Фрактальные узоры - Пол Ди Филиппо

Мы с Пиа поднялись по ступеням наверх, оказавшись почти вровень с верхушками башен, метрах в четырех над землей.

Внизу простиралось целое море поднятых женских лиц, с нетерпением ожидавших приветственного слова от своей королевы.

Королева фей жестом установила тишину.

— Сестры! Перед тем как выслушивать ваши прошения и вершить королевское правосудие, я хочу представить вам персону, имеющую чрезвычайно важное значение для всех нас, и предупредить о страшной угрозе… Итак, я представляю вам Потерянного Сына, законного короля гоблинов Уолтера, который много лет скрывался среди людей, спасенный от гибели моей верной и бескорыстной подданной леди Фритци Де Ла Мар!

Потрясенную тишину нарушили отдельные неуверенные хлопки, постепенно переросшие в бурную овацию и крики. Я попытался изобразить королевский поклон.

— А теперь, — продолжала Пиа, — позвольте мне сообщить, что замышляет против нас подлый узурпатор короны Игнац Лагерквист, который…

Речь королевы прервал крик, усиленный мегафоном:

— Нет! Она лжет! Я всего лишь собираюсь предоставить вам свободный выбор и забочусь о могуществе и процветании нашей расы, а она думает только о сохранении своей власти!

Из-за башенки на крыше замка показалась фигура Игнаца. Его лицо горело от алчности и злобы.

— Этот человек — самозванец, — продолжал выкрикивать он, — а ваша королева — извращенка, вступившая с ним в связь! Прогоните ее, и пусть правит Мелузина! Двинемся вместе навстречу нашей судьбе!

— Не слушайте его! — завопила Пиа. — Это он убил короля Джада!

В толпе поднялся ропот.

— Что нам эти гоблины! — выкрикнул кто-то. — Пускай выясняют между собой, кто главнее!

— Правильно, это нас не касается!

— Нет, касается! Вы еще не знаете, что затеял этот подлец! Он хочет…

Раздался глухой стук. Игнац стоял на трибуне. Отбросив мегафон, он вцепился в горло королеве с криком:

— Умри, любовница человека!

Только тут я опомнился и бросился на него. Он повернулся, и мы схватились не на жизнь, а на смерть. Игнац был хоть и мал ростом, а силен как бык. Но я тоже гоблин, да и руки у меня длиннее.

Пытаясь повалить друг друга, мы приблизились к самому краю площадки. Подпрыгнув, Игнац угодил мне головой в челюсть. Перед глазами заплясали звезды, я пошатнулся и разжал руки. В следующую секунду противник уже стоял на перилах ограждения, готовый снова броситься на меня.

Но я успел раньше.

Отчаянно размахивая руками, узурпатор свалился вниз.

Он даже не долетел до земли. Мой удар отбросил его в сторону, прямо на соседнюю модель.

Это была миниатюрная копия статуи Свободы, и злосчастный Игнац с размаху напоролся на ее факел.

Маленькая женщина оказалась несгибаемой.

На горле у королевы вздулись кровоподтеки, но она нашла в себе силы снова обратиться к толпе.

— Сестры-феи! — прохрипела она. — Да здравствует король гоблинов! — И упала без чувств.

Однако, когда под радостный рев подданных я опустился на колени, чтобы помочь, ее глаз еле заметно подмигнул мне.

Моим первым королевским указом стало направление Руфуса на консультацию к офтальмологу. Вторым — оборудование детской для моего сына. Третьим…

В-третьих, я начал проходить интенсивный курс магии под руководством группы фей, рекомендованных моей королевой.

Мне необходимо было как-то компенсировать долгие годы одиночества.

Не говоря уже о том, чтобы подготовиться к еще более долгим, уже не столь одиноким, которые ждали меня впереди.

Кобейновский свитер

На этот раз я уж точно это сделаю!

Я один в трейлере. Школу закрыли из-за аварии в котельной, а мать уехала на дневную смену в закусочную, молясь, чтобы лысые покрышки нашего драндулета продержались еще день. Говорит, что если лесорубы и шоферы, которые захаживают в «Жареную сову», не поскупятся на чаевые, то на этой неделе мы, может быть, и накопим на пару восстановленных. Пойти не к кому, в школе одни придурки да мудозвоны, а кого еще найдешь в этом паршивом городишке. Жопа мира — Баттхоул, штат Вашингтон, население десять миллионов деревьев и столько же, наверное, кретинов. Денег или машины, чтобы съездить куда-нибудь в веселое местечко развлечься, у меня нет. Нет даже прав, если хотите знать. Читать мне не нравится, видеокассеты все уже раз по сто пересмотрел. Их у нас пять: «Покахонтас», «Рискованное дельце», «Аэроплан!», «Лицо со шрамом» и «В поисках Сьюзен». Телевизор принимает только одну программу, а на игровой приставке сломался джойстик. На лице у меня такая куча прыщей, что по сравнению с ним карта Боснии, которую показывали вчера в передаче, просто идеал гладкости. Все парни на милю в округе меня ненавидят, девушки нет и никогда не будет, а самая главная гадость в моей вонючей жизни — это мое собственное имечко, которое придумал мой гребаный папаша. Кстати сказать, я его никогда не видел и видеть бы не захотел, даже если бы он был жив. Назвал меня так, чтобы задобрить какого-то богатого дядюшку, который так и помер, не оставив нам ни цента, а я теперь должен носить самое поганое имя во всей вселенной!

