Грани обмана (СИ) - Мягкова Нинель

Где она умудрилась спрятать еще украшения? Серьги я с нее сняла, кольца тоже.

Ожерелье!

Я дернула ее ворот, открывая цепочку, ведущую к жутковатому зрелищу. Медальон, впаявшийся в кожу то ли сейчас, то ли когда-то ранее, при надевании, тянул из женщины силы, подпитываясь за их счет и разгораясь все сильнее. К своему ужасу я поняла, что моя кожа тоже пересыхает, не так быстро как у местрис, но неумолимо.

Так вот как она собиралась захватить и меня! Состарить, а если повезет, то и до смерти.

Ну уж нет!

Идея возникла неожиданно и попахивала маразмом, но ничего лучшего в моем перепуганном сознании в тот момент не нашлось.

Выхватив из кармана один из листов, не глядя, я упала на колени в обломки стола. Щепка больно впилась в ногу, но я не чувствовала боли. Отыскав в крошеве перо и обмакнув его в лужицу из опрокинутой чернильницы, я быстро и уверенно набрасывала виденные лишь единожды символы.

Те, что отпечатались на покрасневшей коже Лавинии тогда, в пансионе.

Рисунок намертво врезался мне в память и сейчас всплыл явственно и непринужденно, словно стоял перед внутренним взором вживую.

Проведя последнюю линию, я недолго думая повалила местрис Эйлив рядом. Сил подняться уже не было, но магия функционировала исправно.

«Так вот какой будет моя старость!» — пронеслось в голове и я с размаху прилепила листок на лоб почти мумифицировавшейся магичке.

На мгновение, казалось, весь мир замер.

Потом мое сердце стукнуло раз, другой — и забилось спокойнее, уже не так заполошно. Кожа разгладилась на глазах, приобретая розоватый оттенок вместо трупного серого. Моя кожа. Местрис Эйлив все еще с трудом дышала, прикрыв глаза, и приходить в себя отказывалась, как и омолаживаться.

Спохватившись, что приложила бумагу не той стороной — рисунок-то остался снаружи, я приподняла ее, чтобы переклеить, но мадам захрипела так страшно, что пришлось спешно возвращать «талисман» на место. Пожалуй, опоздай я на пару секунд, нам обеим пришел бы конец.

Я разложила юбки поудобнее, вытащила занозу и приготовилась ждать подмоги.

Так нас и застал вернувшийся с операции по спасению моих подопечных Уинтроп. Местрис Эйлив, которую сложно было узнать в столетней на вид старушке — ее выдавало лишь роскошное платье и выступающий из грудины медальон, и я — в ворохе ткани и куче опилок.

Резко выдохнув, дознаватель бросился было к нам, но был заморожен предупреждающе поднятой рукой и окриком:

— Стоять!

Только тогда он присмотрелся к нашей совместной композиции, выругался сквозь зубы знакомыми словами и проорал куда-то в дверной проем:

— Священника сюда! Срочно!

— Да она вроде уже не умирает, — возразила я не особо уверенно.

Про себя заикаться не стала. Стоит сообщить магу, что меня чуть не убило отдачей заклинания, он ведь и передумать может, и в башне запереть.

Интересно, в герцогском замке есть подходящая башня?

И вообще замок у него есть?

О чем я думаю? Стресс, не иначе!

— Ее нужно запечатать, и как можно скорее, — пояснил Уинтроп, осторожно присаживаясь рядом на корточки и издалека, не прикасаясь, изучая сначала артефакт на цепочке, а затем и мою импровизированную защиту. Похмыкал уважительно и там, и там и продолжил: — Не потому, что она женщина, а потому что преступников-магов всегда запечатывают, если их вина доказана. Вне зависимости от пола.

Признаться, мне полегчало.

Не потому что мне так уж хотелось, чтобы мадам настигло правосудие, хотя карма это замечательно, но потому что Уинтроп сходу понял причину моей настороженности и растолковал все внятно и доступно, не употребляя при этом тон «родитель объясняет высшую математику малолетнему ребенку». Четко и коротко, как мог бы объяснить, например, стажеру.

За все время нашего общения здесь, в столице, он ни разу не отнесся ко мне снисходительно.

Что там — он пришел в лавку к женщине за помощью! Это уже добавляет ему баллов сто к харизме, сразу.

