Другой Париж: изнанка города - Наталья Лайдинен

– А у нас в Москве есть улица Новый Арбат, которую называют вставной челюстью столицы! А Марсово поле, кстати, есть и в Петербурге.

– И в Риме тоже есть. Все от Марса, бога войны. Мориа рассказывал мне, что Марсово поле в Париже когда-то служило плацем для проведения занятий и парадов курсантов военной школы. Оттуда же поднялся первый в мире воздушный шар. А потом, кажется в 1791 году, на Марсовом поле расстреляли толпу демонстрантов. Я боюсь мест, связанных с кровью и войной.

– Их по всей земле тьма, – вздохнул я. – Я тоже насмотрелся на войну.

– Ты? – Моника удивленно подняла на меня огромные черные глаза. – Как?

– Я закончил Институт военных переводчиков. Потом долго работал военным корреспондентом. А потом… бросил все к чертовой матери!

– Пошли в парк! – сказала Моника и взяла меня за руку.

Она провела меня между деревьями в укромный уголок, где стояла незанятая скамейка.

– Тут можно от всех спрятаться! – шепнула девушка. – Когда я была маленькая, мы тут часто гуляли. А потом сидели и болтали. Мориа учил меня читать по книге стихов Рембо.

– Ничего себе! – присвистнул я. – Все-таки, как ты сама думаешь, кем Мориа был раньше? Он ведь не сразу стал бродягой?

– Я точно не знаю… – помялась девушка. – Он такой умный! Раньше мне казалось, что он вообще все-все знает. Мориа не хотел, чтобы я смотрела в его прошлое, но несколько раз я…

– Ты на самом деле можешь смотреть в прошлое? – скептически уставился я на цыганку. – Это не шутка для туристов?

– Обижаешь! – надулась Моника. – Мы, цыгане, многое можем. Только иногда запрещают…

– Кто запрещает?

– Я не могу тебе этого сказать.

– И что ты увидела там, в его прошлом?

– Оно на самом деле кажется отрезанным. Знаешь, такое бывает, когда человек умер… Жизнь как будто разделена на две половины. Может быть, клиническая смерть была или кома.

– Мне трудно это понять.

– Я знаю. Там было много всего – денег, женщин, успеха… Неизвестно, кем он был. Но точно – выдающимся человеком, очень знающим, умным. Может быть, политиком. Кем-то весьма известным! А потом была черная ночь и новая жизнь. Дядя Янош говорил однажды, что Мориа сошел с ума. Может быть, это и так. Знаешь, у него бывают иногда такие странные состояния, как сегодня…

– Неужели он никогда не говорил тебе ничего о прошлом?

– Нет. Но пару раз вспоминал какую-то девушку. Я слышала, он шептал ночью во сне что-то про девушку с рыжими волосами… Я не спрашивала его никогда. А еще он был влюблен в мою мать. И несколько раз приезжал на юг Франции, чтобы увидеть ее. Два или три раза они встречались. Тогда он был моложе и еще ездил по миру. А потом устал и поселился тут.

– Почему же у него не сложилось с твоей матерью?

– Да что ты! – вскинулась Моника и сверкнула глазами. – Она же была цыганка! Из очень старинного рода.

– И что с того? Она любила его?

– Наверное, да… – помолчав, признала девушка. – Но ее силой выдали замуж за моего отца Романа. Она была беременна мной, когда в последний раз приехала к Цыганской Марии. Мориа обещал ей не приезжать, но все равно приехал… Я не знаю, что у них тогда было, но у нее начались преждевременные роды, и она умерла. Никто не виноват в этом. Вскоре моего отца убили. Цыганский барон, мой дед, позволил Мориа общаться со мной, он знал, что я могла быть и его дочерью. Есть пророчество в роду…

– Какое пророчество? – насторожился я.

– Не хочу говорить об этом.

– Ладно… – Я помолчал. – Тогда можно, я скажу?

– Говори.

– Моника! Я должен тебе кое в чем признаться! – выдохнул я. – За эти дни ты мне стала очень дорога. Дело в том, что однажды в жизни я уже переживал историю, похожую на ту, которую ты описала со своей матерью.

– Расскажи? – тихо попросила Моника.

– У меня было чувство к одной девушке в Чечне. Заремой звали. Ее родственники помешали нашим отношениям и увезли ее в горы. Она среди своих стала вроде как заклейменной. Потом мне рассказали, что вроде бы она покончила с собой… Мне было ужасно плохо. Потом были всякие события, после которых я бросил военную журналистику и стал стрингером. Сейчас я пишу только о том, что мне интересно.

– Ты не простой вагабонд… – сказала Моника, пристально глядя на меня. – На самом деле ты не просто бродишь по Парижу, у тебя есть цель.

