Джейн Эйр - Шарлотта Бронте

– Джейн, вы нанесли мне удар. Вы нанесли мне удар, Джейн! – Он покачнулся.

– О сэр, облокотитесь на меня!

– Джейн, вы когда-то предложили мне ваше плечо, – дайте мне опереться на него еще раз.

– Конечно, сэр, конечно! И вот моя рука.

Он сел и заставил меня сесть рядом. Он держал мою руку обеими руками и пожимал ее. Вместе с тем он глядел на меня каким-то тревожным и горестным взглядом.

– Мой маленький друг, – сказал он, – как хотел бы я быть сейчас на уединенном острове, только с вами, и чтобы всякие волнения, опасности и отвратительные воспоминания сгинули бесследно.

– Не могу ли я помочь вам, сэр? Я готова жизнь отдать, если она вам понадобится.

– Джейн, если помощь мне будет нужна, я обращусь за ней только к вам. Это я обещаю.

– Благодарю вас, сэр. Скажите мне, что надо сделать, я по крайней мере попытаюсь.

– Принесите мне, Джейн, стакан вина из столовой. Они, наверно, сейчас ужинают; и скажите мне, там ли Мэзон и что он делает.

Я вышла. Все действительно были в столовой и ужинали, как предполагал мистер Рочестер; они не сидели за столом, ибо ужин был приготовлен на серванте, и гости брали, что каждому хотелось, стоя маленькими группами, держа в руках тарелки и стаканы. Все были чрезвычайно веселы. Всюду раздавались смех и болтовня. Мистер Мэзон, стоя у камина, беседовал с полковником и миссис Дэнт и казался таким же веселым, как и остальные. Я налила в стакан вина (увидев это, мисс Ингрэм нахмурилась. «Какая дерзость!» – вероятно, подумала она про меня) и возвратилась в библиотеку.

Ужасная бледность уже исчезла с лица мистера Рочестера, и вид у него был опять решительный и угрюмый. Он взял у меня стакан из рук.

– Пью за ваше здоровье, светлый дух, – сказал он и, проглотив вино, вернул мне стакан. – Что они делают, Джейн?

– Смеются и болтают, сэр.

– А вам не показалось, что у них важный и загадочный вид, словно они узнали что-то необыкновенное?

– Ничуть! Они шутят и веселятся.

– А Мэзон?

– Он тоже смеется.

– Если бы все эти люди пришли сюда и оплевали меня, что бы вы сделали, Джейн?

– Выгнала бы их из комнаты, сэр, если бы могла.

Он слегка улыбнулся.

– А если бы я вошел к ним и они только посмотрели бы на меня ледяным взглядом и, насмешливо перешептываясь, один за другим покинули меня? Тогда что? Вы бы ушли с ними?

– Думаю, что нет, сэр. Мне было бы приятнее остаться с вами.

– Чтобы утешать меня?

– Да, сэр, чтобы утешать вас по мере моих сил.

– А если бы они предали вас анафеме за то, что вы остались со мной?

– Я, вероятно, даже не узнала бы об этом, а если бы и узнала, какое мне до них дело?

– Значит, вы рискнули бы общественным мнением ради меня?

– Я сделала бы это ради любого друга, который заслуживал бы моей поддержки. А вы, я уверена, заслуживаете.

– Вернитесь теперь в столовую, подойдите тихонько к Мэзону и шепните ему на ухо, что мистер Рочестер вернулся и хочет видеть его. Проводите его сюда и затем оставьте нас.

– Хорошо, сэр.

Я исполнила его просьбу. Гости с удивлением уставились на меня, когда я решительно прошла среди них. Я отыскала мистера Мэзона, передала ему поручение и проводила его в библиотеку, а затем поднялась наверх.

Поздно ночью, когда я уже давно лежала в постели, я услышала, что гости расходятся по своим комнатам. До меня донесся голос мистера Рочестера: «Сюда, Мэзон. Вот твоя комната».

Этот голос звучал весело; я успокоилась и скоро заснула.

Глава XX

Я забыла задернуть занавеску, как делала обычно, и спустить жалюзи. Поэтому, когда луна, яркая и полная (стояла ясная ночь), оказалась против моего окна и заглянула в него, ее светлый взор пробудил меня. Была глубокая ночь, и, открыв глаза, я сразу увидела серебристо-белый и кристально-ясный диск. Луна была великолепна, но как-то слишком торжественна. Я приподнялась и протянула руку, чтобы задернуть занавеску.

Боже, какой вопль!

Ночь, ее тишина, ее покой словно были разорваны неистовым, пронзительным, диким криком, пронесшимся из одного конца дома в другой.

Сердце у меня замерло, пульс, казалось, перестал биться; моя вытянутая рука оцепенела, словно парализованная. Вопль замер и больше не повторялся. Какое бы существо ни издало этот чудовищный крик, повторить его было невозможно; самый огромный кондор в Андах не мог дважды издать такой крик в своем заоблачном гнезде. Существо, испустившее такой вопль, непременно должно было передохнуть, чтобы повторить его.

