Царь Гильгамеш (сборник) - Роберт Силверберг

— Мы все должны умереть, — сказала женщина уныло и кротко. — Иногда она приходит даже слишком поздно.

— Может быть для тебя! — сказал я свирепо.

— А она придет, хотим мы того или нет. Слушай, лучше принять ее, как она есть, чем с ней воевать. Эту войну не выиграешь.

Я покачал головой.

— Ты ошибаешься. Сколько времени прошло со времен потопа? А Зиусудра все еще живет!

— Да, по особой милости богов, — сказала она. — Но он — один-единственный. Такого не повторится.

Слова ее были как ушат холодной воды на голову.

— Ты уверена? Откуда ты это знаешь?

Человек-скорпион положил руку мне на запястье. Она показалась мне жесткой, словно дерево.

— Тихо, тихо, друг. Ты слишком разволновался. Чего доброго, наживешь лихорадку. Если боги и решили в кои-то веки пощадить Зиусудру, тебе что до этого?

— Многое, — ответил я. — Скажи мне, как далеко отсюда земля Дильмун?

— Очень далеко. Тебе надо перейти через гребень горы, а потом спуститься по непроходимой ее стороне, к морю, а потом…

— Ты можешь показать мне дорогу?

— Я могу рассказать тебе только то, что знаю сам. Но знаю я одно: никто еще не достигал земли Дильмун и никто ее не достигнет. По ту сторону горы лежит глухая пустыня, ты погибнешь там от голода и жажды. Или дикие звери сожрут тебя. Или потеряешься там во тьме и пропадешь.

— Только укажи мне путь, и я найду Дильмун.

— А что потом, Гильгамеш? — спокойно спросил меня человек-скорпион.

Я сказал:

— Я хочу найти Зиусудру. Я хочу задать ему множество вопросов о жизни и смерти. Он прожил сотни лет, а может быть, и тысячи. Он должен знать тайны всех вещей. Может быть, он расскажет мне, как победить смерть.

Оба существа смотрели на меня с жалостью, словно это я был уродом, а не они. Женщина подлила мне еще чаю. Мужчина встал и проковылял в дальний угол свой хижины, откуда принес мне что-то вроде хлеба, изготовленного из диких семян горных растений. На вкус он был все равно, что печеный песок, но я съел его.

После долгого молчания мужчина сказал:

— Ни один мужчина, ни одна женщина из смертных еще не перешли ту пустыню, что лежит впереди, за то время, пока я живу здесь. Я ни о чем таком не слышал, а я живу здесь уже давно. Но я желаю тебе добра, Гильгамеш. Утром я проведу тебя к вершине и покажу тебе дорогу. Пусть боги помогут тебе добраться до моря.

Он разговаривал со мной, как с ребенком, который вопреки здравому смыслу непременно должен добиться своего. В его голосе была печаль, ни тени раздражения и примиренность с жизнью. Ясно было, что по его мнению, меня ждет разочарование. Что ж, вполне разумно, ведь он видел, что лежит по ту сторону гор, а я нет. Моей задачей было добраться до той земли, за пределами которой уже нет ни горя, ни смерти. Мне нужно было дойти до Дильмуна, говорить с Зиусудрой. Я должен совершить это путешествие в скорби и муках, по жаре и по холоду, вздыхая и плача. Я спал в ту ночь на полу в хижине людей-скорпионов, прислушиваясь к сухому царапающему звуку их дыхания. Когда встала заря, они покормили меня, а когда солнце встало между двумя пиками Машу, человек-скорпион сказал: «Пойдем, я покажу тебе дорогу». Мы вместе взобрались на гребень перевала. Я взглянул вниз, в долину, полную острых зазубренных скал цвета обожженной глины. Она простиралась до самого горизонта, справа и слева лежали пустынные степи. Казалось, это место лишено какого бы то ни было благословения богов.

— Какие звери здесь водятся? — спросил я.

— Ящерицы. Длиннорогие козлы. Львы встречаются, но не часто.

— А демоны здесь есть?

— Я бы не удивился, если бы были.

— Я с ними уже встречался, — сказал я. — Может быть, они меня не тронут, потому что они знают, что я могу.

— Возможно, — сказал человек-скорпион.

— А вода? Или родники?

— Пока ты не дойдешь до нижнего леса. Только там, по-моему, должна быть вода.

— Ты сам был там?

— Нет, — сказал он. — Никогда. Да и никто не был.

— Ну что ж, скоро это утверждение перестанет быть правдой, — ответил я и покинул его, горячо поблагодарив за гостеприимство. Он кивнул мне головой, но не обнял меня. Он долго-долго стоял на вершине горы, пока я спускался вниз. Через много часов я поглядел вверх и увидел его уродливую фигуру, которая отчетливо вырисовывалась на фоне неба. Я еще дважды видел его. А потом вершина пропала у меня из виду.

