Король умер, да здравствует король - Ольга Володарская

– Не успеют, – просипел Старец.

Алекс вынужден был с ним согласиться: спасти раненого могло только чудо, а в чудеса и он, и Старец давно перестали верить. Поэтому Данченко не стал доставать телефон, вместо этого спросил:

– Ты скажешь мне?

– Хочешь знать... – Саша кашлянул. Из уголка рта вытекла струйка крови и побежала по подбородку, шее, пока не слилась с огромным алым пятном на груди. – ...Знать, кто за всем стоит?

– Да.

– Неужели не догадываешься, тезка?

– Догадываюсь, но хочу убедиться...

– Это он, Саня. Именно он, твой, твой... – Старец засипел и, закатив глаза, из которых вмиг ушла боль, обмяк в руках Алекса.

Глава 2

Лариса сидела за своим туалетным столиком (Алекс втиснул его между кроватью и шкафом-купе, решив, что именно тут ему место) и рассматривала альбом с фотографиями, который нашла на полке шкафа. Альбом был очень старым: бархат, которым была обтянута обложка, поистерся на сгибах, а картонные страницы расслоились. Фотографии оказались под стать альбому: пожелтевшие, потускневшие, но все равно Лариса легко узнавала запечатленных на них людей. Вот Михаил Степанович, молодой, бравый, в форме. Вот он с сыном Сергеем. Мальчишка выгорел до белесости, загорел до черноты, и по физиономии видно, что хулиган. А вот Александр на подростковых фотографиях выглядит эдаким «ботаником». Пухлый, серьезный, очень располагающий к себе мальчик. Наверное, был любимчиком столовских работниц и техничек. Лариса пролистала альбом до конца и собралась уже его захлопнуть, как заметила, что из-под отошедшей обложки выглядывает уголок фотографии. Она вытащила ее, перевернула и стала рассматривать.

На снимке были запечатлены двое мужчин в военной форме и с медалями на груди, и обоих Лариса узнала. Тот, что сидел справа, был Михаил Дубцов, молодой и бравый. Не менее молодым и бравым, но гораздо более красивым и статным был Егор Данченко. Лариса просто-таки залюбовалась им! Малышу, как она предполагала, шла любая одежда, но в военной форме он был просто неотразим. Примитивность и грубость гимнастерки подчеркивала его породистость... Лара ничего не знала о происхождении Егора, но выглядел он очень аристократично. Или таким казался на фоне коренастого, широколицего, по-крестьянски сбитого Михаила? Быть может... Лара перевернула снимок и посмотрела на надпись на обороте...

«28 мая 1945 г.» – было написано там.

«Только недавно вернулись с войны, – подумала Лариса. – А где это они? – И самой же себе ответила: – У Графини! Вот столик, за которым я сейчас сижу...»

Посмотрев на знакомый предмет мебели на фото еще раз, Лариса зацепилась взглядом за одну деталь. Из замочной скважины ящичка торчал ключ. Видимо, тогда он запирался, но когда Лара увидела его впервые, ни о каком запоре речи не было. Ключ потерялся и...

Стоп! Лариса вскочила и выбежала из комнаты. Влетев в спальню Алекса, она бросилась к его борсетке. Лара помнила, что именно туда он положил вещи, которые были найдены ею в карманах куртки Егора Данченко. Расстегнув замочек, она забралась внутрь и отыскала ключ. Зажав его в ладони, Лара вернулась в комнату и подлетела к туалетному столику. Сунула ключ в замочную скважину. С замиранием сердца повернула...

Раздался щелчок. Передняя панель ящичка откинулась, и Лариса увидела потайное отделение, в котором лежали какие-то бумаги.

Лара вытащила находку на свет. Как она и ожидала, в ее руках оказались листы, покрытые рядами немецких слов. Усевшись на диван, она стала с трудом разбирать написанное. Чтобы перевести весь текст, знаний языка ей не хватило. А вот фамилию агента Ларисе разобрать было нетрудно, ибо она была ей хорошо знакома...

Глава 3

Лариса слышала, как Наташа, оставленная на ночь для дежурства у постели больного, прошествовала в кухню, поэтому тихонько зашла в спальню Дубцова.

– Михаил Степанович, – шепотом позвала она старика. – Вы спите?

Тот открыл глаза и посмотрел на нее долгим, задумчивым взглядом. Казалось, он услышал ее, но не понял сути вопроса, так был занят своими мыслями. Наконец взгляд его прояснился, и Михаил Степанович спросил:

– Что ты хотела, детка?

– Как вы?

– Плохо, – он не стал кривить душой. – Умираю...

– Ну, зачем же так, Михаил Степанович? – обеспокоилась Лариса. – Если недомогание какое, давайте я Наташу позову... Надо?

