Лебяжье ущелье - Наталия Ломовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Немудрено, что ты спятил», – хотела сказать Катя, но воздержалась от подобных реплик. В конце концов, в жизни Ворона было достаточно поводов спятить помимо кипы глупых книжонок. Так что она сказала:
– Если тут не дешевый триллер, то и я не агент Кларисса Старлинг[2]. Мне не нравятся истории про маньяков и вообще про всякую нечисть. Развлекайтесь, если вам интересно, а я завтра же попрошу Георгия, раз уж у него все равно бесспорное алиби, перевезти нас с Мышкой в город. Мы там будем жить, а вы уж тут как-нибудь…
– Георгий Александрович отвезет, – согласился Ворон. – Только, раз уж вы так решили, посмотрите, пожалуйста, вот на это. Последний, так сказать, аргумент…
– Да не хочу я больше ни на что смотреть! – отрицательно покачала головой Катя.
– Нет уж, сделайте милость…
Сдавшись, Катя взяла в руки небольшой снимок, размером как на паспорт, с белым уголком.
– Что? Я не…
И тут же поняла, что на фотографии не ее, не Катино лицо, она никогда не носила такой стрижки. К тому же у женщины на снимке больше рот, шире переносица… Но это уже детали, заметные глазу художника-профессионала. А так сходство изумительное!
– Кто это?
– Первая жена Георгия Александровича. Ее звали Ганна. Редкое имя. Она исчезла отсюда, из «Лебяжьего ущелья», и ее не нашли, ни живую, ни мертвую.
И в эту минуту замысловатая головоломка решилась. Из разноцветных кусочков срослась, сложилась, оформилась цельная картинка. Так бывает, если долго вглядываться в орнамент цветной мозаики, потом отвести глаза в сторону и тут же вновь бросить уже подготовленный к разгадке взгляд. И вот оно – выстроилось в единое целое. Неясные предчувствия, ожидание встречи, фамилия на картинке с «Люби меня, как я тебя», и вот этот пожелтевший снимочек с белым уголком, как бы возмещавший зияющие пробелы в семейном архиве. Орудуя когда-то портновскими ножницами, мать вырезала из общих фотографий это лицо, изгнала из дома все воспоминания о старшей дочери, словно на ней лежало неведомое проклятие… О том, что у Кати есть еще одна старшая сестра, ей поведала Наташа. Давно, еще перед Катиным бегством в Москву. Но тогда Катерина пропустила мимо ушей ценную информацию, не до того ей было, тем более что Наталья явно чего-то недоговаривала. В чем она провинилась перед родителями, так ли велика была ее вина, как последовавшее за ней наказание? Наталья обиняками говорила, что мать в прошлом была более категорична, жизнь еще не обломала ее… Это потом погибнет в «горячей точке» Алексей, любимый старший братишка. Это потом судьба раскидает близнецов-неразлучников по разным полюсам: Витька получит три года тюрьмы за глупую драку и вернется в родительский дом сломленным человеком, а Вовка попадет на работу в «убойный отдел» и женится на женщине старше себя, капитане милиции. А Наталья? Она работает диспетчером в автобусном парке, тянет на себе и двух детей, и мужа-алкоголика.
Что и говорить, много испытаний выпало на долю их родителей, характер у мамы изменился, она стала отходчивой, жалостливой, тихо-слезливой, но не вспоминала о старшей дочери, словно и имя ее забыла.
– Ее звали Ганна, – сказала Стелла.
– Ганна? – переспросила Катя, и Ворон ответил ей:
– Да.
Катя повернулась и, не сказав ни слова, ушла наконец-то к себе в комнату. Ее не удерживали. Она легла, не выключая света, и принялась рассматривать крошечный снимок, умещавшийся в теплую впадинку ее ладони. Какая она была? Как познакомилась с Георгием? Была ли счастлива с ним? И что за страшная тайна связана с ее исчезновением? Покинула ли она своего мужа? Или бренные останки ее до сих пор покоятся где-то в этом лесу? Наконец, самый главный вопрос – почему она, Катя, оказалась в ее доме, на ее месте?
Катерине очень хотелось солгать себе, сказать, что тут не что иное, как таинственно-романтическое совпадение. О, какой образ! Мужчина, чья жена бесследно пропала много лет назад, просто вышла из дома и не вернулась и никогда не дала о себе знать, вдруг встречает девушку. В другом городе, в другой обстановке, и зовут ее иначе, и занимается она другим, но в ее облике ему грезится что-то родное, близкое, утерянное навеки! Он влюбляется в девушку, и не знает, что…
Красота какая! Но такого, увы, не может быть, и не надо себя обманывать. Георгий знал, он не мог не знать! Потому что – пусть она Ганну никогда не видела, пусть ее вырезали со всех семейных фотографий, но фамилия-то у них осталась общая! И отчество тоже. Не мог же он забыть фамилию своей первой жены, это просто смешно!
– Незачем так терзаться, – громко сказала Катя вслух. – Я просто пойду к Георгию и все узнаю. Я имею право на откровенность. В конце концов, не убьет же он меня, тем более сейчас, когда у нас полон дом готов? Узнаю правду и уеду отсюда, брошу его к черту. Что за тайны Мадридского двора! Мы с Мышкой прекрасно жили без него, без бриллиантов, без пансионатов с зеркалами. Вернемся в Москву, снимем ту же комнату, если ее еще не перехватили, и заживем как у Христа за пазушкой. Я сейчас же пойду и расспрошу его, только вот полежу еще немного… еще немного…
Ей снился сон – она была блудницей где-то в Палестине, вроде Марии Магдалины, и порядочные люди собирались наставить ее на путь истинный самым доступным способом. А именно, забросать камнями. Камни были невелики, каждый размером с антоновское яблочко, но били очень больно, хоть по голове не попадали. Один, особо увесистый булыжник, ударил Катерину в бок, и она проснулась. Оказывается, это не порядочные люди калечат ее, а родная дочь. Мышка была бодра и свежа, и прыгала по Катиной постели, вот и попала матери в бок круглой розовой пяткой. Катя поймала ее, потискала и расцеловала, и – вот чудо! – Мышь терпела добрых две минуты, прежде чем начала вырываться!
– Мышь, мы уезжаем!
– Куда? В магазин?
– Нет. Мы уезжаем обратно в Москву!
– Это несколько неожиданно, – объявила Мышка, усаживаясь посреди подушки. – Но ничего, бывает. Знаешь, я скучаю по бабушке Гуле.
– Ты не огорчилась? Мне казалось, тебе здесь нравится…
– Когда как, – уклончиво заметила Мышь, и Кате вдруг, в который раз, показалось, что ее четырехлетняя дочка видит, знает и понимает окружающий мир в четыре раза лучше чем она, ее мать. – Я не против вернуться. Мне собирать вещи?
– Я тебе помогу.
– Не надо. Охо-хо, – вздохнула Мышка, сползая на попке с кровати. – Нищему собраться – только подпоясаться.
Катя не смогла сдержать улыбки. Решение пришло к ней внезапно. Зачем ей трепать себе и Георгию нервы, затевать заведомо бессмысленное выяснение отношений, если она все равно твердо решила уехать? Лучше перешагнуть через одну ступеньку! Это как с Георгием – из будущего мужа он сразу станет бывшим, не побывав в статусе настоящего, и пусть потом ломает голову, что за странная фамильная черта у всех Марголиных, – уходить по-английски! Не станет же он высылать погоню?
