Странник поневоле - Борис Долинго

Как ни очаровала его молодая девушка, он не мог не сохранить толику «взгляда со стороны». Несколько удивляла система сервировки еды здесь, на галерее. Скудные, но не совсем мизерные знания по истории подсказывали Богдану, что мало вероятно, чтобы в Европе Средних веков практиковался «шведский стол». Здесь же как раз имела место такая система: гости стоя – когда сами, когда с помощью сновавших вокруг слуг – наполняли тарелки и кубки, пили, ели и беседовали.

– Прогресс всё-таки имеет место быть, – пробормотал Богдан, отрезая от филейной части жареного кабанчика ароматный кусок.

Феофана покосилась на него и прыснула – Богдан машинально сказал это по-русски. Тут же пришлось извиняться за столь непочтительное к даме действие.

– Кстати, баронесса, – заметил Богдан, – у вас в Астерии не практикуется обычай пить на брудершафт?

Слова «брудершафт» в словаре, вложенном в память Богдана, не нашлось, но он использовал прямую смысловую реплику, пояснив суть процесса. Правда, он вовремя спохватился и заменил в собственной версии поцелуй в губы простым касанием щекой к щеке.

Глаза баронессы и графа Конрада округлились, и землянин поспешил добавить:

– Прошу прощения, если звучит не учтиво, но у нас в Перуньи этот обычай весьма распространён, и считается вовсе не оскорбительным, а напротив, проявлением высшего расположения. Честное слово!

Возбуждение, вызванное общей ситуацией, развивавшейся для него пока очень удачно, и несколько больших глотков хотя и кисловатого, но вполне хмельного вина вызвали подъём творческих сил юноши.

– У нас даже бытует легенда, что данный обычай идёт от самого Создателя. Конечно, нет никаких подтверждений тому, но, согласитесь, звучит привлекательно, не правда ли?

Граф и баронесса после некоторого непродолжительного раздумья согласились, что обычай вполне безобидный и интересный. Они тут же выпили, совершив обряд касания щёками, что вызвало удивление находившихся в непосредственной близости окружающих, которым пришлось снова и снова объяснять смысл пития на «фратернит», после чего обряд далёкой страны Перуньи начал завоёвывать популярность.

Касаясь щекой щеки баронессы, Богдан ощутил, что сердце стучит слишком быстро, а кровь бросилась в лицо. Гладкая девичья кожа снова и снова напомнила ему, что на свете живут создания, призванные сводить мужчин с ума и толкать их на разнообразные глупости, называемые также иногда подвигами. Баронесса тоже разрумянилась и слегка смутилась. Когда она выполняла подобный процесс с графом, Богдан следил даже с некоторым чувством ревности, и, к его удовлетворению, ему показалось, что с Конрадом Феофана проделывала всё куда более спокойно.

Дружеское застолье на ногах набирало силу, когда, подняв глаза, Богдан к своей досаде встретился взглядом с уже почти забытым рыцарем Вайком.

Вайк стоял метрах в пяти от Богдана, у прохода между столами, и беседовал с каким-то мужчиной в годах, одетым в светло-коричневый камзол (Богдан не мог подобрать другого слова), расшитый на груди чёрными с золотом узорами. На самом Вайке тоже красовалось подобное одеяние, но только голубоватого цвета, из-под которого виднелась белая сорочка. Голову рыцаря украшало подобие чалмы с изогнутым чёрно-зелёным пером. Грудь пересекала цепь с одним крупным камнем – похоже, куском горного хрусталя, вставленным в медную оправу.

«Красавец!», – неприязненного подумал Богдан.

Судя по всему, Вайк давно заприметил Богдана и наблюдал за ним, дожидаясь, пока тот заметит его. Очевидно, то, что он первый обнаружил в толпе своего недруга, доставляло рыцарю удовольствие. Богдан почувствовал это. Надо понимать, что случись подобное в лесу или в бою – и ты был бы уже мёртв.

«М-да, – подумал он, – расслабляться и терять бдительность нельзя. Особенно если я хочу хорошо попользоваться своей продлённой жизнью!»

Из седла Вайк показался Богдану высоким, но сейчас он видел, что рост рыцаря превышает его собственный минимум сантиметров на десять – в Вайке было за метр девяносто!

«В бою на мечах у такого верзилы есть большое преимущество: длина рук! – прикинул Богдан. – Правда, тут ещё очень важна реакция…»

Его тренер по карате-до, комиссованный по ранению в Афгане прапорщик Артём, в нелегальной секции, которую посещал Богдан, всегда учил, что сила и размеры бойца – далеко не главное. Главное – дух и умение быстро реагировать на действия соперника.