– Бо-о-же... – выдохнул он. – Силы уходят... Как бы не сдохнуть раньше времени... Мне ведь нельзя... Никак нельзя... – Он принялся шарить руками по одеялу, будто ища что-то. – У меня незавершенные дела... – Дубцов покашлял и вроде бы стал бодрее выглядеть. – Сначала отыщу кое-что, а потом и помирать можно...

– Вы это ищете? – спросила Лара и выставила перед собой стопку листов, найденных в потайном ящике туалетного столика.

– Что это?

– Ваша именная папка. Архивное дело на агента Абвера под псевдонимом Медведь...

– Нашлось, значит? – после затяжной паузы подал голос Дубцов.

– Только что обнаружила... В ящике столика... Того самого, что я у Графини купила... Там, оказывается, потайное отделение есть...

– Выходит, поэтому она его продала... И именно тебе, кто... Как там она говорила? Сможет оценить его прелесть? – Он глубоко, с присвистом вздохнул и, указав нетвердым пальцем на стопку листов, удерживаемую Ларой на весу, спросил: – Что будешь делать с этим?

Лариса ничего не ответила. Тогда Михаил Степанович сам подал голос:

– Ничего бы не было, если б не Эллина... Все бы забылось, понимаешь? Да, когда-то меня завербовали, еще до войны, я мальчишкой был, на таможне работал... Глупый, наивный, шпионской романтикой бредил и мечтал о приключениях... На этот крючок меня и поймали... А когда до меня дошло, что я наделал, было поздно, я стал агентом Абвера... – Михаил Степанович тяжело вздохнул. – Знала бы ты, как я раскаивался, как ругал себя... Но ничего не мог изменить. Только оправдывать себя тем, что своим предательством особого вреда родине не нанес. За все время моего сотрудничества с немецкой разведкой я всего раз пять встретился со связным и передал сведения, которые не имели никакой ценности... Но немцы такие педанты, досье на меня оставалось в их архивах, и это висело надо мной дамокловым мечом... – Дубцов беспокойно поерзал. Лариса, думая, что ему неудобно лежать, сделала шаг к кровати, желая помочь старику принять другое положение, но он жестом велел ей сесть на стул и продолжил рассказ: – Это был мой грех, мой позор, моя тайна. Не думал я, что это вылезет. Но вот в 1971 году... Я был в командировке, тут не соврал, а когда вернулся и столкнулся в коридоре с Эллиной (она была тогда очень зла на меня, и у нее на то была причина), она мне сказала: «Я все о тебе знаю! И могу уничтожить тебя в любой момент! Живи теперь в страхе!» Я сначала не придал значения ее словам, но когда услышал, как Андромедыч ищет хозяина какого-то портфеля, поднапрягся... Не предполагал я, что он принадлежал Егору, но... Предчувствие! В общем, когда я завладел портфелем и открыл его, стало ясно, что волновался не зря. В нем, кроме газеты, сигарет и прочей ерунды, оказались документы Егора Данченко (я их позже уничтожил)...

– И что вы сделали потом? – задала наводящий вопрос Лара, видя, что Дубцову трудно собраться с мыслями.

– Вломился в комнату Эллины и все в ней обыскал. Папки я не нашел. Что естественно... Я и не надеялся на столь скорую победу... – Михаил Степанович наморщил костистый нос, став похожим на старого опоссума. В нем было очень много животного, но с возрастом он все меньше походил на медведя. – Тогда я стал Эллине угрожать. Сказал, что, если она не вернет мне папку, я засажу ее в тюрьму. Мне это ничего не стоило, она знала, но не испугалась. Да и не удивительно! После сталинских лагерей советская тюрьма показалась бы ей санаторием. Тогда я стал грозить ей смертью. Но и это не помогло. Эллина заявила, что будет очень рада, если я укорочу ее земной путь, да только этим себе хуже сделаю. Папка в надежном месте, сказала Эллина, и как только она умрет, документы будут отправлены куда следует. Я не знал, блефует она или нет (теперь оказалось, блефовала), поэтому не рискнул с ней связываться. А перед тем как расстаться, она сказала мне вот что: «Я нанесу тебе удар, когда ты расслабишься и перестанешь этого ожидать. И уничтожу тебя в момент твоего наивысшего счастья. Как ты меня! Я буду жить только для этого... А ты будешь жить, пока жива я!» И, знаешь, она меня напугала. Я знал ее нрав и предполагал, что она на многое способна. Поэтому всю жизнь ждал удара и приготовился к нему. Но вот мой сын занялся политикой, и я... По-настоящему струхнул. За Эллиной все последние годы велось наблюдение. Я знал обо всем, что с ней происходило. Почти обо всем... О ее делах с «Пуаро» мне было неведомо. Думаю, она заметила, а скорее почувствовала слежку и перехитрила моих людей...

Старик говорил все тише, пока не перешел на шепот. Как раз в этот момент в комнату вернулась Наталья, но Михаил Степанович отправил ее обратно. Девушка послушно ретировалась, а Дубцов, полежав немного, продолжил: