Город - Владимир Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Вы Григорий Алексадрович Орлов? - спросил парень. Голос у него был приятным и ровным.
- Он самый, - кивнул Григорий.
- Вы позволите? - Христосик сел рядом с Орловым на нары. - Разрешите представиться. Я Максим. Вы вероятно слышали обо мне? Меня здесь зовут отцом Максимом.
Да, Орлов слышал о нем. Как-то на днях обратил внимание на стоящий в стороне от бараков небольшой, светлый и нарядный двухэтажный дом, спросил о нем у Григорьева. Тот ответил, что в доме живет отец Максим со своими помощниками неофитами. Что молодой поп проповедует новую веру в Бога Создателя, ниспровергающую все существующие божественные учения. Человек он несомненно умный, образованный и одаренный. Раз в месяц в воскресенье читает проповеди в церкови. С Максимом ему также советовал познакомиться и отравитель Орлова главврач.
- Что ж, приятно познакомиться. А вы уверены, что именно я вам нужен?
- Да, брат.
- Странно, чем это я заслужил ваше внимание? Раньше я предпочитал не иметь дело с попами. И потом, как вы меня нашли?
- Мне сказал о вас правитель города.
- Пантокрин?! - удивился Орлов.
- Да, он, - кивнул Максим. - Он мне сказал, что вы его дальний родственник.
- Боже упаси! Мы с ним никак не можем быть родственниками, святой отец. Меня родила женщина, а его - обезьяна.
Максим улыбнулся,
- Веселый вы человек, Григорий Александрович!
Григорию не понравился покровительственный тон Максима. Разговаривает так, будто снисхождение делает. Сам пришел, а такое впечатления, что он, Орлов, должен прямо-таки кричать от счастья, разговаривая с ним.
Почувствовал, что начал заводиться. Попы в добрые-то времена не прибавляли ему положительных эмоций, а тем более сейчас, в этом богом забытом городе, кишащем нечистью. К тому же, этот пришел к нему явно по поручению Пантокрина. Он что, хочет в свою веру обратить что ли?! И не в силах скрыть своего раздражения, Орлов зло проговорил:
- Весел и счастлив, как может быть только счастлив человек, сидящий в сумасшедшем доме. Вот, к примеру, как вы, ваше преподобие.
Максим опять улыбнулся. Красивое его лицо было спокойным и безмятежным.
- Вас, действительно, обуял бес, брат. Это его словами вы говорите.
- Об этом вам тоже Пантокрин сказал?
- Я это и сам вижу.
- Ох, обуял, отец! Ох, обуял! Так обуял, что спасу никакого нет. Честное слово! - сокрушенно вздохнул Орлов. - А вы, я так понял, пришли меня спасать, верно?
- Никто не спасет человека, если он сам того не захочет. Свою скромную роль я вижу в том, чтобы помочь людям на этом тяжком пути нравственного обновления добрым словом Создателя нашего.
И Орлов почувствовал, как в груди у него закипает глухое раздражение против этого молодого и невозмутимого попика. Еще один спаситель человечества объявился! Сколько их уже было, этих спасителей. Несть им числа. И Григорию захотелось вывести нового мессию из себя. Показать ему кто есть кто. Очень захотелось. И, отбросив миндальничание, сознательно грубо проговорил:
- Ага. Ну это-то и дураку ясно. Как говорил Козьма Прутков: "Если хочешь быть счастливым, будь им". Чего ж тут не понять, верно? Вот ты напридумывал себе всякого, и тем счастлив.
Но этого Максима не так-то просто было вывести из себя. Лишь на скулах проступил легкий румянец, но лицо по-прежнему было спокойным и сосредоточенным, а взгляд кротким, сочувствующим. А Орлову непременно хотелось, чтобы попик растерял все свое хладнокровие и спокойствие, вспылил, наорал на него. Зачем это было ему нужно? А шут знает! Григорий и сам не понимал. И дело было вовсе ни в Пантокрине, по просьбе которого Максим, вероятно, и затеял с ним разговор. Нет. Дело было в самом Максиме. Может быть потому, что Орлов терпеть не мог, когда ему лезли в душу? Нет, не это. К тому же, тот пока и не очень пытается это делать. Но Григорий интуитивно чувствовал, что между ними стоит что-то такое огромное и такое серьезное, по сравнению с которым их бренные жизни ничего не значут.
А что же Максим? С ним было все в порядке. Он по-прежнему был невозмутим, как английский лорд. Пока Григорий до всего этого додумывался, Максим стоял и с сочувствием на него смотрел. Красивое его лицо выражало жалость и искреннее сожаление. Он проговорил все тем же ровным, но твердым голосом:
- Скажите, брат, вы верите в Бога?
- А как же. Мы как все интеллигентные люди. Ну. Особливо, когда живешь среди чертей, ведьм и прочей нечисти, начинаешь понимать, что все они служат своему хозяину. А если есть он, значит должен быть и Бог. Это же элементарно.