В Советском Союзе карате и все восточные единоборства, кроме почему-то дзюдо, официально не приветствовались, и разрешения на открытия подобных секций не выдавались. Поэтому многие занимались в секциях практически подпольных – ходил в такую и Богдан.

Богдан усмехнулся: он посещал секцию всего около двух лет, но уже не раз имел возможность убедиться, что утверждение о реакции – истинная правда. Конечно, законы физики никто не отменял, и, ясное дело, у верзилы под два метра удар, особенно если верзила не простой толстый увалень, куда сильнее, чем у щуплого с виду паренька среднего роста, какие бы сказки не сочиняли о восточных единоборствах. Но если паренёк умеет ловить кураж и стремится победить или умереть – хотя бы символически, то, мягко говоря, сложно делать ставки, исходя только из «размеров» бойца. Впрочем, Богдан тоже не был пареньком среднего роста.

Вайк увидел, что Богдан его заметил, и осклабился. Именно осклабился, а не улыбнулся. Богдан хмыкнул и вежливо кивнул, давая понять, что он не считает инцидент у таверны достойным продолжения.

Удивительное дело, ведь бывает в жизни так: человек вроде бы не противен внешне, но почти сразу же вызывает антипатию. Чем – не сразу и скажешь: манерой общаться, каким-то въедливо-агрессивным сарказмом и взглядом на окружающих под углом придирчивой оценки, тем, что сам он определил себя безусловным лидером ситуации, решающим, кого хвалить, кого порицать, а кого и просто «вывести в расход».

Сказав пару слов своему собеседнику, Вайк, легонько покачивая кубком, который держал в руке, двинулся к Богдану. Рыцарь весьма галантно раскланялся с Феофаной, поклонился графу Конраду, после чего, улыбаясь, слегка наклонил голову в сторону Богдана.

– Удивительное дело, – начал Вайк, предельно любезно, но в его голосе Богдану сразу же послышались издевательские нотки, – не ожидал встретить вас, любезный рыцарь, на этом приёме. Мне показалось, что достопочтенный рыцарь Тассилон задержал вас как пленника, а не как гостя.

Богдан чарующе улыбнулся:

– Благородный Тассилон, в отличие от иных, понял, что я путник из далёкой страны, не представляющий угрозы королевству Астерийскому. Посему я приглашён принять участие в королевском завтраке. Или вы ставите под сомнение компетентность начальника стражи его величества Хруодланда?

Вайк немного опешил. Видимо, Богдан совершенно случайно и с усилиями вспоминая самые цветистые обороты речи, которые когда-либо читал в исторических романах, сформулировал свой ответ самым лучшим образом: и с достаточной мерой сарказма, и в то же время в рамках безукоризненных приличий.

– Отнюдь, – пробормотал рыцарь, чуть скривившись.

Но он явно не собирался сдаваться в словесной перепалке и теперь напряжённо думал, как же уязвить Богдана. Чувствуя это, землянин не стал терять ни секунды и продолжил свою вербальную атаку.

– Видите ли, – сказал Богдан, обращаясь к Феофане и графу и одновременно стараясь не допустить никакой неучтивости в отношении своего противника, – мы с любезным рыцарем Вайком вчера встретились на дороге у местной таверны…

Глава 16

Богдан не дал открыть рта Вайку и рассказал о встрече на дороге, упомянув и про появление отряда во главе с Тассилоном. Вайк хлопал глазами, покусывая длинный ус.

Далее, не останавливаясь, Богдан поведал о своих якобы странствиях и приключениях на далёком юге – в интерпретации весьма близкой к той, какую он уже давал баронессе Феофане. Естественно, не забыл он и о мнимом братании с Бафометом Шарлемане – этого пропускать не стоило, так накануне Вайк уже слышал данную историю.

Когда Богдан заговорил о Бафомете, граф Конрад пробормотал: «Шарлемане? Хм, не знаю…», что сильно успокоило Богдана, больше всего опасавшегося известности убиенного им рыцаря при дворе короля. К счастью, пока никто, кроме Вайка, не реагировал на имя Шарлемане.

Закончив говорить, Богдан торжествующе взглянул на своего недоброжелателя и добавил с совсем уже полной прямотой, желая раз и навсегда разрубить некий узел, затянувшийся вокруг взаимоотношений со случайно встреченным человеком:

– Я не понимаю, благородный Вайк, похоже, вы почему-то, что называется, невзлюбили меня с первого взгляда. Удивлён, чем же я так не угодил вам? Давайте не будем ссориться! Подумайте, зачем это и вам, и мне?

Вайк округлил глаза, на его внешне бесстрастном лице начали проступать едва уловимые признаки злобы.