Гваделорка - Владислав Крапивин

Мороженого хватило всем. И даже Тростик, обычно не желавший ничего есть, нынче не отказывался. Потому что «от мороженого, как и от арбуза, не толстеют».

Он за последний месяц изрядно отощал, его просторные шортики то и дело грозили съехать вниз. И особенно сегодня, потому что в кармане лежала большущая линза. Эту линзу Тростик нашел среди мусора на краю лога (какой балбес ее выбросил?) и нынче разглядывал сквозь выпуклое стекло всякие мелочи: сучки на досках, вяло бредущую по верстаку муху, собственный сбитый ноготь, а больше всего — стеклянную картинку с парусником, которую подарил в прошлом году Герман Ильич.

Тростик рассмотрел на паруснике много деталей, но, к сожалению, понял и то, что судно это — не бриг «Артемида». Во — первых, под бушпритом не было женской фигуры, а красовался усатый дядька в чалме. А кроме того, парусник был трехмачтовым, что никак не соответствовало понятию «бриг».

— Жалко, — вздыхал Тростик, очередной раз хватаясь за резинку на поясе.

И тут Ваню осенило:

— А может быть, и не надо жалеть! Может быть, эта картинка все равно имеет отношение к нашим делам… То есть к нашей истории!

— Это как? — спросил Тростик. А остальные (даже Матуба) глянули на Ваню с молчаливым вопросом.

— А вот так! — вдохновился Ваня. — Можно ведь представить, что у Максаровых, у которых жил Гриша Булатов, был волшебный фонарь, старинный фильмоскоп. Ну, вроде того, от которого у Германа Ильича есть подставка! И что эта картинка — от того фонаря!.. Вот они сидели по вечерам, рассматривали, а этот кадрик был у Гриши самый любимый… Может, с него все и началось…

— А может, и не с него… А может, и не было ничего, — кислым голосом сказал из угла Бруклин.

Лика издалека проткнула его взглядом.

— Для человека, сочиняющего стихи (пускай даже совсем бездарные), полезно иметь хоть капельку воображения.

— Я понял. Я молчу, — отозвался Бруклин. И уныло замолчал. Его поняли и простили. Знали причину его мрачности. Ему не удалось проникнуть в состав экспедиции юных художников. Лика пыталась хлопотать за него, но ей намекнули, что хватит, мол, и одного не склонного к рисованию участника — юного Трофима Зайцева…

Зато у других воображения хватало. Тут же заговорили, что волшебный фонарь у Максаровых вполне мог быть и даже что подставка с музыкальными лепестками (на которой художник Суконцев режет луковицы) вполне могла принадлежать именно этому фонарю. И если бы подставку принести сюда и перед началом «Артемидских фантазий» крутить валик и слушать музыку про стальной волосок, это было бы «самое то».

Никель негромко проговорил:

— Будто бы вернулись те времена. И будто бы те ребята приходят сюда, в наш кружок. Как тогда, у часов…

«А музыкальные лепестки на подставке — это будто мы все…» — появилась у Вани мысль. Но он постеснялся высказать ее вслух и лишь позже поделился с Лоркой. И она сказала: «Ты молодец…»

Если есть идея, чего тянуть время! Оседлали велосипеды, покатили к Герману Ильичу. Застали его за «ужасно занудной работой» — грунтовкой холста. Он помахал испачканной в белилах пятерней.

— А у Вани сегодня день рожденья, — без подготовки сообщила Лика.

— О — о! Мои поздравления… А почему не сказали заранее? У меня даже заварки для чая нет…

— А не надо чая, — объяснила Лика. — Ваня приехал выпросить у вас подарок. — (И Ваня чуть не провалился в подвал пакгауза, но заспорить не успел).

Герман Ильич осведомился с некоторой осторожностью:

— А что за подарок? Надеюсь, это не лучшая моя работа «Мальчик и Дон Кихот»?

— Не — е! — вмешался Тростик. — Нам нужно вашу дощечку от волшебного фонаря. Ну, ту, с музыкой… Для игры в «Артемиду».

— И всего — то! — воскликнул художник, явно счастливый, что отделался столь малой жертвой. — Сейчас принесу!

И принес.

Валик в окружении лепестков работал исправно. Тонкие жестяные пластинки без фальши воспроизвели мотив:

Тронет пружинку стальной волосок…

«Артемидная» команда не очень дружно, однако от души прокричала «спасибо».

— На здоровье… А не будет ли нескромностью с моей стороны поинтересоваться: в чем суть предстоящей игры?

Начали объяснять. Порой бестолково и сбивчиво, но в общем — то понятно. Как это здорово: сидеть в дружном кругу и открывать заново те события, которые случились давно. «С такими же, как мы, пацанами, только без компьютеров и мобильников… Они будто приходят и садятся рядом…»

— Да — а… вы творческий народ… Никита Кельников, а тебе эта тема для нового реферата.

