Наследница Ингамарны - Светлана Зорина

Роща саганвира выглядела не такой нарядной, как осенью. Молодая тёмно-красная листва придавала ей мрачноватый вид. Летом листья станут алыми и оранжевыми, а осенью оранжевые тона будут преобладать над красными, и каждая ветка превратится в пылающий факел… Гинта старалась не тосковать по осени. Год назад дед сказал ей: "Дитя моё, она наступит гораздо раньше, чем тебе кажется. Время — это единственное, что нельзя остановить". И Гинта подумала: "Да, я ещё не раз увижу осень. Главное — чтобы в Улламарну каждый цикл приходила осень. Так же, как весна, лето и зима. Главное — чтобы я могла увидеть рощу саганвира не только в этой, но и в следующей жизни".

Роща умирала. Сухих деревьев становилось всё больше и больше. За святилищем Сагана начинался мёртвый лес. Тамир боялся его. Он так осторожно ступал по сухой, побелевшей земле, словно опасался, что она разверзнется под его копытами. Даже беззаботный Улли не бегал взад-вперёд и не гонялся за сагнами. Он трусил рядом с Тамиром, настороженно слушая тишину. Засохшие деревья напоминали скелеты великанов.

Однажды Гинта уговорила Сагарана пройтись до конца рощи, до того места, где начиналась пустошь. Хорта они привязали около святилища. Хотели привязать и Улли, но вунх скулил и рвался за хозяйкой. Пришлось взять его с собой.

Гинте казалось, что это никогда не кончится: белые скелеты деревьев, белая, покрытая сетью трещин земля, безмолвие… А когда мёртвая роща всё-таки закончилась, девочка увидела, что белая пустошь сливается на горизонте с бледным, выгоревшим небом. Слева сверкали на солнце диуриновые горы, похожие на ледяные дворцы.

— Как странно, — сказала Гинта. — Жара и эти белые горы… Похоже на царство Харранга. Только там было холодно. Там была смерть. И здесь тоже…

Она замолчала и нахмурилась.

— Ты уверена, что видела обитель Харранга? — спросил Сагаран.

— Не знаю. Если бы я могла понять, что я такое видела…

Гинта закрыла лицо руками — налетевший ветер обдал их белой, как мука, пылью. Вунх прижал уши и тихонько заворчал.

— Что с тобой, Улли?

Гинта прислушалась. Сначала она решила, что это шум ветра. Но ветер утих, а странный, зловещий звук всё ещё висел над мёртвой землёй. Не то рычание, не то вопль, не то стон… Стон раненого великана…

— Это часто здесь бывает, — сказал Сагаран. — А диуриновые горы… За последние два-три цикла они сильно разрослись. Даже слишком.

— Послушай, Сагаран, а вон те фигуры… — Гинта показала на несколько причудливых белых скал справа от хребта. — Это те самые, которые появились здесь полторы сотни лет назад?

— Если точнее — сто сорок два года.

— Когда сюда пришли валлоны?

— Да. В конце последнего стопятидесятилетнего цикла, когда перед Великой Ночью злодейка Кама настигла Эйрина. Ты же знаешь, такое бывает раз в сто пятьдесят лет.

— Знаю. И при этом всегда что-нибудь случается. Землетрясение… Или неурожай. Или ещё что-нибудь.

— Вот именно. Ещё что-нибудь…

Сагаран замолчал и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел в сторону гор.

— Диурин иногда разрастается и приобретает самые невероятные формы, но эти скалы не из диурина, а из турма. Они немного в стороне от хребта, поэтому их так хорошо видно. Раньше их называли великанами, которые, как стражи, стоят на границе между Сантарой и Западной пустыней. Теперь их никак не называют. Они внушают людям ужас. Пустыня наступает на нас шаг за шагом, а эти скалы… Солнце, ветер и дожди иногда превращают горы в подобие людей, зверей… Да чего угодно. Но тут изменения произошли за два тигма. А может, и за два дня. Этого никто не знает. Ночь Бога длится два тигма. До её наступления скалы были такими, какими их видели сотни поколений сантарийцев. А когда Эйрин вернулся и стало светло, люди увидели эти фигуры. Как будто во время Божественной Ночи сюда пришёл какой-то неумелый ваятель-великан и обтесал эти скалы. Попытался что-то сделать, и не вышло.

— И правда, — кивнула Гинта, всматриваясь в огромные фигуры, белеющие на фоне светло-голубого неба.

— Сто сорок два года назад, в начале Божественной Ночи, в Сантаре видели зарево над горами и слышали страшный гул. Всё тряслось. Землетрясение было там, в отдалённой от нас части хребта, но волна дошла и до Сантары. В селениях возле гор даже кое-какие ветхие домишки покосились. Здесь, в Улламарне, особенно трясло, но чтобы из-за этого так изменились скалы… Нет, тут что-то другое.

— Какие странные фигуры, — прошептала Гинта. — Они как будто мучаются и хотят вырваться из камня — вот эти три. А та, которая побольше… Она стоит спокойно. Она словно всё знает и всех презирает. А вон та, самая дальняя… Я бы хотела рассмотреть её со всех сторон.

— Только не сегодня. Это не так близко, как может показаться на первый взгляд…

— Да, конечно, в другой раз… Знаешь, та крайняя скала похожа на статую в моей купальне. Я тебе покажу, когда опять ко мне приедешь. Давно уже хочу показать, да всё забываю. В стране валлонов были большие рыбы… Вернее, водяные твари, похожие на рыб. Они катали на себе линнов, а иногда и людей, потомков водяных богов.

— Ты говоришь о вельгах?

— Да. Их ещё килонами называют. У меня в купальне есть статуя — линн верхом на килоне. Самая дальняя скала похожа на эту статую. Во всяком случае, отсюда. А валлоны… Они видели эти фигуры?

— Вряд ли. Они ж тут не бывают. Боятся. Они одно время интересовались озером Санн, но их кто-то здорово напугал, и с тех пор они здесь не появлялись.

— А правда, что эти фигуры иногда оживают? Мне Таома говорила, а ей рассказывала сестра, она живёт здесь, в Улламарне… Так вот кто-то из её знакомых оказался тут, в мёртвом лесу, вечером, когда уже темнело, и увидел великана. Он шёл в сторону гор. И ещё кто-то видел, как одна из фигур ожила и ходила по пустыне…

— А может быть, скакала верхом на рыбе? — усмехнулся Сагаран. — В темноте всякое может привидеться, а если ещё не на трезвую голову… Не знаю, я ничего подобного не видел. Люди любят выдумывать.

— А правда, что каменный мангур в озере Камахан — это маррунг?

— Сомневаюсь. Я спускался на дно и трогал его. По-моему, обыкновенная статуя. Силу каменного демона человек ощущает ещё на расстоянии двадцати каптов… Во всяком случае, человек с хорошо натренированным анх. Я ничего не почувствовал…

— Это силу живого маррунга. А если это спящий…

— Тогда тем более нечего бояться. Я предлагал выстрелить по нему из маломощного ядрометателя. На совместном совете нумадов, аттанов и старейшин деревень. Некоторые посмотрели на меня так, будто я только что призвал на их головы проклятие всех богов.