Время ненавидеть - Измайлов Андрей

И когда Гребнев, зло дыша носом, заскакал к антресолям, Валентина зло говорила ему в спину:

– Ты что, не можешь сказать, какие они?!

И когда Гребнев с треском и грохотом зашуровал вслепую, хлопая ладонью по невидимым снизу инструментам, когда он вернулся в комнату с плоскогубцами, Валентина зло говорила:

– Ты что, не мог мне сказать, какие они?!

Гребнев занялся костылями: ослаблял гайки, вытаскивал штырь, переставлял повыше. Хотя прекрасно понимал: Валентина ездила в область – автобус три раза в сутки и два с половиной часа ходу. Вчера позвонила после четырех – значит, только на последний автобус попала, а обратно – ночным. Из-за него. И насморк – из-за него. Даже если это не совсем насморк – из-за него…

Но насморка у Валентины уже как не бывало, она тоже приняла тон. Предложенный Гребневым тон.

Да никакого тона Гребнев не предлагал! Так получилось! Однако, поздно. Раз уж начали… И ничего не поделать, не перестроиться на скорости.

– Могу ли я еще быть чем-то полезна? – морозно произнесла Валентина.

– Да! – произнес Гребнев, не поднимая глаз от невероятно сложной костыльной конструкции, просто никакой возможности нет оторваться! – Мне нужна консультация. Юриста… – и, кряхтя над зажатой гайкой, бросал фразы: – Если есть расписка… На много тысяч… Резьба сбита, с-скотина!.. И вот расписка одного другому… Без нотариуса… Не-ет, я тебя выверну, скотина!.. Для чего она может быть, если в обход закона? Ага, я сказал тебе, паразитка, что выверну! – И, подняв наконец голову: – Понятно?

Ничего не понятно. Кроме того, что Гребнев опять куда-то влезает. Так она ему и сказала:

– Опять ты куда-то влезаешь? – прежним тоном давней давности. Снова проскочила искра.

Но Валентина прочла в гребневском лице: «А тебе-то что?!».

Действительно, ей-то что?! Консультация нужна? Хорошо!

– Криминальное значение расписки, – снова заговорила морозно, – если именно это тебя интересует, может заключаться в следующем… Большая сумма денег берется для покрытия крупной недостачи в магазине на время пребывания там ревизоров. Не меньшая сумма – в виде расчета между партнерами по валютной или крупной спекулятивной сделке. Разумеется, это уже не долговая расписка, а просто деловая. Так… Еще! Расписка в том, что деньги получены за… за действия, предусмотренные статьями кодекса. Когда дающий сумму не хочет быть запачкан и нанимает людей. Так… Еще. За лжесвидетельство… Ну, вот и… Да! Сама по себе расписка не много значит, но если она дается на крупную сумму, а сумма идет на нечто незаконное – тогда другое дело. Но в расписке ни один дурак не будет отражать цели, на которые будут затрачены полученные средства.

Гребнев сосредоточенно кивал, прикидывая варианты Валентины к «словарному запасу» из Даля, изображая погруженность в свои мысли.

– У тебя ручка есть? Кстати, о расписке! – и голос у Валентины стал морозным до поскрипывания. – Возьми ручку, пиши… – Хотя Гребнев не взял ручку, не стал писать, заторопилась, задиктовала: – Я, Гребнев Павел Михайлович, 1952 года рождения, получил от Артюх Валентины Александровны, возраст не установлен, костыли металлические, количество – два, по цене – пять рублей сорок копеек… Сумму прописью, будь добр… 16 июня 1982 года, и обязуюсь…

Еще бы чуть-чуть, и расползлись бы оба в улыбке и… кто знает? К тому шло. Но тренькнул звонок.

– Я открою, Павел Михайлович! – громко и официально сказала Валентина.

И когда вошел Сэм, мусоля в руках очередную «банную» продукцию, Гребнев пригласил: «Проходи, проходи!». А еще громко и официально сказал:

– Посмотрите еще раз, Валентина Александровна. Подумайте. Я вам там отчеркнул… – и впихнул ей свой вчерашний текст про мельника Авксентьева.

Правила, которые никто из них не устанавливал, но они тем не менее установились: на людях – только знакомые. Мало ли вопросов возникает по работе! Где журналист, там и юрист. И наоборот. Так что, «посмотрите еще раз, Валентина Александровна».

Валентина Александровна тут же стала «смотреть», грызть кончик авторучки, взявшейся неизвестно откуда. А Сэм… Сэм застенчиво и виновато выдавил, что он почти сделал, буквально последнее предложение осталось, но оно никак не получается. Он сейчас, он вот прямо здесь сядет и сейчас доделает. И сел. Прямо на секретер. А Валентина на тахте устроилась за журнальным столиком – плоскогубцы задела: скользнули они с тахты, брякнулись об пол.

Гребневу как-то и места не осталось. Тихо, рабкоры на него спину гнут, а он стоит, как гипсовый гость, в центре – чего, спрашивается, стоит?! Дали тебе костыли, даже расписки за них не взяли?! Вот и расхаживай, тренируйся, осваивайся.

