Черный риэлтер - Евгений Сартинов

— Надо их прищемить, — предложил Авдон.

— И бабки вернуть, — дополнил Антоныч.

— И это тоже. Так что, надо искать, где у них нычка. Крикни там всем, Авдон, что с этого дня Могильщик зашкворенный.

ГЛАВА 49

Этот день начался для Виктора Антоновича Каховского крайне неудачно. Полдевятого утра, он, как обычно, собрался, чтобы идти на работу, но только Виктор открыл дверь, как тяжелый удар кулака Жоры Могильщика перебил его дыхание и заставил согнуться напополам. Второй удар, уже по лицу, отправил его снова в недра квартиры. Затем Могильщик подхватил его за шиворот и поволок в зал. Там он швырнул тело Виктора на диван, и, при этом не удержался, и пнул риэлтера ногой в зад. Зашедшая позднее Зубаревская закрыла дверь на замок, и даже накинул цепочку.

— Ну, что, Витя, говорила я тебе, что ты не уйдешь от нас? — ласково спросила Сонька, усаживаясь в кресло напротив риэлтера. Тот молчал, только вытирал кровь с разбитой губы. Про себя он подумал, что хорошо, что жена и ребенок сейчас отдыхают в Турции. Каховский почему-то сразу уверовал, что его сейчас будут просто убивать.

— Так что, тебя пытать, или ты сам отдашь нам мою долю? — спросила Сонька.

Тот продолжал молчать.

— И только не говори мне, что у тебя нет денег, что они все на работе! — уже взвинченным тоном заявила цыганка.

— В долларах возьмешь? — спросил, наконец, Каховский.

— Возьму, и даже в евро возьму. Тугрики только монгольские я не очень уважаю. Жора, проводи человека.

— Я сам…

Но Софья его прервала.

— Знаем мы, как ты можешь сам. Вдруг у тебя там ствол в сейфе? Перестреляешь нас, да оформишь все как ограбление. Проводи, Жора.

Каховский поднялся, и нехотя двинулся в спальню. Его сейф стоял вместо тумбочки для ночной лампы, риэлтер вытащил из барсетки ключи, и, встав на колени, начал отпирать дверцу. При этом через каждые две секунды он испуганно дергал головой в сторону нависшего над ним Могильщика. Он ждал, что Жора сейчас просто выстрелит ему в голову. Но тот только улыбался своей жутковатой улыбкой. Каховский отсчитал деньги, закрыл сейф, и вручил доллары Жоре. Тот отнес их Соньке. Она долго их пересчитывала, что-то все прикидывала в уме, потом вытащила небольшой калькулятор, и, простучав по клавишам, удивленно хмыкнула: — Слушай, Жора, а он ведь нам точно по курсу выдал, рубль в рубль. В уме что ли, подсчитал? Вот, калькулятор то головастый! Далеко войдешь, Витек.

— Если милиция не остановит, — подхватил Могильщик, а потом добавил: — Надо бы с него удержать за моральный ущерб еще столько же.

— Это верно. Ну, ладно, мы не крохоборы, в отличие от него. Пока, Витек. Не веди себя больше так.

Они ушли, и Каховский больше часа приходил в себя, даже выпил стакан виски, что для него было просто подвигом. Обычно он даже по большим праздникам ограничивался бокалом шампанского. Хмель в голове Виктор так и не ощутил, но зато собрался, и все же проехал к себе в офис.

Лучше бы он этого не делал. Как только он вошел в офис, как навстречу ему поднялись трое: Паша Зудов и два милиционера в форме.

— Гражданин Каховский? — Спросил Павел, словно и не знал его.

— Да, а что?

— Вы задерживаетесь по подозрению к причастности к тяжким преступлениям, вся ваша документация подлежит изъятию. Вот ордер прокурора.

Каховский огляделся по сторонам, ему почему-то больше всего бросилось в глаза побелевшее лицо секретарши, ее трясущиеся губы. Он с трудом справился с чувствами, и осипшим голосом предложил: — Хорошо, только давайте все это провернем без этих ваших наручников.

— Давайте, — согласился Паша. — Надеюсь, убегать вы от нас не будите?

— Зачем мне это? Да и куда мне бежать?

В это же время был арестован и второй риэлтер, однокашник Каховского, Александров. Тот все это время не знал, что его бригада поджигателей с треском провалилась. Сказалась конспирация, правила которой он сам и придумал. Он никогда им не звонил, и братья Плицины всегда приходил за деньгами и новым заданием прямо к нему в офис. Он узнал, через пожарных, что один из домов в Синевке, указанных в его списке, благополучно сгорел, и думал, что это сделали его парни, и все у них прошло хорошо. Единственное, он удивлялся, что братья не явились за деньгами. Но, звонить он им не собирался, Саша знал, что сейчас подобные разговоры органами прослушиваются элементарно. Поэтому для "Саши в кубе" стало ударом известие о том, что его «факелоносцев» не только повязали, но и то, что они уже во всю дают против него показания.

