Пророчество Предславы - Сергей Фомичев

Пришествие Мстителя могло обернуть дело прахом, чего Дионисий допустить не мог, просто не имел права. Короткий разговор с Соколом, в котором тот упомянул Калику, подтолкнул священника к действию. Потому, вернувшись в обитель, он сразу направился в Старую Пещеру.

Низкий земляной свод подпирало матёрое, в два обхвата, бревно. Внушительной толщины дверь закрывала входной лаз. Доступ сюда кроме игумена имели лишь двенадцать его учеников. Тех самых, способных совершать чудеса, тех которых он готовил совсем для других дел, но вынужден теперь отправить на спасение Суздаля. Больше в пещеру не допускался никто, ибо здесь хранились самые сокровенные знания — залог будущих побед и свершений.

Не только Калика с Алексием имели списки пророчеств Предславы. Одним из них обладал Дионисий. Мало того, его рукопись была наиболее точной из всех уцелевших, поскольку сделали её ещё в Киеве. Когда-то, выбираясь из разорённого войной города, молодой подвижник прихватил ценный свиток с собой. Он даже не подозревал, насколько важным много лет спустя окажется невзрачный кусок кожи. Прихватил просто так, из бережливости, спасая ценные записи от разорения. Теперь настала пора воспользоваться ими.

В отличие от Калики у Дионисия нашлось время подумать, прежде чем произнести заклинание. В отличие от Калики оно ему как раз и не требовалось, ибо своего исконного врага игумен знал давно. По какому-то странному совпадению, имя, произнесённое Дионисием в конце заговора, в точности повторило то, что вырвалось незадолго до смерти из уст новгородского владыки.

Суздаль. Две недели спустя.

Два года минуло с того дня, как, настолько древний, что никто не знал, кто и когда основал его, перестал быть столицей княжества. Это не сильно преобразило Суздаль. Он вовсе не стал запущенным или менее могущественным. Бесспорно, по своим размерам, многолюдью, торговому оживлению прежняя столица не шла ни в какое сравнение с нынешней. Да, многие купцы покинули её вслед за властью, но Суздаль никогда и не был купеческим городом, слишком далеко он стоял от главных торговых путей. С отъездом княжеского двора суеты стало меньше, однако здешняя жизнь никогда не вращалась и вокруг князей. А вот по размаху церковного строительства, Нижнему Новгороду до древней столицы было ещё ой как далеко.

Став несколько веков назад, наряду с Ростовым, одним из первых православных центров в здешних землях,

Обилие храмов, монастырей, а за их стенами хранилищ, ризниц, иконописных мастерских; большое число всех тех, кто в них служит, работает, кто наставляет и управляет — вот что составляло во все времена основу городской жизни. Суздаль был одним из немногих городов Руси, где православное население составляло большинство, а едва ли не половина города так или иначе вовлечена была в дела церкви. Даже лишившись князей, он сохранил своё положение сосредоточия христианской мудрости, знаний и обычаев.

Среди двенадцати подвижников посланных Дионисием в верхние города и страны на борьбу с чёрной смертью, Борису особенно показался Евфимий. Монаху не было и сорока, но своей спокойной уверенностью он ещё в Нижнем Новгороде, при первом знакомстве, произвёл на Бориса сильное впечатление. Жаль вот только, что монах так и не проронил за всю дорогу ни слова — обет такой на себя возложил. Мало того, он и других умудрился привлечь к молчанию. Так что юноше не с кем было перекинуться словом. Даже когда ставили церквушку под Гороховцом, монахи делали это молча, лишь пыхтя под тяжестью брёвен.

Истовая вера подвижника в своё время вызвала нарекания даже у Дионисия. Заметив множество обетов и постов, которые брал на себя Евфимий, Печёрский игумен настоятельно посоветовал ему уменьшить рвение. Теперь, пройдя в полном молчании больше недели, Борис был склонен согласиться с Дионисием — ему, живому молодому человеку, стало просто невмоготу от сплошного молчания. Однако на Евфимия княжич обиды не держал, напротив, смотрел на подвиг, как на недостижимую для себя высоту.

Двухнедельное безмолвие располагало к размышлению. Мерно шагая среди монахов, Борис, пытался разобраться в напутственном слове Дионисия, которым тот проводил отряд от ворот Печёрского монастыря. Слова настоятеля не выходили из головы, не давая покоя ни днём, ни ночью. В Дионисии тогда проснулся пророческий дар. Он предсказал, что когда настанет час всем им уйти к богу, оставшийся без защиты Нижний рухнет под натиском враждебных сил. Что имел в виду игумен, каких врагов опасался, Борис так до конца и не понял и долго ещё размышлял над мрачным предсказанием Дионисия.

К какому делу, к какой битве, к какому такому бедствию готовил печёрский настоятель двенадцать подвижников? Нынешний поход в Суздаль стал мерой вынужденной, это очевидно. Он нарушил какие-то дальние замыслы Дионисия, что и вызвало его печальные слова. Какая сила готова обрушиться на процветающую столицу, лишь только уйдут из жизни эти великие заступники? Борис не находил ответов и не смел расспрашивать молчаливых спутников.

Однако беззаботная молодость не позволила слишком долго пребывать в тревоге. За две недели пути страхи перегорели, убрались в дальние уголки памяти и затаились там, в ожидании своего часа, да редких пока ещё у юноши ночных кошмаров. Так что к Суздалю Борис подошёл вполне умиротворённым, в благостном расположении духа, полный сил и готовый к предстоящим свершениям.

Мор уже добрался до древней столицы, когда отряд святых братьев и молодой княжич появились на её улицах. Нельзя сказать, что Суздаль встретил посланцев Дионисия неприветливо. Скорее вовсе никак не встретил. Опрятные, застроенные небольшими домами улочки оказались пусты. На поросших зеленью берегах Каменки, на окрестных лугах, они не увидели ни людей, ни скота, вроде бы неизбежных для нынешнего знойного дня. Монастырские стены хранили молчание, так что невозможно было понять, остался ли за ними хоть кто-нибудь живой.

До самого кремля им повстречалось лишь несколько прохожих, да и те, не узнавая в путниках людей особенных, скромно кланялись, сторонясь — времена настали такие, что любой гость мог оказаться предвестником смерти. И всё же даже чёрная смерть не смогла обезобразить облик древнего града. Здесь не лежали как в иных городах не погребённые трупы, а местные жители не предались безумству или разврату, каковые нередко сопутствуют всеобщему страху. Город затих, но не потерял своего лица.

Поднимая уличную пыль натруженными ногами, путники скоро вышли к кремлёвской стене.

Покинув старую столицу, князья, конечно же, не забрали с собой хорошо укреплённый кремль, воздвигнутый на крутой излучине Каменки. За его небольшими, но мощными стенами возвышался Собор Рождества Богородицы — главная святыня всей суздальской земли. Здесь же располагались украшенные изящной резьбой иераршьи палаты, частью ещё деревянные, но уже кое-где воплощённые в камне. Стояли церквушки поменьше, монастырские подворья, жилища священников и служек, а также прежний княжеский дворец, где нынче должен был размещаться наместник, но за его отсутствием обитали лишь слуги.