Процесс запечатывания мне и в этот раз пришлось пронаблюдать в непосредственной близости. Убрать руку со лба местрис Эйлив я не решалась, как и выпустить ее из пут воздушной магии. Казалось, любое неосторожное действие способно отправить бесценную свидетельницу на тот свет.

Святой отец чем-то неуловимо походил на своего коллегу из Тормота. Разбуженный посреди ночи, он тем не менее не бухтел и не жаловался на жизнь. Я даже заподозрила что когда-то, в мирской период, он вполне мог быть коллегой Уинтропа: очень уж уверенно он приближался к удерживаемой мною преступнице. Деловито, я бы сказала.

После того как к коже приложили треугольник с рунами, местрис Эйлив выгнуло дугой. Мне показалось, что вот тут-то старушки и не станет, но нет, обошлось. Женщина обмякла, часто задышала, и ее кожа слегка разгладилась.

— Воды не хватает, — предположила я.

Святой отец согласно кивнул, и бывшей магичке поднесли полный до краев стакан. Она выпила, клацая зубами, но лицо осталось прежним.

— Понемногу восстановится, — со знанием дела заявил священник. — Бывает, последнее заклинание оставляет след на деве, но чаще всего он проходит со временем. А вас не нужно ли запечатать, дочь моя?

Он отнял треугольник клейма с небольшим усилием, словно оно прилипло к коже, и меня передернуло. Я замотала головой и на всякий случай отползла подальше, а потом и вовсе встала на ноги.

— Благодарю, на этом все! — твердо заявил за моей спиной Уинтроп.

— Как скажете, — склонил голову святой отец, признавая главенство полиции в этом вопросе, но взгляд, которым он меня одарил, мне не понравился.

Эдакий запоминающе-оценивающий. В кино бы сказали: «Мы еще встретимся!» Или: «Я тебя запомнил!»

Я его тоже запомнила, чтобы, надеюсь, больше никогда не встречаться.

Мне тоже принесли воды. Я поколебалась — пить в этом доме не хотелось: мало ли какой сюрприз оставила хозяйка? Уинтроп не задумываясь отхлебнул из стакана и, выждав минуту, протянул его мне.

Готовность этого мужчины пожертвовать собой ради меня начинала пугать.

Пожалуй, никогда не поздно купить билеты на ближайший дилижанс до Хакона.

Я отдавала себе отчет, что пытаюсь сбежать скорее от собственных зарождающихся чувств, чем от реальной опасности. Только поэтому оставалась на месте и не неслась на станцию.

Одного стакана было мало, так что мы с дознавателем переместились на кухню. Там было удивительно тихо. Работниц борделя сейчас увозили в отделение, чтобы допросить и выявить сообщниц местрис Эйлив. Что-то мне подсказывает, что кроме тех бугаев в подвале все остальные и не в курсе были насчет ее подпольной деятельности, но лучше перестраховаться. К тому же по незнанию девушки могли многое поведать о приходивших изредка посетителях, к которым их не выпускали. Хотя бы даты приезда уже ценны для следствия.

— Позволите проводить вас домой? — предложил Уинтроп, когда в графине не осталось ни капли.

Я хищно поглядывала на бутылки со спиртным в застекленном буфете, но прекрасно понимала, что снять стресс они не помогут, а вот усугубить обезвоживание — запросто. Мой язык все ещё напоминал наждачную бумагу, но хоть говорить получалось внятнее, чем полчаса назад.

А еще очень хотелось посмотреть в зеркало и убедиться, что заклинание старения не оставило на мне следов. Во взгляде дознавателя мелькали лишь восхищение и уважение, ни следа отвращения, но что мужчины вообще понимают в красоте?

— Позволю, — кивнула я устало. — Как там девочки?

— Все четыре обитательницы дома местрис Честити Вайн в порядке и чувствуют себя отлично, — отчитался Уинтроп. — Немного напуганы, потому что мои люди чуть не опоздали, но все закончилось хорошо. Ждут вас.

— Поехали! — решительно заявила я, поднимаясь.

Так и знала, мужикам ничего нельзя доверить. Перепугал бедняжек, оставил небось со своими головорезами, ничего толком не объяснив, и уехал спасать меня. Наверняка еще и сказал, что я одна осталась в борделе! Чудо, если местрис Вайн еще не в обмороке.