31

В путешествии этом было мало удовольствия и много неожиданностей. Я неохотно вспоминаю о нем. Целыми днями я шагал и шагал по жаре. Солнце, поднимаясь по небосклону все выше, жгло меня нещадно. Я думал, что сила его высушит и ослепит меня. Ночи были мучительно холодными, ветры терзали меня. Камни были очень острые и плохо держались на склонах горы. Стоило мне сделать неверный шаг, как камень с грохотом срывался у меня из-под ног, вздымая тучи сухой красной пыли, которая забивала мне ноздри. Я сильно поранил себе ноги, и много раз, падая, резал кожу, об острые камни. Меня мучила жажда. Тучи бешеной жалящей мошкары кружили у моего лица всю дорогу, впиваясь в мои глаза. Я ел ящериц, которых доводилось поймать, когда они спали на солнце, и длинноногих скачущих насекомых, которых было полным-полно повсюду. Вместо воды, я жевал веточки жалких корявых маленьких растений. По крайней мере, хоть демонов я не видел. Я повстречал нескольких львов, таких же пыльных и жалких, как я сам, но они держались подальше от меня. Я часто думал, доживу ли я до конца этой долины, и не однажды мне думалось, что это мой конец.

Как часто случается, нечто, представленное людьми как невозможное, на проверку оказывается просто невероятно трудным или просто неудобным в осуществлении. Когда я спустился по долине, я обнаружил, что попал на высокогорное плато, где росли только маленькие колючие растения. Не очень привлекательное место, но его можно преодолеть. Я шел по нему много дней. Я шагал терпеливо, словно вол в ярме.

Места постепенно начали меняться. Почва, красная и сухая, становилась темней и не казалась такой бесплодной. С юга долетал теплый нежный ветер, в дыхании которого чувствовалась влага. Однажды я попал в такую узкую долину, что мог коснуться ее стен руками. Когда же я вышел из нее, то оказался в туманной местности с ласковым воздухом и мягким солнечным светом, где сияющая роса покрывала холмы.

Как приятно было ощущать, когда роса коснулась моей иссушенной кожи и омыла ее нежным дождем! Это место могло бы считаться садом богов. Везде цвели цветы с таким ароматом, какой не встречался мне раньше. Трава была светло-зеленая, шелковистая, щекотавшая мне ноги. Воздух переливался серебром. Я увидел, как передо мной, словно веер, разворачивается земля, огромная, золотистая, широкая. Ее окаймляли зеленые холмы, а дальше впереди простиралось море. Я не могу сказать, сколько времени к шел до этого моря, но я знал, что я дойду сюда и найду благословенную землю Дильмун на его берегу.

Ободранный, больной, грязный, с дико горящими глазами, одетый только в львиную рваную шкуру, я пришел в изумление от таких чудес. Мне казалось, что плоды, грузно свивающие с лоз и ветвей были из граната и янтаря, что листья растений были из лапис-лазури. Куда бы я ни посмотрел, мне казалось, что я вижу живые драгоценности: агат, коралл, оникс, топаз.

Когда я шагал среди этого великолепия, я чувствовал, как мои раны заживают. Я был весь покрыт ранами. Мои волосы и борода были покрыты колтунами, под которыми гноились болячки. Язык мой распух от жажды. Все эти раны заживали на глазах. Я нашел прохладную лагуну с чистой голубой водой. Я вошел в воду и долго потом отдыхал, слушая жужжание пчел. Их жужжание звучало как музыка. Белые птицы с длинными, как ходули, ногами смотрели на меня, и казалось, улыбались.

В душе моей был мир. Мне кажется, я никогда не знал такого мира в душе, как тогда. На этой земле царили тишина и радость, которые принесли мне успокоение. Я не чувствовал желания двигаться дальше, не хотелось мне и возвращаться назад, в Урук. Мне было хорошо там, где я был. Я думал, а было ли время, когда я был доволен тем, где я был? Но тогда я не задавал себе этого вопроса, ибо не нуждался в ответе. Человек, в чьей душе мир, не задает себе таких вопросов. Обретение покоя и радости не в моей природе, я не привык проводить время в их обществе. Пока я лежал так, я подумал об Энкиду, который ничего не знал об этом замечательном месте. «Ты видишь, брат? — хотел я спросить его. — На лозах растут не плоды, а драгоценности, птицы здесь ходят на ходулях, а воздух сладок, словно молодое вино! Ты когда-нибудь видел такое прекрасное место, брат? Во всех своих скитаниях, видел ли ты что-нибудь столь же прекрасное?»

Я мог это сказать, но он не слышал, и ужасная грусть овладела мною среди всей радости и мира. Я готов был разрыдаться, но не мог плакать. Печаль снова была со мной.