Холодные сердца - Антон Чиж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стася? – поразился Аркаша. – Вот это трагедия. Пойти, что ли, дать двести строк в вечерний выпуск.
– Не стоит. Фёкл Антонович не простит такого предательства. Давно хотел спросить: вы Усольцева знаете?
– Этот вонючка? Сынок лавочника Усольцева? – Аркаша сморщился, как от лимона. – Мерзкая личность.
– Это все, что можете про него сказать?
– Про такого и говорить нечего. Амбиций и самомнения – гора. А из университета выгнали. Говорят, организовал какое-то тайное общество. Только все это вранье, куда ему тайные общества составлять? Разболтает. Даже не тратьте время, пустая личность. Тут другое объявилось…
– Поразите меня, – попросил Ванзаров.
Отодвинув рюмку, Аркаша уперся локтем и подмигнул.
– Слушок был, что в городе якобы видели брата Аньки-модистки.
– Вернулся мстить за сестру? Как мило. Как выглядит? Где его видели? Где живет?
– В том-то и дело! Когда ему было лет шестнадцать, значит, это не меньше двадцати лет назад, он взял и уехал в Северную Америку. С тех пор о нем никто не слышал. Анька вообще думала, что сгинул там. Даже я имени его не помню!
– Почему же решили, что он вернулся?
– Есть такой слух. Но откуда взялся – ума не приложу. Может, проверить?
– Каким образом? – спросил Ванзаров. – Предлагаете устроить повальные досмотры всех новоприбывших дачников?
– Хлопотное дело, – согласился Аркаша. – И ведь мне кажется, что я его сам как-то на улице заметил. Еще подумал, что за лицо знакомое?
– Еще раз заметите, дайте знать, – сказал Ванзаров. – А пока нам есть куда потратить силы. Сегодня вечером могу рассчитывать на вашу помощь?
Репортер стукнул себя кулаком в грудь и заверил, что на него – как на скалу. И опереться, и все, что хотите. Любые жертвы. Жертвы от него требовались самые незначительные. Можно сказать: забавные и несерьезные. Аркаша даже переспросил: действительно он все верно понял? Ему указали на роль хоть и скромную, но важную. Как раз для его характера.
Веник шаркал по чистому полу. Хозяйка мела упорно. Только подняла голову, но работу не бросила.
– Заходи, Родион, – сказала она. – Чего на пороге топтаться?
– Марья Сергеевна, простите, что не сказал вам… – начал Ванзаров.
Веник полетел в угол, она обтерла руки о передник и опустилась на стул, что стоял поблизости.
– Чего теперь, Родион, часом раньше, часом позже… А я еще злобу на Ивана держала, думала, загулял, а тут вон что…
Женщина закрыла лицо ладонями. Она не плакала и не стонала, а сидела тихо. От тишины этой становилось муторно и тяжко. И помочь нечем, и поделать ничего нельзя. Ванзаров сел поблизости.
– Послать за доктором? – спросил он.
Она вытерла ладонью сухие глаза.
– Чего напрасно гонять… Мне постовой твой вчера рассказал. Все уже выплакано. Вот только себе дела не найду. Раньше-то суетилась ради Ивана, чтоб ему все горячее. А теперь и не для кого. За веник взялась, чтобы руки занять. Знаю, что не полагается сейчас в доме мести, а мне и все равно. Даже зеркала не завесила. Не могу… Все равно теперь…
– Я бы очень хотел вам помочь…
– Теперь уже ничем не поможешь… У меня блины есть остывшие, еще что-то на плите, может, покушаешь, Родион?
Надо было согласиться, надо было отдать долг вежливости, но времени было мало.
– Я помогу вам тем, что найду убийцу Жаркова, – сказал Ванзаров. – Обещаю, Марья Сергеевна. По-другому утешить у меня не получится.
– Да где ж ты его найдешь… После такого…
– Потерпите день-два. Осталось немного. Мне нужна ваша помощь. Могу я еще раз осмотреть комнату Жаркова?
Хозяйка махнула рукой – делай что хочешь. Чего теперь спрашивать.
Ванзаров вернулся в спальню. С прошлой ночи здесь ничего не трогали. Он тщательно проверил стол, опять заглянул под кровать и даже порылся в шкафу, проверив карманы пиджаков и брюк. Ни одной записки, клочка или хоть обрывка с записями не нашел. Он помнил это отлично, только проверил.
Марья Сергеевна сидела на стуле в той же позе.
– Нашел, чего искал? – спросила она.
– У Жаркова были записные книжки или какие-нибудь записи? Тетради, например?
– А тебе зачем?
– Надо кое-что проверить, – ответил Ванзаров.
– Чего-то Иван строчил, сядет порой и давай записывать.
– В его комнате нет никаких записей. Не знаете, куда они могли деться?
Лукьянова вздохнула.
