Семь историй Чарли-Нелепость-Рихтера - Гала Рихтер

Но тут меня ждал сюрприз.

Дверь в комнату была полуоткрыта, горел свет. Все мое сонное настроение мигом слетело, и я беззвучно подкрался к двери, очень стараясь не издавать ни звука.

Твою мать!

Лукас Волинчек собственной персоной стоял вполоборота у прикроватной тумбочки и внимательно изучал то, что на ней лежало.

Я напряг память. Утром там были свалены те самые газеты, которые я нашел в библиотеке. Конечно же, догадаться о том, чтобы спрятать их подальше от чересчур любопытных глаз, я подумал только сейчас, не раньше. Черт, да как я вообще мог подумать о том, что кто-то будет следить за мной и здесь тоже!

Волинчек перелистнул ломкие газетные страницы, еле слышно чертыхнулся и аккуратно убрал их на кровать. Там оставалась последняя вырезка, из "Нью-Йоркского Времени", с фотографией Чейсов на развороте. Он поднес ее к глазам, что-то неслышно прошептал, и, так же аккуратно, сложил все на место.

Да он же Джой любуется, мать его! Я дернулся было к двери, чтобы уничтожить этого урода на месте, но тот холодный здравый смысл, что поселился во мне после того, как я узнал о том, что задумал Синклер, заставил меня вернуться на свое место. От резкого движения дверь шелохнулась, и Лукас развернулся.

Я откатился за ближайший поворот и постарался не дышать, вслушиваясь в торопливые тихие шаги. Лукас вышел из комнаты, видимо, огляделся, и ушел куда-то в противоположную от меня сторону.

Черт! Черт, черт, черт…

Я сполз на пол, опершись о стену, и выдохнул. Бешеный стук сердца отдавался в висках гулким звуком — будто изнутри били маленькие молоточки. Хладнокровие? К чертям собачьим такое хладнокровие: будь на то моя воля, я разнес бы этот корабль со всеми его обитателями на мелкие кусочки и развеял по Дальнему космосу — пусть летают до скончания времен вокруг своей оси.

Что же это за сволочизм такой, а? Почему, не вот скажите мне, почему всё так происходит? Какого хрена этому долбаному Волинчеку понадобилось в моей комнате? Почему все постоянно мне лгут?

Ты этого никогда не узнаешь, Чарли, сказал внутренний голос — в кои-то веки обойдясь без сарказма. Я устало выдохнул.

Надо было, наверное, идти в комнату, ложиться спать, чтобы отдохнуть и не пропустить ничего важного, но я не мог заставить себя туда зайти. Влажное, липкое ощущение брезгливости остановило меня на пороге.

— Давай, Рихтер, не сходи с ума. Что за бред? Подумаешь, чертов Волинчек… — пытался я уговорить себя, пару минут стоя в дверях, но ощущение не проходило. Было противно и страшно — словно кто-то, походя, залез в душу и успел там натоптать грязными ботинками.

В любом приюте, конечно же, могли и украсть что-то из барахла, и пройтись по тумбочке, но в том было и дело — там это было в порядке вещей. Сам я ни разу так не поступал. Не то чтобы моральные принципы мешали, просто мне ничего не было нужно.

Я убрал газеты с тумбочки, сунул все имеющиеся вещи в пакет и вышел, хлопнув дверью. Просто находиться в этой комнате было неприятно до тошноты.

В итоге, я оказался у комнаты Синклера, и решительно постучался.

— Войдите.

Поль Синклер сидел за своим столом, аккуратно отмечая что-то в бумагах. Увидев меня, он скривился.

— Мальчик, что еще случилось?

— Ничего. То есть… могу я войти?

— Иисусе! Я же уже сказал, что можно, — Синклер отложил карандаш, которым делал записи. — Садись.

В его голосе я услышал уже привычное раздражение. Такое же периодически возникало в тоне Риди, когда я его в очередной раз доставал какими-нибудь глупостями. Раньше я даже думал, что Дик не умеет разговаривать иначе — только с нарастающим раздражением по любому поводу, выливающимся в крики и нотации. На какую-то долю мгновенья условный рефлекс сработал, и я уже был готов сбежать из комнаты капитана, боясь нарваться на педагогическую акцию, но я себя быстро одернул. Это было уж очень глупо.

— Садись и выкладывай, что у тебя? — повторил Синклер, — И я был бы очень благодарен, если бы ты уложился минут в десять. У меня очень много работы, мальчик.

Я уселся на стул напротив.

— Это насчет моей комнаты…

— Каюты, юноша, — поправил меня капитан.

— Из-звините…насчет каюты.

Синклер устало потер глаза, поправил воротник, врезающийся в шею, и, наконец, посмотрел на меня:

— Чем же она тебе так немила?

По идее, здесь должен следовать рассказ о произошедшем несколько минут назад, но…

— Мне в ней неуютно, — дерзко ответил я, — Мне другая нужна.

— Мальчик, я что, похож на гостиничного администратора? — ядовито спросил Синклер, — Постарайся как-то привыкнуть, "Хилтона" здесь нет.

— Но…

— Вопрос не обсуждается, Чарли. Ты мне мешаешь.

Формально, меня послали куда подальше, и теперь нужно было ретироваться с самой большой скоростью, на которую я только был способен, дабы не нарваться на большие неприятности. Так я и сделал.

Идти в комнату мне не хотелось по-прежнему. Вместо этого я ушел в библиотеку. Там стояло кресло, в котором — с натяжкой, конечно — но можно было спать, и там не было этого удушающего ощущения "присутствия".

Как вариант можно было пойти и придушить Волинчека, но этим я загнал бы пару последних гвоздей в крышку гроба своего великого плана, и, поэтому, я постарался утихомириться. Убить Лукаса я мог и после, причем, признаться, жаждал этого с нетерпением.

Ну да, я не пацифист. И что с того?

В библиотеке было холодно. Спать не хотелось совершенно, так же, как и думать о произошедшем, и я, взяв с полки томик Малой Энциклопедии Космоса, открыл статью про спутники Марса.

Фобос и Деймос интересовали меня примерно в той же степени, что и великая теорема Ферма — и к первому и ко второму я относился индифферентно. Но чтобы отвлечься годилось все, что угодно, даже учебники по астрономии. Я уселся в кресло, накрылся пледом и начал бездумно листать страницы. Будь здесь Джой, она наверняка осмеяла бы то, что я делал.

Будь здесь Джой, все было бы иначе…

Дверь в библиотеку открылась. Я вскинул голову, чтобы отправить непрошеного гостя, припершегося в столь поздний час, куда подальше, но наткнулся на изучающий взгляд Синклера.

— Что тут делаешь, мальчик? Почему ты не у себя в каюте?

— Вы мне что — папаша? Какая вам разница? — разозлился я.

Капитан уселся во второе кресло, скрестив руки на груди. Он, верно, уже собирался спать, и одет был в простую белую футболку и легкие светлые брюки.

— Иди спать, Чарли, — велел он. Я покивал, отказываясь:

— Я буду спать здесь.

— Мальчик, ты всегда так упрям? — поинтересовался Синклер. Я пожал плечами и напомнил: