Магнат (СИ) - Седых Александр Иванович

— Ты бы, товарищ, лучше в наши мандаты вглядывался, а не завидовал форме, — не желал признавать свою промашку Сёма.

— В печатях я не больно–то сведущ, — неуверенно повертел бумажки в мозолистых руках пролетарий и с прищуром уставился на холёное личико лже–комиссара. — А вот физиономии у вас подозрительные.

— Как же по твоему должен выглядеть полковой начфин? — нахмурил брови важный толстячок.

— Ну коли начфин, то… да, — неохотно вернул Сёме мандат начальник патруля и с ещё большим сомнением вперил взгляд в здоровенного бородача в мохнатой папахе. — А вы, товарищ Ронин, действительно от батьки Махно к нам пожаловали?

— От него, — кивнул Алексей.

— Тогда я должен вас, товарищ, разоружить, — указал взглядом на кобуру с маузером патрульный.

— Это ещё почему? — нахмурился бородатый союзник. — Анархисты же, браток, вместе Крым у Врангеля отбивали.

— За помощь пролетариату спасибо, товарищ анархист, но политика ныне перевернулась, — чувствуя неловкость, потупил взор бывший соратник. — Теперь пролетарии анархистам не братья.

— Видать, я сильно отстал от жизни, пока по небу в турецкую сторону летал, — качнул головой в сторону дирижабля Алексей. — Поясни, мил человек, что на земле приключилось.

— Погнали давеча наши анархистов из Крыма, теперь на Гуляйполе войной пойдём, — с тяжёлым вздохом признался солдат. — Я тебя, товарищ анархист, должен сейчас арестовать и в штаб доставить.

— Так нам туда, дружище, и надо, — послушно снимая кобуру с маузером, улыбнулся Алексей. — Только сделай милость — не таскай нас по караулкам, веди сразу к командующему Восточным фронтом, Фрунзе.

— Михаил Васильевич человек занятой, — слегка оробел солдат и переглянулся с товарищами.

— Так у нас к нему дело от самого батьки Махно, — указал пальцем на зажатый в руках патрульного мандат Алексей. — Веди парламентёров в штаб, там командиры разберутся.

— А этот с вами? — бросил настороженный взгляд на фигуру в офицерской шинели красноармеец.

— Военспец Кондрашов, — коротко кивнув, представился бывший полковник.

— Он со мной, — взял за рукав спутника красный начфин и успокоил: — И без оружия.

— Ну, если без оружия, то пошли, — наматывая ремень кобуры изъятого маузера на руку, мотнул головой начальник патруля.

Красноармейцы окружили странных гостей и отконвоировали в штаб фронта. Семён сразу потребовал, для подтверждения полномочий, телеграфировать о своём появлении в Севастополе Троцкому. Кондрашов остался с Сёмой, а Алексея отвели в кабинет Фрунзе. Главную роль в такой оперативности красного секретариата сыграл не анархистский мандат с печатью, а легко узнаваемая персона самого батюшки Алексея. Идентифицировать столь колоритную фигуру труда не составляло.

После дружеского рукопожатия и короткого обмена взглядами, хозяин кабинета предложил странному гостю занять стул по другую сторону заваленного бумагами стола.

— Итак, товарищ Ронин, что привело вас в Севастополь? — поправив накинутую на плечи солдатскую шинель, с интересом уставился на знаменитого анархиста Фрунзе. — Я слышал: вы вроде бы сбежали от батьки Махно в Южную Америку.

— Эмигрировал, — внимательно рассматривая обрамлённое короткой бородкой волевое лицо моложавого командующего, внёс поправку Алексей и объяснился: — Мне в Парагвае люди нужны, а у вас тут излишек образовался. Вот и подбираю изгоев, где только удаётся.

— И много уже нашли?

— Двадцать пять тысяч душ, — не стал темнить анархист.

— Не арестованных ли белогвардейцев вы имеете в виду? — недовольно поморщился Фрунзе.

Он лично обещал не трогать оставшихся в Крыму белых офицеров, но слово заставили нарушить нагрянувшие из Москвы комиссары. Людей обманом выманили прийти для регистрации и задержали, объяснив необходимостью длительного оформления документов. Теперь бывшие белогвардейцы содержались за колючей проволокой, и участь ждала их незавидная.

