Командир полка - Вальтер Флегель

Бедняга Молькентин не знал ни того, кого он должен будить себе на смену, ни того, как он должен укрепить прицел. Пружину он вставил, так как умел это делать. А вот с прицелом! Обращаться с ним его учили давно, а как только он узнал, что станет заряжающим, быстро забыл все то, чего от него не требовалось.

Беспомощно он уселся возле орудия, не зная, как быть, хотя хорошо знал, что без прицела орудие не орудие. Где спал наводчик, он не знал.

Грасе и Цедлер почти одновременно вернулись к своему орудию.

— Ну как? — спросил Грасе.

— Экснер хотел задержать этого человека у себя, но тут пришел майор Харкус и отпустил его домой, попросив передать привет Валенштоку и сказать ему, чтобы тот пораньше встал, если захочет нас прихватить.

— Он нас уже и без того прихватил.

— Прихватил. Ты что-нибудь говорил командиру?

— Нет.

Оба замолчали. Цедлер подумал было, что Грасе задремал, как вдруг унтер-вахмистр с возмущением произнес:

— Не пойму я, что за человек этот Моравус! Он даже своих подчиненных по голосам не распознает. Представляю, как он действует! Ему все, кажется, до лампочки, но ходит в командирах орудия.

— В школе унтер-офицеров он, возможно, неплохо учился.

— Может быть, — согласился Грасе.

— Прицел-то ты ему все же отдал.

— Не хотел отдавать комбату.

— Я так и понял.

— Мы ему завтра утром покажем.

— Если у нас на это время будет, — усмехнулся Цедлер.

— У него жизнь будет лучше, чем у нас, — произнес портной Моравус, склонившись над кроваткой новорожденного.

Мать младенца, его брат пятнадцати лет и семнадцатилетняя сестра согласились с отцом.

Так Вернер на долгие годы и остался в семье малышом. Все обращали на него внимание, начиная от учителей и тренера и кончая родными и знакомыми. Успехи, которых достигали другие, воспринимались всеми как нечто само собой разумеющееся, успехи Вернера, даже если они были незначительными, встречались с восторгом и аплодисментами.

Когда Вернер учился в восьмом классе, у них появился новый классный руководитель, который никого из учеников не выделял. На Вернера он обращал не больше внимания, чем на других учеников.

Вернер был единственным учеником в классе, который не любил нового учителя. С его приходом оценки у Вернера стали хуже.

Родители Вернера тоже были недовольны новым учителем, считая его виновным во всем. А учитель заявил, что, если их сын не станет лучше учиться, он не сможет поехать со всем классом летом на каникулы.

Вернер исправил свои оценки, потому что непременно хотел поехать на каникулы, чтобы каждый день видеться с Анной.

Анне было шестнадцать лет, она была самой старшей девочкой в классе: два года она не училась из-за болезни и теперь ходила только в восьмой. У Анны была длинная светлая коса и белая нежная кожа. Учение давалось девочке с большим трудом.

Вернеру она нравилась. Высокая грудь девушки волновала его. В июле 1959 года весь класс на две недели выехал на каникулы в Визенгрунд. Горы там были великолепные, но Вернер замечал их только в первое время, так как через несколько дней после приезда Анна полностью завладела всем его существом.

Ему помог счастливый случай. Однажды Анну и его послали в село за какими-то продуктами. В магазине они закупили все, что нужно. Себе Вернер купил плитку шоколада.

Вернер предложил Анне вернуться в дом отдыха другой дорогой. Девушка согласилась. Они пошли через лес. Было жарко. Рюкзаки были тяжелые — приходилось часто отдыхать.

Они лежали на траве, и Вернер гладил нежную кожу девушки, дотрагивался до ее груди…

Их любовь продолжалась до конца года, а потом они потеряли друг друга из виду. Учеба в девятом и десятом классе требовала от Вернера много сил. Он хорошо занимался, вступил в комсомол и даже был выбран секретарем комсомольской организации. Вернер обладал хорошими организаторскими способностями и умел красиво говорить, что всегда убедительно действовало на слушавших его.

Он то и дело влюблялся в своих одноклассниц, многим из них он тоже нравился, однако ни одна не позволяла ему того, что позволяла Анна. А Вернер быстро терял всякий интерес к девушке, когда требовалась длительная осада.

Весной 1961 года он снова встретился с Анной. Девушка, как и раньше, была привлекательной, и Вернер почувствовал ее уступчивость. Они стали встречаться, вместе гуляли по окраине города, где у родителей Вернера был свой небольшой сад.