– Я не трогала, Иван в комнату не разрешал входить. Разве сам выбросил. Чудной он был, веселый…
– Очень важно найти любую его записку. Он никогда вам записок не оставлял?
– Поищу, – сказала Марья Сергеевна, тяжко поднимаясь, будто сразу постарев.
Она прошла в кухню и принялась греметь кастрюлями. Что-то там стучало, шуршало и переставлялось. Женщине надо было занять руки. Ванзаров не вмешивался. И терпеливо ждал с полчаса, не меньше.
Лукьянова вернулась, сунула замызганный клочок, вырванный из гимназической тетрадки.
– Вот, послание его. Все мне письмишки смешные оставлял. Я их выкидывала, а вот это осталось. Бери, коли надо…
На листке было написано:
«Милая тетка Марья! Не тужи, держи нос по ветру! К ужину не жди, загуляю до рассвета. Как вернусь, наемся до отвала и побегу на службу. Так что спи – не храпи! Твой Иван».
Ванзаров вложил листок в записную книжку.
– Если вам что-нибудь будет нужно, дайте знать в участок, – сказал он. – И простите меня еще раз…
Марья Сергеевна подошла, обняла его, расцеловала и перекрестила.
– Иди с богом. Делай, что сможешь… Ты хороший человек, Родион. Загляни как-нибудь к тетке Марье. Я тебе всегда блинов напеку…
Ванзаров нахмурился, поклонился и быстро вышел. Что-то подступило к горлу, и нельзя было ручаться, что глаза останутся сухими. Слезы для чиновника сыска – роскошь невозможная.
Он подозвал постового и попросил передать старшему городовому Макарову, что пост снимает. Нечего людям зря силы тратить. Еще понадобятся в другом месте.
Доктор сидел на лавочке, будто и не вставал с нее. И прекрасный день делал еще прекрасней дымком тонкой папироски. Подставляя лицо солнцу, он не боялся загореть, а с наслаждением жмурился, как весенний кот. Во всей фигуре его было столько умиротворенности и спокойствия, что одно это должно было благотворно действовать на нервных пациентов. На живых, разумеется.
Завидев приближающуюся фигуру, Асмус помахал рукой.
– Ванзаров! – сказал он с той особой интонацией, что принята у однокашников, называющих друг друга по фамилии с института. – С вашим появлением в нашем скучном городке забурлила жизнь. Городовые бегают, как угорелые. А мне сколько радости! Практически забросил пациентов, зато практикуюсь в анатомии. Не останавливайтесь!
– Рад, что застал вас здесь, – сказал Ванзаров, садясь на скамейку. – Уже осмотрели Усольцева?
– В этот раз справился бы студент первого курса. В легких полно воды, на затылке травма. Но вот с семейством Стаси Зайковского порадовать нечем. Их, несомненно, оглушили, но больше я ничего не нашел. Теперь перед вами чист, и мы можем, наконец, устроить обещанный ужин.
– А с приставом что?
– Боюсь, этому городу потребуется новый пристав. Вы диагноз правильно поставили, мне Фёкл Антонович сказал. Барон Нольде, конечно, может им в лазарете заняться, но скажу вам честно: надежды мало. Если только не отправить его куда-нибудь в Швейцарию. Говорят, там электрошоком в чувство приводят. Что мы все о грустном, день-то какой…
Асмус раскинул руки, будто хотел обнять от широты души весь мир.
– Антон Львович, я все знаю, – сказал Ванзаров.
Доктор с удовольствием затянулся и выпустил струйку дыма.
– Это прекрасно, но что именно вы знаете?
– В истории убийства Анюковой вы кого-то покрываете.
– Ах, вот что… – Папироска взлетела и упала в траву, Асмус потер переносицу. – С чего вы взяли?
– Я ознакомился с делом.
– Всего лишь дал показания, рассказал, что видел.
– Ваши показания я читал. И уверен, что вы не сказали значительно больше, чем сказали. Если не знали точно, то наверняка догадывались, кто убил Аньку-модистку.
– Больше всего мне бы хотелось забыть ту историю, – ответил Асмус. – Буду вам очень благодарен, если не станете ворошить прошлое.
– Неужели вы не понимаете! – вскрикнул Ванзаров.
Доктор удивленно посмотрел на него.
– А у вас нервишки-то шалят. В таком возрасте это не к добру. Так что я не понимаю, по-вашему?
– Вы и Фёкл Антонович – последние живые свидетели по тому делу! Трое уже убиты. Что вам скрывать теперь? Назовите мне, кто убил Анюкову, хотя бы одно ваше предположение, и я смогу опередить убийцу. Неужели вы не видите, что цепочка уже привела к вам? Вы – следующий!
– Родион Георгиевич, давайте успокоимся, – сказал Асмус. – Нервы еще никого до добра не доводили. Хорошо, допустим, я скажу, кто это сделал. И что? Скорее всего, его уже нет. Доказать ничего невозможно. Да и богат я только подозрениями. Зачем вам?