— В этом вопросе я вам, батюшка Алексей, помочь не уполномочен, — с тяжёлым вздохом развёл руками Фрунзе, которому партийная комиссия уже вынесла выговор за излишний либерализм к врагам революции. — Судьбой контрреволюционеров занимается особая партийная группа.

— Вот и сведите меня, Михаил Васильевич, с этой важной сво… сворой, — в последний миг решил чуть смягчить характеристику партийных лидеров Алексей.

— А не боитесь, что эта… свора, — усмехнувшись, решил не менять последнее слово Фрунзе, — и вас растерзает.

— У меня есть, чем им голодные пасти заткнуть, — улыбнулся в ответ Алексей.

— Интересно будет понаблюдать, — откинувшись на спинку стула, скрестил руки Фрунзе. — Устроить встречу могу через час. Как раз все руководители на военный совет соберутся. Многие красные командиры испытывают преступную симпатию к бывшим соратникам по оружию, анархистам. Может, какую поддержку окажут знаменитому батьке Алексею.

— Батюшке, добродетельному батюшке, — подняв указательный палец, поправил Алексей и, расстегнув кожаное пальто, показал золотой наперсный крест.

— Красная тряпка для быка, — покачав головой, не одобрил демонстрацию религиозного символа Фрунзе.

— Чтобы опрокинуть противника его надо сначала вывести из равновесия, — поделился секретом борьбы искусный мастер.

— Да-а, батюшка, вы большой оригинал, — рассмеялся Фрунзе. — Не зря о вас жуткая молва в народе ходит. Не хотел бы я быть вашим врагом.

— Так в чём проблема? — непонимающе пожал плечами гость. — Анархисты вместе с большевиками за революцию сражались.

— Разное у нас представление о революционном порядке, — вздохнув, развёл руками коммунист. — Партия взяла курс на единоначалие, анархистскую вольницу решено искоренить.

— Внешних врагов одолели, вот и принялись власть внутри стаи делить, — сжав зубы, проворчал ярый анархист.

— Осуждать решения центрального комитета партии я не в праве, — не стал высказывать личное мнение боевой командарм.

— Тогда хоть поддержите, Михаил Васильевич, вывоз анархистов в Южную Америку, — неожиданно предложил странный выход из вооружённого конфликта с бывшими соратниками Алексей.

— Все покинуть родную землю не согласятся, — категорично замотал головой пролетарский командир. — У батьки Махно в войске около семидесяти тысяч бойцов.

— Главное — руководство сманить и самых буйных увезти, — усмехнулся парагвайский лидер. — Однако думаю, добрую половину воинства я сумею сагитировать переселиться в обетованную землю.

— Великое дело для победы революции сделал бы, — всем корпусом подался вперёд красный военачальник. — Мне армию в Туркестан вести надо, советскую власть на Востоке устанавливать, а не с анархистами расправляться.

— И мне в Южной Америке мировую революцию продолжать, — чуть привстав со стула, протянул руку парагвайский деятель.

— По рукам, — крепко пожал протянутую ладонь большевик. — Своё слово я скажу, только окончательное решение будут принимать в Москве.

— Дружок Троцкий меня поддержит, он у вас всеми фронтами рулит, — похвалился важными связями в кремле парагвайский атаман. — Для ослабления белого казачества мы с ним уже организовали эмиграцию в Южную Америку. Я ведь в Крым прилетел, чтобы очередную партию станичников вывезти.

— На дирижабле? — рассмеялся Фрунзе.

— У парагвайских казаков свой флот уже имеется, — выпятив грудь, похвастал атаман.

— Гражданская война скоро закончится, — пожал плечами Фрунзе. — Зачем Троцкому семьи казаков теперь отпускать на чужбину?

— Так я же не просто так лишние рты забираю. Я голодающей стране зерно везу пароходами. Сейчас недалеко от Севастополя два гружёных судна в море болтается.

— Да, голодно в стране, — понурил голову большевик. — Махновцы зерна с Украины не дают, а в Поволжье неурожай, вот–вот мор начнётся. Из центральных областей тоже ничего не возьмёшь, война косой прошлась.

— А ещё продразвёрстка, — указал на главную экономическую ошибку атаман.

— Об экономике судить не берусь, моё дело военное, — отстранился от критики линии партии коммунист. — А за зерно спасибо парагвайцам, и казаков из Крыма выпустим.