ГЛАВА 50

Два отставных подполковника продолжали работать против своих нанимателей. По этому поводу между ними произошла даже короткая дискуссия.

— Как-то нехорошо получается, — сказал Мазуров, как всегда находившийся за рулем своей машины, — они нам деньги платят, а мы на них же компромат ищем.

— А нечего законы нарушать, — парировал Косарев. — Они что, не могли работать не нарушая законов? Ты как, прикинул, примерно хоть, какими они там ворочали бабками?

— Миллионами.

— Вот! А им еще больше надо было. Психов начали сажать, поджоги. Ты что, прикрыл бы их, если бы все это открылось?

— Нет, конечно.

— Ну, вот и не думай тогда по такой херне, не забивай себе голову. Тут мораль в сторону — вор должен сидеть в тюрьме.

Они чуть помолчали, потом Мазуров спросил: — Как сын?

— Поправляется. Гусев молодец, золотые руки. Рана затягивается прямо на глазах. Он Сашке сделал медсправку, так что в школе тоже все нормально.

— Это хорошо.

В этот раз они ехали по адресам тех двух психбольных, что там неожиданно покончили жизнь самоубийством. По первому адресу в квартире уже жили совершенно другие люди, встретили они отставников настороженно, и Косареву пришлось на ходу придумывать какие-то фантастические истории.

— Да, мы вот племянники Анатолия Ефремовича. Узнали, случайно, что он умер, вот, решили узнать, не осталось от него тут писем, фотографий.

— Нет, ничего тут не было, — отрезала хозяйка, дама уже пенсионного возраста. Ее пузатый муж в трусах и майке, в это время сопел за ее спиной. — Он же, говорят, психбольной был?

— Да был, но он же не всю жизнь таким был. Да и умер как-то неожиданно, мне кажется, врачи это за ним не усмотрели.

— Как это не усмотрели? Вон, соседи говорят, на дом даже к нему приезжали.

— В самом деле?

— Да. Прямо в тот день и были, как он повесился.

— Что ж они его, забрать с собой не могли?! — якобы разозлился Косарев. — А кто это говорит?

— Да вот, соседка напротив. Она за ним видно, присматривала, — хозяйка коротко хихикнула, — наверняка поджениться хотела, да квартиру эту отхватить, для детей. Да только не вышло у ней.

— А может, у ней, что и осталось от нашего дядюшки? — радостно оживился Косарев. — Письма там разные, фотографии.

— Пошли, сходим, — согласился второй «племянник».

Невольную рекомендацию операм дала новая хозяйка квартиры главной свидетельнице.

— Нин, — сказала она, когда та приоткрыла дверь, — это племянники твоего соседа, этого, повесившегося.

— Ой, неужели Толик и Витя?! — восхитилась та, пропуская их в дверь. По возрасту она была ровесницей своей соседки. — Проходите на кухню. Вы, значит, все же с Севера приехали?

— Ну да, — не моргнув глазом, подтвердил Косарев, — приехали дядьку попроведать, а тут вот такая история. Его уж, оказывается, и на свете нет.

— Ой, как нам всем жалко Анатолия Ефремовича! Такой симпатичный был мужчина, спокойный, не пьющий. А то, что временами он начинал заговариваться, ну с кем этого не бывает. И тут вот раз — и повесился.

— А, правда, что в тот день к нему врачи приезжали? — спросил Мазуров.

— Да-да, были, аж трое. Один пожилой такой, солидный, высокий. Второго я знаю, он у нас раньше в цехе грузчиком работал, Мишка Ковальчук — здоровый парень! Вон, как шкаф мой, таких же размеров. Он как от нас ушел, это в году девяносто первом, как эта вся херота в стране началась, и наш завод накрылся, так он в психушке и пристроился.

— А третий кто был? — оборвал ее Косарев.

— Да, малый такой парень, я и не помню его. Серый он какой-то. Помню только, что он как раз под мышкой Мишки проходил, тот дверь открыл, у нас железная же, а тот прошел, не пригнувшись. Я еще так посмеялась.

— А они не хотели в тот день дядю забрать с собой? В диспансер? — спросил Косарев.

— Да нет. Кто ж знал, что так вот все будет? Я же буквально через полчаса начала стучаться к Анатолию Ефремовичу, — она чуть задумалась, — да нет, даже через двадцать минут, как раз сериал кончился. А он не открывает. Я ему звонить по телефону — тоже ничего. Я подумала, что у того с сердцем что-то. Оно у Анатолия Ефремовича прибаливало, и часто. К перемене погоды, с волнения какого, прихватывало его. Ну, тут уж я подняла шум, вызвали слесаря, участкового, открыли, а он висит, бедненький.