Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны - Хелен Раппапорт

Русская православная церковь в Париже участвовала во многих общественных проектах. По ее инициативе создавались молодежные объединения, школы, православные центры, благотворительные и филантропические организации для помощи нуждающимся в дополнение к уже существовавшим Международному Красному Кресту, Лиге Наций и Ассоциации молодых христиан. Великая княгиня Мария Павловна вспоминала, как она «часами заседала в комитетах, посещала организации, планировала благотворительные представления, продавала билеты, собирала пожертвования»:

Вокруг себя я видела одну нужду, такую нужду и горе, что кровь стыла в жилах. Никаких человеческих сил не хватило бы прийти на помощь всем нуждавшимся, и эта беспомощность повергала меня в отчаяние47.

К несчастью, прежние «классовая подозрительность и недоверие», приведшие к революции, в изгнании никуда не исчезли и во многом препятствовали предпринимаемым усилиям. «Наивная враждебность» прогрессивных интеллектуалов к бывшим аристократам, основанная на предубеждениях, делала совместную работу практически невозможной. Даже в эмиграции, в Париже, люди объединялись по политическим убеждениям, и хотя все придерживались яростных антисоветских позиций, «работать вместе не могли».

Для филантропической деятельности внутри колонии имелись веские основания: в числе эмигрантов было множество людей со слабым здоровьем – преимущественно бывших военных в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Среди них была самая высокая смертность, многие стали инвалидами после долгих лет службы, ранений, болезней и голода. Некоторые представители дома Романовых и других дворянских родов активно занимались благотворительностью в их пользу; так, княгиня Шувалова основала в Вильжюиф в 1922 году Франко-русский госпиталь, который постепенно превратился в отличный хирургический стационар с самым современным оборудованием, а Мария Маклакова (сестра посла) еще при существовании посольства очень помогала эмигрантам48. Американский репортер Кеннет Робертс в 1921 году писал о ней так: «Впервые войдя на территорию посольства, я увидел длинную очередь [беженцев], дожидавшихся ее. Молодая женщина упала в обморок от голода. Все женщины в очереди были в трауре, ни у одной не было денег, чтобы купить еды себе и детям на следующий день». Комитет, возглавляемый Марией, отправлял мужчин-эмигрантов в специальную школу, где они переучивались на электриков и механиков; женщины там же изучали «стоматологию, ретуширование фотографий и плетение кружев». Она же помогала в учреждении Русского лицея на улице Доктор Бланш в Шестнадцатом округе для двухсот мальчиков и девочек49.

Дочь великой княгини Владимир Елена также являлась активным филантропом; на деньги, полученные от продажи материнских драгоценностей, она сняла особняк в пригороде Парижа, Сен-Жермен-ан-Лэ, и устроила там детский приют Ле Пек. Так, по ее словам, она увековечила память о матери. Старшая дочь княгини Палей Ирина основала школу для русских девочек из бедных семей в Шато-де-Куинси, которую финансировала совместно с богатым вторым мужем50. Она же руководила одной из самых крупных и влиятельных русских общественных организаций в Париже, если не во всей Европе – Комитетом взаимопомощи русских эмигрантов, основанным ее матерью в 1925 году и перешедшим под начало Ирины после смерти княгини Палей в 1929-м. Комитет обладал сведениями обо всей русской диаспоре во Франции – по сути, то была перепись всех русских, бежавших от большевиков. Зная, что в его документах содержится масса информации о потенциальных антисоветских активистах за рубежом, советская тайная полиция – ОГПУ, организованная на базе ЧК в 1922 году, – много раз пыталась внедриться в комитет; за гражданами России, связанными с эмигрантским сообществом, пристально следили, пытаясь уличить в антисоветской деятельности51. В начале 1930-х годов, когда эмигранты стали достаточно организованной зарубежной политической силой, их подпольная деятельность значительно возросла, так что Советы решили предпринять контрмеры с целью ее подавления.

Глава 10. «Вездесущие интриганы», шпионы и убийцы

Британский секретный агент Освальд Рейнер был хорошо знаком с методами работы охранки – бывшей царской полиции – и пришедших ей на смену сначала ЧК, а в 1922 году ОГПУ. Он знал Россию не понаслышке, поскольку участвовал в заговоре с целью устранения Распутина, завершившемся его убийством в декабре 1916 года. Однако разобраться в комбинациях многочисленных русских эмигрантских политических группировок, борющихся ныне друг с другом в Париже, оказалось для него проблемой. Благодаря тесному знакомству с Россией Рейнер получил задание проверить данные отчета разведки, озаглавленного «Предложение о монархическом перевороте в Советской России», полученного британским министерством иностранных дел 28 июня 1923 года. Рейнер хорошо представлял себе интриги и козни, на которые готовы были пойти различные эмигрантские объединения, и выдал следующее заключение: «Единственный вывод, который можно сделать из противоречивых сведений, сообщаемых в докладе, это что среди русских эмигрантов царит полная неразбериха»1.

Описывая три основные парижские группировки, стоявшие за великими князьями Николаем Николаевичем (Николашей), Кириллом Владимировичем и Дмитрием Павловичем, а также соперничающие республиканские объединения, Райнер указывал на массу несоответствий:

Некоторые стремятся заручиться иностранной поддержкой, в то время как другие сопротивляются любой интервенции. Некоторые настроены прогермански, а некоторые возражают против любых контактов с немцами, которых считают повинными в несчастьях России. Некоторые требуют сохранить польские границы в нынешнем состоянии[42], другие хотят расширить их, есть и те, кто хочет их сократить. Сюда следует добавить также, что остатки врангелевской армии дезорганизованы и ненадежны.

«Общее впечатление от изучения данного документа, – продолжал Рейнер, – заключается в том, что тут освещаются бумажные войны, далекие от реальности». На основании доклада он мог заключить лишь, «что большевики сами, через собственную разведку, сообщают данные подобного рода»2. Это было справедливо: любой раскол – и Советы об этом знали – способствовал проникновению в эмигрантские круги шпионов, которыми теперь кишела русская диаспора. Подстегиваемое официальным признанием Советского Союза Британией, Францией и Германией, советское правительство в Москве усиленно следило за действиями русских эмигрантов, и особенно «вездесущих интриганов» – белогвардейцев. Даже французы считали их возмутителями спокойствия. Их штаб в Париже рассматривался как центр антибольшевистского движения, и Советы старались, чтобы шпионы следили за каждым их шагом3. Москва пошла даже дальше: обсуждались планы о похищении и возвращении в Россию ключевых военных и политических фигур эмиграции, в частности Николаши, главнокомандующего русской армией за границей. Для советской пропаганды ничего не могло быть лучше, чем громкий показательный процесс над представителем ненавистной бывшей аристократии4.

В 1924 году, после того как Врангель убедил его принять командование русскими войсками за границей, Николаша с приближенными управляли большей частью эмигрантского движения через РОВС и штаб в Париже. Члены организации платили небольшой вступительный взнос, позволявший им держать связь с другими эмигрантами