К школе и учебе Вернер потерял интерес. С большим трудом он окончил школу и получил аттестат зрелости (помогло то, что он все еще был секретарем комсомольской организации).

— Кем ты хочешь быть? — спрашивали его родители.

Нужно было действительно выбрать себе какую-нибудь профессию, но он ни на что не мог решиться. Наконец родители сами решили, что ему следует стать автослесарем. Автослесарь везде нужен и к тому же неплохо зарабатывает.

Однако работа автослесаря оказалась не такой легкой, какой казалась на первый взгляд. Анна, которая по-прежнему терпимо относилась к Вернеру, уже наскучила ему.

Проработав год, он стал выпивать, встречаться с подозрительными девушками, которые нравились ему тем, что не были похожи на Анну.

Однажды он не явился в мастерскую. Родители начали разыскивать его и нашли в кустах сада с девушкой. Начались слезные причитания, мольбы, советы: «Ты должен наконец стать человеком! Должен работать!»

Вернер вернулся в мастерскую, проработал там еще год, а потом уволился.

И снова встал вопрос, чем заняться. А тут как раз пришла повестка из военкомата. Семья с облегчением вздохнула: может, в армии из него сделают человека.

Он задумался: не пойти ли в унтер-офицерское училище? Правда, тогда служить придется три года, а не полтора. Но зато он будет носить унтер-офицерские погоны, станет хоть и небольшим, но все-таки начальником.

И Вернер решил стать унтер-офицером. Все были очень рады такому выбору: и родные, и бывшие коллеги по работе.

В мае 1965 года Вернер прибыл в артиллерийский полк в Еснак на должность командира орудия.

На сельских улицах погасли фонари. Серый туман окутал землю. Экснер припал к окулярам стереотрубы. Он не выспался и теперь зябко ежился. Предстоящая проверка, устроенная командиром полка, беспокоила его.

Экснер медленно осматривал окрестности: кустарник, заборы, луг, снова заборы. Что находилось за ними, было уже невозможно разобрать — сплошная серая вата тумана. Экснер повернул стереотрубу в сторону и продолжал наблюдение. И вдруг обнаружил на дороге, которая вела к селу, самый настоящий завал из жердей, бревен и черт знает чего еще.

Обер-лейтенант повернул стереотрубу в другую сторону, где находилась другая дорога, но она тоже оказалась заваленной, но только уже не бревнами, а повозками.

Прекратив наблюдение, Экснер повернулся к майору Харкусу, который лежал на траве, и доложил ему результаты.

— Через десять минут я жду вашего решения, — сказал майор и, встав, пошел в сторону.

Капитан Петер последовал за ним.

Экснер достал карту, набросал на ней маршрут движения батареи, сделав заметки на полях.

Майор Харкус утвердил решение командира батареи без изменений. Вид у майора был усталый, глаза покраснели, губы обветрились, на лбу залегла глубокая складка.

«И чем Кристе мог понравиться этот человек? — думал Экснер, глядя на него. — Возможно, мои шансы еще не полностью потеряны, ни в коем случае нельзя отступать».

— Пошли, — бросил коротко майор и побежал к машине, обгоняя Петера и Экснера.

Наводчик орудия, командиром которого был унтер-офицер Моравус, сразу же заметил, что прицела нет на месте.

— Кто его снял?! Кто?! — крикнул он.

— Я, — с готовностью ответил Молькентин, сидевший на ящике с боеприпасами. — Я только хотел…

— Не лезь, куда тебя не просят, я твои снаряды не трогаю!

— Я только хотел…

— Не лезь, запомни раз и навсегда! — грубо оборвал его наводчик.

— А никого не было…

— Тихо! — крикнул им Моравус, а затем, повернувшись к наводчику, спросил: — Долго вы еще копаться будете?

Ефрейтор поставил прицел на место, и унтер-офицер моментально поднял над головой красный флажок, что означало, что орудие готово открыть огонь.

Однако последовала команда не на открытие огня, а другая, более приятная — идти завтракать.

В половине седьмого утра батарея выстроилась в походную колонну на опушке леса. Туман здесь был не очень густой, и Экснер мог видеть всю колонну. Окинув ее придирчивым взглядом, он остался доволен: все было на своих местах. Теперь обер-лейтенант не боялся никаких неожиданностей. Первый день проверки начался относительно хорошо, не считая мелких неполадок, которые смело можно не принимать в расчет.