- А кому служите вы, брат?
- Я?!
- Да. Именно вы?
- Так я это... Демобилизовался я. Ну. Несколько лет уже, как демобилизовался. А раньше служил. Было дело. Даже в Чечне успел повоевать. Ты знаешь, поп, что такое Чечня?
- Не ерничайте, брат. Вы сознательно пытаетесь уйти от ответа. Но рано и или поздно, а вам все равно придется ответить на этот вопрос.
- И откуда ты все знаешь? Ты что, самый умный что ли?
- Я знаю, - убежденно сказал Максим.
- Счастливый ты человек, если все наперед знаешь. А я вот даже не знаю, что будет через пять минут - пошлю я тебя куда подальше, или все же не пошлю, выслушаю до конца.
И опять Христосик лишь сочувственно улыбнулся.
- Вы на опасной стезе, брат. Если не смерите гордыню, не откроете души своей Всевышнему, то попадете в объятия сатаны.
Нет, этот попик уже окончательно достал Григория. Может быть он такой же, как "товарищи" из первого барака? Мания величия и все такое прочее. Нет, не похоже. Внешне вполне нормальный парень. Что стоит за этой его убежденностью в своей правоте? Ее, эту убежденность, палкой не перешибешь. Обидные слова Орлова отскакивали от него словно семечки.
- Вот так, да? Но это мы ещё посмотрим кто из нас двоих окажется в этих объятиях первым. Еще поглядим. И потом, что ты меня братом называешь? Я в Чечне с корешами братался. Ну там ясно почему, да? Там за каждым углом, каждой сопкой эта паскуда страшная с косой нас караулила. А тебе-то я какой брат?
Легкий румянец набежал на скулы Максима.
- Все люди - есть дети Небесного Отца нашего, Создателя всего сущего на Земле и в Космосе.
- Ты вон о чем. Ну-ну. Только откуда тебе известно чего хочет Создатель?
- Я знаю, - твердо сказал Максим. - Мне было видение.
- А мне было видение, будто я с английской принцессой переспал, рассмеялся Григорий.
- Ты!.. Ты!... Ты есть сам сатана! - вскричал Максим. Лицо его пошло красными пятнами, взгляд сделался злобным, нехорошим.
Орлов удовлетворенно усмехнулся.
Вывел таки он этого попика из себя! Ишь как раскалился? Еще немного и придется огнетушитель со стены срывать, спасать человека. Так-то вот, знай наших. И стал он Григорию сразу как-то ближе, роднее. А что, нормальный в общем-то парень. Даже симпатичный. Рехнулся немного на Боге? Ну и что? Ни он первый, ни он последний. Многим хочется прыгнуть выше головы.
Сказал примиренчески:
- Извини, Макс, если я задел твои религиозные чувства. Слушай, а за что тебя сюда посадили?
Максиму было стыдно за свою вспышку гнева. Он взял себя в руки. Сказал, не глядя на Орлова:
- Все что я говорил было ново и необычно, опровергало старые каноны веры. А это всегда принимается в штыки, называется ересью, сумасшедствием и прочее. Поэтому была назначена комиссия и она пришла к выводу, что я сумасшедший. Но слава Создателю - истина в конце-концов восторжествовала.
- Как так - восторжествовала? Почему же ты тогда все ещё здесь?
- Это недавно признал сам правитель. Слова Создателя дошли наконец и до него.
Григорий невольно рассмеялся. Он что, серьезно все это говорит что ли? Искренне верит Пантокрину? Цирк да и только! "Блажен кто верует. Тепло ему не свете". Воистину так.
- А что же он тебя здесь по-прежнему держит?
- Он вовсе не держит меня. Я могу уйти хоть сейчас. Он мне искренне хочет помочь, чтобы искупить вину свою перед людьми и Создателем.
- Интересно. И как же он это сделает?
- Он обещал помочь издать мне книгу и перевести её на все языки мира.
- Не верь ему, Максим. Он отъявленный негодяй и обязательно тебя обманет.
- Нехорошо, брат, не верить людям.
- Людям верить можно, негодяям - нельзя.
- Плохих людей нет, брат. Есть лишь несчастные, запутавшиеся в тенётах сатаны. Ибо селен князь тьмы - этот ловец душ слабых и неокрепших, и велики его соблазны. Таким людям можно лишь посочувствовать и помочь освободиться от заблуждений.
- И каким же образом?
- Животворящим словом Небесного Отца нашего.
- А мне думается, что освободиться от заблуждений необходимо прежде всего тебе. Пантокрину не сочувствовать надо, а бороться всеми возможными способами. Он испоганит любое доброе дело и повернет себе на службу.
- Ты заблуждаешься, брат.
- А ты его проверь.
- Каким же образом?
- Скажи, чтобы отпустил тебя из города. Посмотришь, что из этого выйдет.
- Но я ещё не закончил рукопись?