Женские лица русской разведки - Михаил Михайлович Сухоруков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бурцев позже подтвердил, что при столь остром разговоре держала она себя спокойно, на вопросы, как ему показалось, отвечала открыто. Правда, сразу же предупредила своего собеседника, что не откроет ничего, что повредило бы другим служащим в Департаменте полиции. Состоялся долгий разговор. Разоблачитель провокаторов при прощании, с её слов, сказал, что жмёт ей руку, как честному человеку и пожелал всего хорошего.
После ухода Бурцева «Зиночка» сразу же написала подробное письменное донесение о состоявшейся встрече начальнику Московского охранного отделения полковнику фон Коттену, поскольку формально оставалась его подчинённой. При этом она особо отметила: «я отвечала только на пустяковые вопросы. Надеюсь, что… ничего не выболтала»[262]. Иными словами, она признала, что многое скрыла от опытного посланца эсеров и известного разоблачителя. При этом она сама получила от Бурцева чрезвычайно важную информацию об источнике сведений о её службе в охранке. «Бурцев, прежде всего, заявил мне, — писала Ж.<ученко>, что получил сведения о ее службе в полиции, у охранников; среди с.<оциал>-р.<еволюционеров>, — заявил он, — подозрений никаких не было…»[263]. Так стало понятно, что провал столь опытной секретной сотрудницы произошёл не по её вине, а в результате предательства сотрудников охранки. Спустя время было установлено, что информатором Бурцева был отставной чиновник Департамента полиции Л.П. Меньщиков.
Однако, на наш взгляд, угроза неотвратимого провала и громкого разоблачения агента «Михеева» возникла значительно раньше, чем приехавший в мае 1909 года в Париж предатель из охранной службы. Это произошло под воздействием двух факторов — объективного и субъективного. Оба фактора сформировались и действовали внутри Департамента полиции.
До 1908 года, по свидетельству жандармского генерала А.П. Мартынова, в распоряжении руководителей политического сыска в Петербурге были списки агентуры с указанием лишь псевдонимов агентов. Все остальные сведения о секретных сотрудниках и осведомителях оставались у начальников охранных отделений на местах.
Однако по инициативе Департамента полиции было установлено правило отчётности, требовавшее от начальников разыскных отделений немедленно представлять особо секретный доклад о каждом агенте с указанием в зашифрованном виде его подлинной фамилии, имени и отчества. Спустя время в сейфе заведующего Особым отделом Департамента полиции хранились все списки секретных сотрудников Российской империи.
Громкие дела — фундамент служебной карьеры
Существовал и субъективный фактор, создававший угрозу разоблачений секретных сотрудников и осведомителей по вине должностных лиц охранных отделений. Как мы помним, в своём рассказе о службе З.Ф. Жученко упоминала начальника Московского охранного отделения Е.К. Климовича. Он состоял в этой должности менее года — с января 1906 по апрель 1907 года. Именно с ним вступил в конфликт из-за откомандирования агента «Михеева» в Москву руководитель Заграничной агентуры Гартинг. Участие в работе московской охранки роковым образом сказалось на её судьбе. И причина была вовсе не в ней самой.
Жандармский подполковник Мартынов в то время возглавлял Саратовское разыскное отделение и был лично знаком с Климовичем. Он характеризовал его как карьериста, стремившегося, не считаясь ни с чем, проявить себя с лучшей стороны в глазах начальства. «Е.К. Климович, — писал позже дослужившийся до генерала Мартынов в своей книге «Моя служба в Отдельном корпусе жандармов», — выбрал путь быстрых, шумных успехов, выгодных с показной стороны; он ликвидировал подпольные организации, не считаясь с возможными вредными последствиями для секретной агентуры; он, так сказать, выжимал из секретного сотрудника всё, до последней капли, пользовался его сведениями с выгодой для себя, «проваливал» агентуру, отбрасывая её за негодностью, и принимал другую. Так «провалилась» крупная сотрудница, известная Зинаида Жученко»[264]. Как видим, события 1909 года, связанные с её публичным разоблачением в Берлине и Париже, начались еще в 1907 году в охваченной вооружённым восстанием в Москве в годы Первой русской революции.
После разоблачения Азефа партия эсеров еще долго не могла оправиться от унижения и позора, некоторые члены партии (в том числе В.Н. Фигнер) вышли из её рядов. В эмигрантской среде не рассеивалась атмосфера подозрений и разоблачений. Бурцев разоблачил ещё одного провокатора среди эсеров (на этот раз — женщину), и Алексей Максимович [Горький] очень боялся за Екатерину Павловну [Пешкова]. «Вероятно, на тебя произвело отвратительное впечатление дело <З.Ф.> Жученко? Недурная баба! Я — не обижайся — в виду таких событий очень советовал бы тебе — удались временно от дел! <…> Ты хорошо сделаешь, послушав меня. Нехорошо бросать т<о>в<а>рищей в такой тяжелый момент? Может быть. Но — кто товарищи? И — что они теперь могут делать? Скорбеть, сокрушаться, злиться — ничего более, я думаю. Отойди! Очень я боюсь за тебя. У с.-д. тоже есть хороший провокатор, но он уже вскрыт и скоро будет уличен. Но у них провокация не может играть той ужасной роли, как у с.-р., — формы организации другие»[265].
Летом 1912 года А.П. Мартынов возглавил Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в Москве. Так тогда стала называться охранка. Как он позже вспоминал, генерал Е.К. Климович в 1915 году настойчиво советовал «найти случай и побеседовать с Зинаидой Жученко, его бывшей сотрудницей, очень видной когда-то эсеркой, но давно «проваленной» и разоблачённой…»[266]. Однако, судя по опубликованным воспоминаниям, Мартынов совету не внял и от встречи, которую счёл бесполезной, отказался.
С сентября 1905 года и до конца февраля 1909 года З.Ф. Жученко, с её слов, служила в Московском охранном отделении под руководством сначала Е.К. Климовича, а затем перешла в подчинение к его сменщику фон Коттену М.Ф. При этом она несколько раз выезжала с секретными заданиями Департамента полиции за границу, где тесно сотрудничала с заведующим Заграничной агентурой А.М. Гартингом.
Сама Зинаида Фёдоровна, открыто признавшись в разговоре с В.Л. Бурцевым в своей службе секретным сотрудником охранки, верила в то, что она делает очень важную и полезную работу по защите монархического строя в Российской империи. Её не терзали муки совести за судьбы выданных ею подпольщиков-революционеров. Она не вспоминала о тех, кого обрекла на гибель и аресты, на долгие годы тюремного заключения и каторжных работ. Часто это