Этот вопль раздался на третьем этаже, у меня над головой. В комнате над моею я услышала шум борьбы, и, судя по этому шуму, то была борьба не на жизнь, а на смерть. Кто-то полупридушенным голосом крикнул:

– Помогите! Помогите! Помогите! – три раза, с судорожной торопливостью.

– Неужели никто не слышит? – снова раздался голос, и затем, среди яростного топота и возни, которые продолжались наверху, до меня сквозь доски и штукатурку донеслось:

– Рочестер! Рочестер! Ради бога! Сюда!

Где-то распахнулась дверь. Кто-то пробежал, вернее – пронесся по коридору. Над моей головой послышались еще чьи-то шаги, что-то упало – и наступила тишина.

Я набросила на себя одежду и, дрожа от ужаса, выбежала из комнаты. Гости уже все проснулись. Из каждой комнаты доносились восклицания, испуганный шепот; дверь за дверью открывалась, выглядывал один, выглядывал другой; постепенно коридор наполнился людьми. Мужчины и женщины повскакивали с постелей. «Что же это?», «Кто убит? Что случилось?», «Принесите свечу!», «Где пожар?», «Где разбойники?», «Куда бежать?» – доносилось отовсюду. Если бы не лунный свет, гости оказались бы в непроглядной тьме. Все бегали взад и вперед, собирались кучками, некоторые рыдали, другие едва держались на ногах. Смятение было неописуемое.

– Куда, к черту, провалился Рочестер? – кричал полковник Дэнт. – Его нигде нет.

– Здесь! Здесь я! – отвечал ему из темноты знакомый голос. – Успокойтесь, пожалуйста, все. Я иду.

Дверь в конце коридора открылась, и появился мистер Рочестер со свечой в руке. Он только что спустился с верхнего этажа. Одна из дам торопливо подбежала к нему и схватила его за руку. Это была мисс Ингрэм.

– Произошло ужасное событие? – спросила она. – Говорите скорее, лучше узнать сразу!

– Да не тормошите вы меня, еще задушите, – отвечал он, так как барышни Эштон от страха прижимались к нему, а обе вдовствующие леди в необъятных белых капотах неслись на него, как два корабля под всеми парусами.

– Все в порядке, все в порядке! – закричал он. – Это просто репетиция пьесы «Много шума из ничего». Дамы, не теснитесь вокруг меня, а то я могу рассвирепеть.

И действительно, вид у него был свирепый. Его черные глаза метали молнии. Сделав над собой усилие, он добавил спокойно:

– Просто одной из служанок приснился страшный сон – вот и все. Эта особа нервная и неуравновешенная. Она приняла свой сон за привидение или что-то в этом роде и до смерти перепугалась. А теперь я должен проводить вас в ваши комнаты: пока в доме не воцарится покой, ее не удастся привести в себя. Джентльмены, будьте добры, покажите дамам пример. Мисс Ингрэм, я уверен, что вы не поддадитесь вздорному страху. Эми и Луиза, возвращайтесь в ваши гнездышки, как пара голубок. А вы, сударыни, – обратился он к вдовам, – наверняка смертельно простудитесь, если задержитесь в этом холодном коридоре.

И так, то шуткой, то твердостью, он заставил их всех разойтись по спальням. Я не стала ждать его приказания и вернулась к себе так же незаметно, как поднялась.

Однако я не легла. Наоборот, я поспешила одеться. Шум борьбы после вопля и сказанные затем слова слышала, вероятно, только я одна, ибо все это происходило как раз в комнате надо мной, а следовательно, я была уверена, что вовсе не сон, приснившийся одной из служанок, поверг весь дом в ужас и что объяснение, данное мистером Рочестером, просто выдумано им для успокоения гостей. Поэтому я решила одеться и быть готовой ко всему. Я села у окна и долго просидела так, глядя на безмолвный парк и посеребренные луной поля и ожидая неведомо чего. Но мне казалось, что за этим странным воплем, борьбой и зовом о помощи должно последовать еще какое-то событие.

Однако все успокоилось. В доме воцарилась полная тишина. Постепенно смолкли все шорохи и шепоты, и примерно через час в Торнфильд-холле было безмолвно, как в пустыне. Казалось, сон и ночь снова вступили в свои права. Луна уже заходила. Мне стало неприятно в холоде и темноте, и я решила лечь, как была, одетой. Я отошла от окна и едва слышно прошла по ковру. Когда я наклонилась, чтобы снять башмаки, кто-то осторожно постучал ко мне в дверь.

– Меня зовут? – спросила я.

– Вы не спите? – откликнулся голос, которого я ждала, то есть голос моего хозяина.

– Не сплю, сэр.