— Нет! — Похоже, что Никель испугался.

— Почему нет?

— Это Ванин сюжет.

— Почему мой? — удивился Ваня. — Это общий…

— Не спорь, — строго сказал Никель. — Я понял: он твой. От начала до конца.

Может, Никель был прав. Когда собирались поговорить о Грише, о Павлушке, об «Артемиде», само собой получалось, что начинал Ваня. И часто — с таких эпизодов, которых раньше и сам не знал, но вдруг «обнаруживал» в своей голове. И они вплетались в цепочку уже известных событий…

Когда вернулись на сеновал и несколько раз прокрутили дребезжащий вальсок, к Ване пришла еще одна догадка:

— А наверно, у фонаря и в самом деле был ключик. Со стальным волоском. Волосок трогал пружинку, все заводилось, а на экране листались картинки… Не хуже, чем телевизор…

— Но пружинки — то нет, — заметил Федя.

И вдруг вмешался Квакер, который в общем — то не был склонен к фантазиям:

— Ну и что же, что нет. Можно ведь считать, что есть. «Как будто»… В книгах тоже многое «как будто», а читаешь и видишь, словно все по правде…

— Можно сделать картонную стенку, а в ней щелку для ключа, да, Ваня? — сказала Лорка и придвинулась ближе. — Игорь привезет из Каменска ключик, мы его будем поворачивать… и все получится по правде. Будто колдовство…

Ваня хотел сказать что — то похожее, Лорка опередила. И он благодарно взял в ладони ее пальцы. (И опять скользнуло тоскливое опасение: а как я буду через месяц… совсем без нее… И он прогнал его сердитым толчком.)

А самый удивительный подарок Ваня получил в тот же день вечером. Он проводил Лорку до дома, и она не отпустила его, сказала чуть загадочно:

— Бабушка просила зайти…

— Зачем?

— Ну… зачем — то…

— Какой ты сегодня «именинный», — заметила Любовь Петровна, увидев его. Ваня был в этот раз не в потрепанной спортивной униформе с портретом Айвенго, а в новенькой алой футболке и светлых брючках до колен. И даже слегка подстриженный (стараниями Ларисы Олеговны).

— Самому удивительно, — улыбнулся он.

— Подходящий вид для получения подарка…

«Ну да, я так и думал…»

— Это подарок не только от меня, а еще и от моей давней подруги, с которой мы проработали вместе тридцать лет… Я как — то рассказывала ей про Лорочку и про то, как она подружилась с тобой, и упомянула, что ты необыкновенный читатель: увлекаешься Жюлем Верном. И Вера Михайловна дала мне для тебя одну редкую книгу… Вот…

— Ва — а… — шепотом сказал Ваня, взяв книжку в ладони.

Она была толстая, но меньше обычного формата. Растрепанная по углам, в темно — сером коленкоровом переплете. Со стертой позолотой узорчатой рамки и чуть заметной надписью «Библиотека приключений» наверху. Внутри рамки — слабо различимый рисунок с матросами и мачтами, а под ним надпись:

Жюль Верн

ЗАВЕЩАНИЕ

ЧУДАКА

— Возможно, у тебя есть этот роман, — сказала Любовь Петровна. — Но наверняка в другом издании. А это… оно вышло в сорок первом году, за два месяца до начала войны… И небольшим тиражом. Едва ли до нашего времени сохранилось много экземпляров…

Ваня и без объяснений понимал, что это за издание. Довоенный выпуск «приключенческой рамки»! При одном взгляде на такую книжку у знатоков замирала душа…

А Любовь Петровна продолжала:

— И обрати внимание на экслибрис…

На левой странице титульного разворота, выше слов «МОСКВА 1941 ЛЕНИНГРАД», был оттиснут лиловый знак: восьмиконечная роза ветров, а повыше ее — кучевые облака и пробивший их острокрылый самолет. По нижнему края оттиска шла мелкая надпись: «Из книг Александра Юхманова».

— Ой… У меня такой, конечно, нет… — выговорил Ваня. — Я этого романа даже и не читал. Только слышал про него… Не мог найти ни в библиотеках, ни в сети… Любовь Петровна, спасибо вам во — от такое, до потолка… И… Вере Михайловне… А кто такой Александр Юхманов?

— Это старый дядюшка Веры Михайловны. Он умер в Ленинграде около двадцати лет назад. Кстати, оставил после себя прекрасную библиотеку. Вера Михайловна привезла книги сюда. И эту вот выбрала для тебя. Сказала: «Пока мальчики читают Жюля Верна, есть еще надежда на будущее…»