– Я пока чай заварю! – нашел себе занятие, поковылял на кухню, осваиваясь на подпорках.

Не спросил Сэм про расписку. Не спросил. У него дело поважнее – последнюю фразу дописать. Чтобы Сэм когда-нибудь проявлял подобное рвение?! Поглядим, решил Гребнев.

Потом Валентина пришла на кухню. Не просто так пришла. Надо же помочь временному калеке. «Где у вас заварка?.. Чашки какие брать?.. У вас песок или кусковой?».

Гребневу показалось даже, что она переигрывает: ей ли не знать – где, какие и что кусковой. Все-таки, показалось. Ведь для Сэма, который не в курсе их отношений (прошлых и нынешних) все естественно: нормальная, очень женская хлопотливость, будь ты рабкором, юристом, хоть кем. Он бы и сам помог, только вот последнюю фразу дописать надо. Очень надо. Как там, кстати, Сэм?

Валентина уставила поднос, пошла в комнату. Гребнев – следом, Сэм втискивал на место… Даля, сминая соседствующие книги, спеша. Незаметно не получилось, тогда он сразу переориентировался, вынул один из томов обратно, плечами недоуменно пожал:

– Ничего не понимаю! – листнул. – «Аббревиатура» через одно «б» или через два?

– Через два, – не моргнул глазом Гребнев.

– Вот и я… – не моргнул глазом Сэм. – А тут, у Даля, – через одно. У меня фраза последняя как раз с этим словом.

– Сто лет назад писали так, а теперь так. Обычное дело, – объяснил Гребнев нейтрально. – Лучше справляться по орфографическому словарю.

– Так что у вас получилось? – все внимание Гребнева на отображенном собрании секции афористики. Угу… Угу…

Нормальная рабочая обстановка. Однако почерк, в отличие от хозяина, недисциплинированный и беззастенчивый. Абсолютно наплевать было хозяину почерка, прочтут или нет, и возможно ли такое прочесть в принципе. А в Дале Сэм копался, ворошился. Ну и почерк!.. А про расписку Сэм так и не спросил… Ну, хоть одну букву разобрать – уже подвиг!.. Аббревиатура ему нужна! Тут одна сплошная аббревиатура!.. Не спросил про расписку-то!

Чай стынет. Уткнулись в бумажки, как последние… А Валентина для них – пустое место. Для Гребнева Валентина – пустое место. Сидит, как последняя дура, пятый раз про какого-то мельника перечитывает. Мельник, мельник! И тут – мельник! Дался всем этот мельник!.. Если Валентина здесь не нужна, то она пойдет. Чай стынет. Если здесь нужна не Валентина, а Валентина Александровна, то тогда:

– Павел Михайлович, отвлекитесь на минутку. Еще по поводу суммы в несколько тысяч…

Как Валентина Александровна она здесь тоже не нужна – осек ее Гребнев досадливо:

– Потом, потом!

Потом так потом. Если будет это «потом». До свиданья. А он еще и:

– И не забудьте связаться с Крайновым. Или – пожалуй, так будет надежней, – со Звягиным.

Кретин! Какой Крайнов! Какой Звягин! Хватит с Валентины и того, что она с ним, с Гребневым, связалась! Дерг – сумочку. Оттуда – врассыпную мазилки, таблетки, ключи, флакон. Не надо ей помогать! Сама соберет! Не нуждается она в помощи ни Гребнева, ни бугая с бумажками! Сама соберет, сказала! Если Гребневу бугай с бумажками важней, чем она, пусть Гребнев и занимается бугаем. А ее не надо провожать! Пусть Гребнев сидит и тетешкает свою ногу. Неужели не чувствует: не надо ее провожать!

– Что-о-о?!. Ну, и дурак!

… Гребнев сам не ожидал от себя той резкости, с которой оборвал («Потом, потом!»), когда Валентина вдруг заговорила о тысячах, а у Сэма что-то дрогнуло, мигнуло. И Гребнев сразу оборвал Валентину на полуслове – не объяснишь ведь, да и что объяснять? Вот он, Сэм, – тут, рядом. Слушает внимательно. Гребнев понял, что Валентина уходит, и решил «ковать железо»: ляпнул про Крайнова, пока было кому ляпнуть при Сэме. Расписка от Звягина Крайнову, расписка в Дале, Даль у Сэма, Сэму словарь мог достаться от Крайнова. Ну?!

На фамилию Сэм не отреагировал никак. Зато когда Гребнев по инерции, уже довырабатывая жилу, назвал Звягина, Сэм отреагировал – снова дрогнуло что-то, снова мигнуло.

И Валентина отреагировала: встала, завернулась в свою крупноячеистую шаль и – в коридор на выход. Все это одним движением. Не одним, конечно, но так. у нее получалось: один жест плавно переходил в другой – неуловимо, пантерно. Даже мелочевку чисто женскую, разбежавшуюся по полу из сумочки, слизнула горстью, как завершающее коронное па. Чего чего, а изящества ей было не занимать. Да, умела!!!..