Сильмариллион - Джон Толкин

Он вновь поскакал на север, к ущелью Сириона, так быстро, как только мог, и, достигнув края Таур–ну–Фуин, увидал за пустыней Анфауглит вершины Тангородрима. Там он отпустил коня Куруфина и велел ему забыть страх и служение и вольным скакать по зеленой траве в прибрежных лугах Сириона. Потом, оставшись один, в преддверии смертельной опасности он сложил Песнь Расставания, в которой воспел Лютиэн и небесный свет, ибо думал, что навеки расстается и со светом, и с любовью. Вот строки этой песни:

Прощайте, светлая земля и светлый небосклон,Благословенные навек с прекрасных тех времен,Когда твой облик озарял тьму северных земель,Когда ступала ты по ним, моя Тинувиэль!Немеет смертный мой язык пред вечною красой.Пусть рухнет в бездну целый мир — бессмертен образ твой.Пусть время вспять, как русла рек, швырнет небесный гнев,Восстанешь ты из тьмы времен, забвение презрев.Есть в этом мире тьма и свет, равнины и моря,Громады гор и очи звезд, что в небесах горят,Но камень, свет, звезда, трава лишь для того и есть,Чтоб Лютиэн хотя б на миг существовала здесь!

Он пел громко, не заботясь о том, что его могут услышать, ибо был в отчаянии и не заботился о спасении.

Но Лютиэн услышала его и запела в ответ, держа путь, нежданная, по диким землям. Ибо Хуан, вновь давший согласие нести ее на себе, мчался с ней по следу Берена. Долго размышлял он, как облегчить опасность, нависшую над теми двумя, кого он любил. И вот он свернул к острову Саурона и там разыскал жуткие личины волка Драуглуина и летучей мыши Ту́рингветиль. Она была посланницей Саурона и имела обыкновение летать в Ангбанд в облике летучей мыши–кровососа. На сочленениях ее громадных крыльев были железные когти. В этих мерзких личинах Хуан и Лютиэн пробирались через Таур–ну–Фуин, и все живое бежало пред ними.

Берен, видя их приближение, был смятен и поражен, ибо ясно слышал голос Тинувиэль, и решил, что это призрак, насланный, чтобы поймать его в ловушку. Но они остановились и сбросили свои обличья, и Лютиэн подбежала к нему. Так повстречались вновь Берен и Лютиэн меж дебрями и пустыней. Мгновение Берен был счастлив, но потом принялся вновь уговаривать Лютиэн вернуться.

— Будь трижды проклята моя клятва Тинголу! — воскликнул он. — Лучше бы он казнил меня в Менегроте, чем я привел бы тебя под тень Моргота.

Тогда Хуан заговорил во второй раз и так молвил Берену:

— Не в твоих силах ныне избавить Лютиэн от смертной тени, ибо она любовью своей на это обречена. Ты мог бы отречься от клятвы и увести ее в изгнание, до конца дней своих скитаясь в тщетных поисках покоя. Если же не отречешься, то Лютиэн либо умрет в одиночестве, либо вместе с тобой бросит вызов року — вызов отчаянный, но не безнадежный. Больше ничего посоветовать я не могу, не могу также идти с вами далее. Сердце мое, однако, предсказывает, что добытое вами у Врат я увижу собственными глазами. Прочее темно для меня; но, может, наши дороги приведут в Дориат, и мы увидимся прежде, чем наступит конец.

Тогда понял Берен, что невозможно отделить Лютиэн от рока, что тяготеет над ними обоими, и более не переубеждал ее. По совету Хуана он чарами Лютиэн облачился в шкуру Драуглуина, а она — в крылатую оболочку Турингветиль. Как две капли воды стал Берен похож на волколака, только глаза его сияли сурово, но ясно; и ужас метнулся в них, когда он увидел с собой летучую мышь, закутанную в складчатые крылья. Затем, испустив вой, он прыгнул с холма, а летучая мышь, описав круг, взмыла над ним.

Избежав всех опасностей, покрытые пылью долгого и тяжкого пути, пришли они наконец в мрачную долину, что лежала пред Вратами Ангбанда. Черные бездны развернулись рядом с дорогой, и из них выползали призраки в виде извивающихся змей. По обе стороны возвышались скалы, подобные крепостным стенам, а на скалах сидели стервятники, испуская злобные вопли. Пред ними были неприступные Врата — громадная черная арка, опирающаяся на подножия гор; над ней высились поднебесные скалы.

Смятение овладело ими, ибо был у Врат Страж, о котором не слышали прежде. Слухи о неведомых замыслах эльфийских владык достигли Моргота. Да и лай Хуана, громадного боевого пса, некогда спущенного с привязи валарами, эхом разносился в дебрях. Тогда Моргот вспомнил о жребии, предначертанном Хуану, и избрал одного из детенышей племени Драуглуина. Из рук своих кормил его сырым мясом и утвердил свою власть над ним. Волк рос быстро и вскоре уже не мог поместиться в логове, но лежал, громадный и вечно голодный, у ног Моргота. Огонь и мука преисподней вошли в его, и родился в нем дух уничтожения, всепожирающий, мучительный, могучий и злобный. В преданиях тех дней этот волк звался Ка́рхарот, Красная Утроба, и Анфа́углир, Жадная Пасть. И велел ему Моргот лежать бессонно пред Вратами Ангбанда, пока не придет Хуан.

Кархарот издалека учуял путников, и сомнения охватили его, ибо в Ангбанд давно уже дошли вести о смерти Драуглуина. Потому, когда они приблизились, он не дал им войти, но грозно двинулся на них, чуя в этих двоих какую–то странность. И тут в Лютиэн пробудилась некая сила, унаследованная от валаров, и, сбросив свою отвратительную оболочку, она выступила вперед, ничтожно малая перед мощью Кархарота, но сияющая и грозная. Подняв руку, она велела ему уснуть, и молвила так: «О на горе рожденный дух, пади же в черное забытье и не вспоминай на время об ужасном своем жребии». И Кархарот рухнул, словно пораженный молнией.

Тогда Берен и Лютиэн прошли через Врата и cпvcтились по бесконечным лестницам; и вдвоем совершили они величайшее деяние, на которое когда–либо решался человек или эльф. Ибо они явились пред троном Моргота, в наиглубочайший его подземный чертог, что был возведен на ужасе, озарен пламенем и заполнен орудиями пыток и смерти. Там Берен в образе волка подполз к подножию трона; с Лютиэн же волей Моргота личина была сорвана, и он взглянул на нее. Этот взгляд не устрашил ее, и она назвала ему свое имя и вызвалась, подобно бродячему певцу, спеть пред ним. Тогда Моргот, видя ее красоту, возымел в мыслях недобрую страсть, и родился в сердце его замысел, чернее которого не бывало там с тех пор, как он бежал из Валинора. Так он был одурачен собственным же злом, ибо, глядя на нее, не лишил ее свободы, наслаждаясь своими тайными мыслями. Внезапно Лютиэн ускользнула от его взора и, окутавшись тенью, запела песню такой великой красоты и слепящей силы, что Моргот невольно заслушался; слепота поразила его, и он напрасно вращал глазами, стремясь отыскать ее взглядом.