– Я не совсем такой, ты, наверно, права. У меня на самом деле есть цель… – Я помялся: мне не хотелось окончательно разочаровывать Монику. – Я тут по заданию французского агентства новостей, мне надо написать материал о клошарах, поэтому уже два с половиной месяца, почти три, я скитаюсь по улицам, общаюсь с людьми…

– А со мной ты почему общаешься? Тоже материал собираешь? – с вызовом вспылила девушка и попыталась встать, но я удержал ее.

– Нет, нет! Ты – это совсем другое. Со времен Заремы… У меня не было такого чувства. Ни к кому! Я хотел поговорить с тобой серьезно. Моника, я хочу быть с тобой. Давай уедем со мной в Москву. У меня есть квартира. Я буду много работать, ты сможешь учиться, если захочешь. Я смогу нормально зарабатывать, чтобы ты ни в чем не нуждалась…

– Я никуда не поеду! – взорвалась Моника, выдернув свою руку из моей. – Ты обманул, ты использовал меня! Я думала…

– Моника! Но послушай… Я правда…

Я готов был встать на колени и умолять ее не уходить, но цыганка взмахнула черными волосами, как птичьим крылом, и побежала куда-то в кусты. Я пробовал догнать ее, но бесполезно: она лучше меня ориентировалась в этом парке.

Через несколько мгновений я остался один. И только тень Эйфелевой башни угрожающе нависала надо мной.

Когда я вернулся в пристанище Мориа, он сурово зыркнул на меня и промолчал.

– Где Моника? – спросил я.

– Уже спит.

Я сделал быстрый шаг в сторону шалаша, но старик остановил меня:

– Не здесь. Она в таборе.

– Я могу пойти к ней? Сейчас?

– Не стоит. Ложись спать. Похоже, ты наломал больших дров.

– Ты мне можешь открыть секрет, о каком пророчестве она го ворила?

– Она сама тебе скажет, если захочет. Попытайся не повторять чужих ошибок. Хотя, возможно, уже поздно.

Больше старик не проронил ни слова. Я рассудил, что утро вечера мудренее, завалился в спальник и, несмотря на душевный разлад, мгновенно уснул.

На следующее утро я поднялся довольно рано, надеясь опередить старика. Но он уже не спал (или еще?) и сидел у костерка, помешивая угли.

– Куда ты собрался? – спросил он, не поворачивая го ловы.

– Мне нужно уйти ненадолго… – замялся я. – Я скоро буду!

– Ты не бродяга, – больно уколол меня Мориа. – Зачем притворяешься им, примеряешь чужие маски? У тебя совсем другая жизнь. И сейчас ты собираешься вернуться к ней… Как Джек Лондон, ты нырнул в наши глубины, но не смог выдержать тут долго. Наверное, ты собрался писать о «людях из бездны» и вынашиваешь замысел нового «Кнульпа». Тебе кажется, что ты сможешь это сделать лучше, чем Гессе?

– Нет, я просто… – Я бесился, не понимая, почему должен оправдываться перед этим стариком, которого знал всего несколько дней.

– Или ты просто пришел к нам, когда стало совсем хреново, чтобы отдышаться и перевести дух, ибо только нищие духом блаженны? Тебе захотелось сделать затяжку блаженства? Это твое право, но ты причинил боль принцессе. Она не заслужила этой муки. Лучше бы ты курил марихуану, сидя в своей русской квартире.

– С Моникой я обо всем серьезно поговорю, когда вернусь, – взяв себя в руки, сказал я. – Взрослая девушка, надеюсь, все поймет.

– Она не хочет тебя больше видеть. Ты знаешь об этом?

– Ерунда! Вчера мы просто немного повздорили… Как тяжело с женщинами! Стоит только начать говорить серьезно, у них начинается истерика! – начал снова распаляться я. – Сейчас мне надо идти!

Мориа промолчал, откинулся на стуле, полузакрыв глаза. Он как будто перестал замечать меня. Я еще несколько минут помялся рядом, потом подхватил рюкзак и пошел. Что за дела? У меня есть планы, обязательства, своя жизнь. Мне нужно было связаться с Аленой из агентства новостей.

Почему я должен был раскрывать свою душу встреченной мной на улице Страсбурга цыганке, даже испытывая к ней самые нежные чувства? И вообще-то я ей кое-что предложил, а то, что она так отреагировала, – так это ее проблемы! К тому же этот несносный, желчный старик скоро впадет в окончательный маразм от своей гребаной философии!

За окружной я наконец нашел телефон-автомат. Купил карточку, быстро набрал номер Алены.

– Алло!

– Это Тимош… То есть Тимофей Бродов! – поправился я.

– Тимофей! – воскликнула Алена взволнованно. – Ты жив? У тебя все в порядке? Мы тут волновались, даже пытались разыскивать. Нам звонили из Москвы, я не знала, что отвечать…

– Все в порядке. Мне срочно нужен лэптоп. Я буду делать материал.

– Где ты?

– Это не важно. Привези мне компьютер, одежду и ключи от отеля на Северный вокзал, оставь в камере хранения. Перезвоню еще раз с вокзала и узнаю код.