Джуниус. Джуниус Везерол. Вот как меня зовут!

Ну и, конечно, сами понимаете, как меня прозвали в школе.

Джун, ясное дело. Как девчонку. И то только, когда добрые. А так все больше Джуни. Джу-уни… Или вообще Джуни-Муни.

Да вы вообще можете хоть как-то себе вообразить, чтобы какая угодно девчонка приняла всерьез парня, тем более влюбилась, если его зовут Джуни? Вот приходишь ты, скажем, к ней на свидание, все путем, вы обнимаетесь, и она вдруг говорит: «Поцелуй меня, Джуни!» Вот именно! Тьфу, да и только!

Я как-то раз хотел сменить имя и сказал всем взрослым и ребятам, которых знаю, звать меня по-другому. Ничего особенного, просто Джеймс. Так, чтобы первые буквы остались те же. Джим Везерол, старина Джим. И что бы вы думали? Как я ни просил, все до одного так и продолжали талдычить: Джун, Джун, Джун… Потом мне уже осточертело просить и унижаться, и я плюнул. Сдался, короче. Я всегда сдаюсь.

Ладно, это все теперь не важно, потому что наступил день, час и даже минута, когда я все-таки сделаю, что решил!

Только чтобы хоть на этот раз все не просрать, как просрал всю свою жизнь, я уж постараюсь продумать каждую мелочь!

Перво-наперво ставлю свою любимую кассету со «Слейером» на непрерывное проигрывание и включаю звук на максимум. Машинка у меня старенькая, но орет будь здоров, аж стены у трейлера дрожат. Так, теперь иду на кухню — на самом деле это не кухня, а просто другой угол комнаты. Там под раковиной с грязной посудой — фанерный ящик, который закрывает трубы и вместо двери завешен старой рубашкой. Отодвигаю рубашку и нашариваю внутри бутылку с персиковым бренди, которое мать купила в прошлом году, чтобы приготовить какую-то фигню по рецепту из «Мира женщины». Получилась какая-то склизкая дрянь с комками, есть было нельзя, но полбутылки бренди осталось.

Несу бутылку в материну «спальню», становлюсь на колени и, опираясь на пол той рукой, в которой бутылка, шарю другой под кроватью. Так… куча старых журналов… тапки… вообще непонятно что… Вот оно!

Куда ж оно денется!

Двустволка моего никчемного покойного папаши.

Встаю с бутылкой в одной руке и ружьем в другой, плетусь назад и плюхаюсь обратно на диван, поближе к орущим колонкам.

Первым делом проверяю ружье. Оба патрона на месте, как и были все время, что я себя помню. Надеюсь, они не слишком старые, чтобы выстрелить. Зачем мать хранит оружие, я без понятия, тем более заряженное. Боится, что живет одна с ребенком? А может, для того же, для чего я сегодня. Хрен ее знает. Главное, что ружье на месте. Защелкиваю его и кладу рядом на диван.

Теперь очередь бренди.

Я никогда не пил больше банки пива. Ну, может, двух. Разве что еще шампанское один раз на свадьбе. Однако бренди идет неплохо. Такое сладкое, что даже не противно. Между глотками я впитываю в себя музыку — так, что сам уже бренчу, как кружка с монетами у нищего. Странное дело, это как-то даже успокаивает. Время от времени протягиваю руку и глажу ружье. Стволы холодные, как перила у цеппелиновской лестницы в небо, а приклад гладкий вроде бейсбольной рукавицы. Интересно, убил отец хоть раз кого-нибудь из него или нет? Я-то уж точно убью. Вот только бренди допью…

Кассета проигралась уже дважды и пошла в третий раз, в бутылке есть еще на глоток. Голова у меня кружится, как центрифуга в стиральной машине, а все знакомое барахло вокруг раздвоилось и светится, будто у него нимб. Банка из-под джема с засохшими цветами, которые мать собрала прошлым летом, коробка с кукурузными хлопьями, телевизор с обломанной половинкой антенны, то есть теперь с двумя… Но взять ружье и засунуть в рот сил у меня достанет, я уверен, а уж на спуск нажать — наверняка. Задумано неплохо, да и что тут трудного? Это вам не какая-нибудь трепанация черепа, правильно?