыбалась и смотрела в глаза Комиссарову, а во взгляде ее была щемящая женская грустинка, которую словами выразить нельзя и которую не встретишь у женщин молодых, как бы сложно ни складывались их судьбы. – Эх, черт побери, все у нас в России с другого боку: стоит раз в милениум по-серьезному положить глаз на настоящего мужика, так выясняется, что он порядочный. Ну что ты будешь делать?

– О, удивительная, магическая, сводящая с ума женщина, – Алексей снова рассмеялся, – как же вы точно сказали обо мне. Порой самому тошно от этого, но, видно, ничего уж здесь не поделаешь.

– Да? Жаль. А как собираетесь бороться со своими заевшимися домочадцами?

– Только кнутом. Пряник в сложившейся ситуации бессилен. Но уж если не поймут, тогда не знаю.

– Тогда обращайтесь ко мне. Я-то вам всегда подскажу.

– Всенепременно.

Перед тем как покинуть здание компании, Алексей Николаевич решил еще раз заглянуть к Евгении Андреевне.

– Ну что, Женечка, Паша звонил?

– Пока нет.

– А ты ему звонила?

– Абонент недоступен, а по спутниковой сказали, что он на объекте.

– Ладно, не переживай. Позвонит.

– Спасибо, Алеша, за участие, но ты мне об этом уже говорил. К тому же я не переживаю и не волнуюсь. Я абсолютно спокойна, – она переломила пополам грифельный карандаш, который держала в руках. – Конечно, позвонит. Хотя бы один раз, но позвонит. Дочурке-то своей новоявленной, наверное, раз по двадцать в день звонит. Вот и мне хоть раз, да соизволит. Ты не волнуйся, я ему скажу, что ты его искал. Извини меня, Алеша. Ты иди. Спасибо тебе за поздравления. Спасибо, что вспомнил.

Однако, вместо того, чтобы выполнить Женину просьбу и покинуть приемную, он подошел к ее рабочему столу и сел на стоящий сбоку у стены офисный стул.

– Прости, Женя, я сейчас уйду. Всего один вопрос. Только ответь откровенно: что ты думаешь о Ларисе? Я имею в виду Пашину, так сказать, дочку.

После такого вопроса она резко вскинула голову, и сейчас ее взгляд был сосредоточен на каком-то конкретном предмете, стоявшем на ее рабочем столе.

– А что я могу думать, если я ее ни разу не видела? Странно, вроде детдомовская… Только что же ты себя ведешь, как последняя сучка? Что я тебе сделала плохого?.. Ты знаешь, что она ему поставила условие: если он будет со мной встречаться, то она, видишь ли, уйдет из дома? Скажешь, детская ревность? Эгоизм детский?

– Скажу, что по мне все это очень странно. Кстати, о ней… Ты знаешь, Пашка меня недавно попросил об одном одолжении. Вероятно, его тоже что-то беспокоит.

– О каком? – Женя разом отключила все телефоны в приемной.

– Ну, в общем, под предлогом обычного медицинского обследования, через моих знакомых, в центральной детской республиканской на Ленинском, взять у нее анализ на ДНК. И девочка спокойно, я бы сказал, безропотно, сдав все анализы, пройдя все процедуры – а мы были с ней вдвоем, – затем, глядя на меня своими светлыми очами, безмятежно так, как ни в чем не бывало, заявляет: «Дядя Алеша, вот вы, взрослые, очень странные люди. Зачем ломать такую долгую комедию? Зачем эти дурацкие баночки с мочей, УЗИ, лазанье в ушные раковины? Почему бы сразу не сказать, что вы хотите у меня взять кровь на анализ ДНК?» Представляешь? И я стою, как идиот, не зная, что ответить. Но когда я рассказал об этом Павлу, то не увидел на его лице ни малейшего удивления. Знаешь, что он мне ответил? «Это нормально. Она все видит». Ну если она все видит и ты все знаешь, тогда действительно зачем ломать эту комедию? Или он считает, что у меня вагон свободного времени, чтобы заниматься всем этим?

– А анализ сделали?

– Ну естественно. Распечатка у меня.

– Алешка, – она схватила его руку, – я в отличие от некоторых ничего ясного пока не вижу, но предчувствий, и не самых хороших, у меня хоть отбавляй. Ты эту распечатку храни. И мне на всякий случай сделай копию, по дружбе.