Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи - Жан Флори

Ибн аль-Асир, очевидно, сожалеет о том, что Боэмунд оказался на свободе, ибо это придало смелости христианам и нанесло большой урон мусульманам, поскольку Боэмунд, чтобы избавиться от долга, возникшего вследствие выкупа, пошел войной на соседние города. Этот союз, пишет он, свел на нет память об услугах, которые ранее Гюмюштекин оказывал исламскому миру. Попутно он подтверждает сумму выплаченного выкупа (100 000 золотых монет), добавляя одно уточнение: Боэмунд обещал вернуть свободу дочери Яги-Сиана, бывшего правителя Антиохии, — ее удерживали в плену с момента захвата города[636].

Альберт Ахенский отмечает политическую значимость освобождения норманна, которое дискредитировало Данишмендида в глазах большей части мусульманских правителей. Яги-Сиан из Сиваса сообщил о таком поведении Гюмюштекина персидскому султану и халифу Багдада, а также отправил Данишмендиду письмо, предлагая ему устроить Боэмунду ловушку и вновь захватить его, тем самым искупив «измену». Желаемого он не добился[637].

Ордерик Виталий, враждебно относившийся к византийскому императору и постоянно обвинявший его в измене крестоносцам, обращает внимание на ликование Алексея, а также на его намерение заполучить Боэмунда и никогда более не выпускать из заточения. По словам хрониста, Гюмюштекин, отказавшийся от предложения басилевса, желал вечно удерживать в плену Боэмунда, «которого турки называли равным христианскому богу»[638]. В очередной и не в последний раз за Боэмундом закрепилась репутация отчасти сверхчеловеческого существа. Возможно, что Ордерик Виталий в данном случае оказался под влиянием рассказов о его пленении, распространенных самим Боэмундом во время его французской поездки. Романтическая версия, описывающая обстоятельства его освобождения и переговоры, проходившие во время его заключения, очень характерна для пропагандистских приемов норманна. Он использовал покровительство как Бога, так и женщин, что способствовало, без сомнения, распространению на Западе литературного сюжета, известного Востоку с X века, — любви сарацинской княжны к доблестному франкскому воину[639].

Свидетельство Ордерика Виталия всецело заслуживает нашего внимания не столько из-за его исторической ценности (хотя она, разумеется, не нулевая[640], сколько, прежде всего, из-за исключительной разработки образа Боэмунда, настоящего героя романа, созданного хронистом, который посвятил ему целую главу. Эта объемная глава, занимающая дюжину страниц, завершает десятую книгу его «Церковной истории», составленной около 1135 года.

Свой рассказ Ордерик начинает с утверждения о злокозненности греков. Вероломным оказался не только Алексей, но и греческий патриарх Антиохии, дерзнувший заявить о неуместности латинизации антиохийского духовенства и стремившийся отдать город во власть басилевса. Узнав об этом в заключении, Боэмунд сам выбрал Бернарда де Валанса, который по его приказу был возведен духовенством и народом на престол Святого Петра в Антиохии. Переведем: даже находясь в плену, Боэмунд продолжал управлять городом, проявляя себя благочестивым защитником интересов римской Церкви. Затем автор повествует о том, сколько жалоб и сетований вызвало у христиан пленение Боэмунда, которого во время заточения почитали даже язычники. Но Господь сумел вызволить своих слуг и даже использовал своих врагов, чтобы прийти христианам на помощь, подобно тому, как чудеса, сотворенные им, помогали Аврааму, Иосифу, Даниилу, Неемии, Эсфири и апостолам, обратившим себе на пользу силы противника. На сей раз Бог внял мольбам своей супруги, Церкви: он освободил закованного в цепи Боэмунда, послав ему в помощь дочь его врага. Итак, Боэмунд занял место в потомственной линии библейских героев.

Боэмунд Ордерика Виталия — это рыцарь веры, но также герой, достойный рыцарских романов, начинавших завоевывать Запад, особенно англо-нормандские земли. У Данишмендида действительно была «прекраснейшая и мудрейшая» дочь по имени Мелац, имевшая огромное влияние на окружение своего отца. Услышав молву о воинской доблести франков и проникшись к ним пылкой любовью, она искала их общества и даже подкупила тюремщиков ради того, чтобы проникнуть в темницу и беседовать с пленниками о христианской вере и об истинной религии, глубоко им сочувствуя. В конце концов, это чувство оказалось превыше любви к родителям, и Мелац добыла христианским пленникам все то, в чем они нуждались, одежду и пропитание, без ведома отца.

