Австралийские этюды - Бернхард Гржимек

Как-то в новый Римский зоопарк прибыла специально выписанная парочка вомбатов. Когда их осмотрели, оказалось, что самка изрядно покусана. Видимо, ей досталось от её попутчика во время путешествия на пароходе. Это и неудивительно, если учесть, что вомбаты привыкли на свободе жить в одиночку и объединяются лишь для размножения.

С этой парочкой и после прибытия получились сплошные неприятности. Служитель забыл их запереть на ночь в специальном помещении с цементным полом, и они, к великому огорчению директора зоопарка Кноттеруса-Мейера, устроили под забором подкоп и исчезли. Случилось это в ноябре. Зиму животные провели, как потом выяснилось, в соседнем парке «Виллы Боргезе», в котором тогда ещё водились, а может быть и теперь водятся, европейские барсуки, о чём многие люди даже и не подозревали. То, что парк этот на ночь запирался, животным было явно на пользу. Только в марте следующего года сезонным рабочим удалось поймать удравших вомбатов. Они привязали их за ноги к дереву и сообщили администрации зоопарка о своей находке. Так беглецы были возвращены на место жительства.

Раньше в зоопарках часто практиковали совместное содержание обезьян с некоторыми малоподвижными животными, например с броненосцами или черепахами. Нельзя сказать, чтобы этих флегматиков очень устраивала столь беспокойная компания.

Когда в Римском зоопарке вомбата посадили в общую клетку с павианами, он поначалу переносил их шумное соседство со стоическим спокойствием. Когда наступал час кормления, он не торопясь, солидно и уверенно занимал своё место у кормушки, не обращая ни малейшего внимания на орущих и толкающих друг друга обезьян. Но зато их он явно интересовал: им показалось, что он слишком много ест. «Нахала» решили проучить. Сначала павианы уселись полукругом и начали нервно поднимать брови и жевать (первый признак возбуждения у обезьян); затем они стали шлёпать рукой об пол, отбегать на несколько шагов и с грозным видом приближаться к вомбату. Всё было напрасно: вомбата весь этот спектакль ничуть не интересовал — он продолжал невозмутимо есть. Тогда са— мый храбрый из павианов упёрся рукой в широкий лоб вомбата и попробовал сдвинуть толстяка с места. Однако тот только ещё ближе придвинулся к кормушке и, предостерегающе сопя, продолжал свою трапезу. Опасаясь, по всей видимости, острых зубов своего компаньона, обезьяны при следующих кормлениях решили досаждать ему другим способом: они ловко подскакивали то с одной, то с другой стороны и молниеносным движением выхватывали у него из-под самого носа лучшие куски. Такими приёмами им иногда удавалось вывести вомбата из равновесия, и он, пыхтя, кидался на обидчика, но, разумеется, никогда не мог схватить проворной обезьяны. Часто такой спектакль кончался диким всеобщим визгом павианов и «песочной бомбардировкой», во время которой обезьяны полными пригоршнями метали песок в вомбата, а тот, словно осел, брыкаясь одновременно двумя задними ногами, тоже взметал в воздух каскад песка. Однако до настоящей грызни дело никогда не доходило. И действительно, за какое место можно ухватить этакую толстую и упругую свиную шкуру? А уши и ноги для этой цели тоже слишком коротки. К тому же вомбат умеет кусаться…

Когда вомбата сажали в общую клетку с более приветливыми и доброжелательными соседями, он вёл себя с ними очень миролюбиво. Так, макаки и пальмовые куницы пристрастились кататься на нём верхом. И он спокойно разрешал проделывать над собой подобные шутки. Со всеми животными он обходился весьма дружелюбно, спокойно спал вместе с обезьянами, пальмовыми куницами и виверрами, причём служил для них своего рода печкой.

Необыкновенной общительностью отличался также вомбат, пойманный в шестимесячном возрасте и выросший в доме одной дамы, живущей в Буллалабе в Новом Южном Уэльсе. Этот вомбат хотя и рыл себе норы в саду, но не причинял никакого вреда садовым насаждениям. Он радостно бегал за детьми по выгону, охотно со всеми играл, катался по полу, кувыркался, поднимался на задние лапы и даже пробовал бодаться, как коза. Домой он приходил, когда хотел есть.

В неволе при обилии корма отдельные парочки вомбатов свыкаются даже с совместным проживанием. Например, в Галльском зоопарке пара мягкошёрстных волосатоносов мирно жила в одном помещении и даже обзавелась детёнышем. Де— теныш появился на свет точно по «австралийскому календарю». В Австралии самки приносят своё потомство между апрелем и июнем и до декабря таскают его в своей сумке.

«Часто из сумки выглядывала нога или одновременно две ноги, — писал тогдашний директор зоопарка доктор В. Шта-удингер. — Светло-розовая нежная окраска подошвы свидетельствовала о том, что конечности эти ещё не используются по назначению. Спустя примерно три недели после того, как мы впервые увидели детёныша, он начал вылезать из сумки и бегал рядом с матерью до тех пор, пока свобода не становилась для него почему-либо небезопасной. Тогда он мгновенно снова исчезал в своём укрытии. Теперь, как только самка появлялась из норы, можно было наблюдать и за детёнышем. Став ростом примерно с кролика, он сумкой пользоваться перестал. Во всяком случае, ища спасения, он просто заползал под мать, и та ласково прикрывала его своим телом, как наседка цыплёнка».

По отношению к людям вомбаты бывают приветливы обычно только в молодом возрасте (как и многие другие животные). Когда Гарри Фраука захотел однажды сфотографировать такого «ручного» вомбата, живущего в просторном загоне, тот внезапно бросился в атаку. Он громко засопел и со всего размаху боднул своим твёрдым как камень лбом ногу фотографа. А когда тот упал, вомбат подбежал и прокусил своими острыми зубами его резиновый сапог, брюки и шерстяной носок на правой ноге. Гарри Фраука по милости этого вомбата вынужден был проваляться восемь дней в постели.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

НА ДАЛЁКОМ ОСТРОВЕ ЖИВЁТ ДЬЯВОЛ

Сумчатый дьявол, в течение нескольких лет живший у нас во Франкфуртском зоопарке, пел громко и протяжно, когда его об этом просили. Это был очень компанейский дьявол. Чтобы он во время уборки клетки не мешал служителю, его легко было отвлечь таким способом: стоило только встать перед ним и затянуть необходимую ноту, как он сейчас же начинал подтягивать и мог вот так с открытым ртом голосить сколь угодно долго. Подобным же образом мне, между прочим, удавалось подбивать на «хоровое пение» и волков.