К концу второго года вспыхнула война между Данишмендидом и Кылыч-Арсланом, который вторгся в его владения и бросил ему вызов. Накануне неминуемого сражения Мелац сочла нужным обратиться к христианам, томящимся в заключении. Ордерик описывает их диалог в куртуазных тонах:

«С давних пор слышала я столь много похвал, воздаваемых франкскому рыцарству, что ныне я желала бы узреть его величие в том отчаянном положении, в каком находится мой отец. Ибо явление вашей доблести стало бы свидетельством того, что о вас говорят». «Отраднейшая и достойная дама, если блаженство вашего величества дозволит нам вступить в битву вместе с нашим рыцарским оружием, то, будьте уверены, мы докажем копьем и мечом, насколько сильны удары, нанесенные рукой галлов, и явим свою доблесть перед вашими врагами»,

— отвечал ей Боэмунд»[641].

Мелац взяла с христиан обещание не совершать каких-либо действий без ее приказа, и Боэмунд, а вслед за ним и плененные товарищи, поклялся в том своей верой. Обещание успокоило юную деву, ибо она знала, что рыцари верны такой клятве и не способны ее нарушить (тема рыцарской чести). Вернув им оружие, она отправила их на битву с врагами ее отца, дав совет не преследовать врага после его отступления, а тотчас же вернуться в замок, где она будет ждать их вместе со стражниками, посвященными в эту тайну. Там Боэмунд и его товарищи должны будут притвориться, будто они вновь сдаются в плен (рыцарская тема пленников, освобожденных под честное слово). И только после этого они схватят стражников и запрут их в темнице, чтобы захватить крепость и ее богатства, тогда как Мелац сделает вид, будто сбежала от них, «словно от разъяренных волков». Если отец в гневе захочет покарать ее за такой проступок, пусть христиане поспешат к ней на помощь, умоляла она (тема помощи «беззащитной деве»).

План без помех был претворен в жизнь. Христиане появились на поле боя, когда битва уже началась. Они ринулись на врагов, испуская, согласно англо-нормандскому монаху, боевой клич рыцарей Нормандии: «Deus adiuua» («Dex aie», «Бог помогает»). Битва тотчас же приняла другой оборот, тем более что некоторые христианские воины в армии Кылыч-Арслана, признав «знаменитого герцога Боэмунда», перешли на его сторону (тема доблести). Величие героя…

Рассказ, доселе куртуазный и романтичный, теперь приобретает эпический характер — в силу того, что в него введен хорошо известный мотив вызова на поединок. У Кылыч-Арслана был сын-гордец, названный Маркибаном[642]. Он искал Боэмунда в сече, чтобы бросить ему вызов. Боэмунд откликнулся на его призыв. Два доблестных воина наносили друг другу жестокие удары, но Боэмунд одержал верх, повергнув турка и отрубив ему голову. Христиане, внеся свой основательный вклад в победу, вернулись, как было условлено, в замок, тогда как войска Данишмендида весь день преследовали врага. Рыцари-христиане, как и было предусмотрено, схватили ожидавших их стражников и заковали их в кандалы, после чего захватили цитадель, город и его сокровища; Мелац все это время была рядом с ними.

На другой день девушка радостно поспешила к победившему в бою отцу, но тот, придя в неистовую ярость, поклялся «божественным родством Магомета»[643], что велит сжечь ее заживо вместе с «ее возлюбленными» франкскими рыцарями, которым она, к ее великому позору, передала оружие. Он еще не знал, что франки завладели цитаделью. На следующий день, когда тиран приказал разыскать Мелац, чтобы привести приговор в исполнение, Боэмунд с товарищами, помня об обещании, вмешался в ход событий. Беззвучно сойдя вниз, его рыцари окружили зал и схватили Данишмендида со всем его двором. Они легко могли перебить всех, но, верные своей клятве, ждали распоряжений Мелац (тема служения Даме). Она же, окруженная франками, подобно их Даме[644], со спокойной улыбкой обратилась к отцу: он поступил несправедливо, поскольку одолеть своего врага сумел лишь благодаря ей и рыцарям. Похвала Мелац, обращенная к ее защитникам, не лишена интереса: в ней можно найти все шаблоны, использованные в рыцарских романах, включая призыв к щедрости правителей в отношении славных рыцарей:

«Узри же, сколь верны франки! Они преданно явились к тебе на помощь в битве, обратив наших врагов в бегство. Случай позволял им сбежать, и это очевидно для всех, даже для незрячих! Но они вернулись лишь потому, что не хотели уйти, не испросив у вас разрешения, и теперь, веря в твою щедрость, они испрашивают награды, какую заслуживает их подвиг»[645].