Любовные чары - Гай Орловский

Мариэтта поднялась, красивая и элегантная даже в полицейской одежде.

– Спасибо, вы нам очень помогли.

Он тоже встал, ответил учтиво:

– Я рад быть полезным департаменту полиции и обществу.

– Марат Хисамович, – сказал я, – простите, забыл спросить, а как вы регулируете, чтобы раз в неделю, но не больше?

Он ответил мирно:

– В аптеки этот препарат не поступает, и… не поступит. В интернет-магазинах не встретите. Купить можно только у нас. По показаниям. Мы тщательно исследуем здоровье пациента, назначаем курс…

– Всем разный?

Он покачал головой.

– Как раз всем одинаковый. Во-первых, отбираем только здоровых людей, а во-вторых… может быть, это прозвучит кощунственно, но мы продолжаем собирать статистику. Как одна и та же доза действует на людей разного возраста, пола, даже уровня образования?

– Значит, – сказал я, – проблема попадания за стены вашего центра исключена?

– Да, – подтвердил он. – У нас даже не из рук в руки, как говорится, а из наших рук прямо в рот пациента. Во избежание, как вы понимаете. Я не полицейкий, но человек не слишком доверчивый.

– …за исключением, – договорил я, – некоторой самодеятельности ваших сотрудников?

Мариэтта насторожилась, а он вздохнул.

– Человеческий фактор… Да, у нас не все автоматизировано. Науку если и удастся автоматизировать, но уже перед схлопыванием Вселенной. А наши сотрудники, увы, тоже люди. Они хотят быть моложе и активнее. Не секрет, что с самого начала цивилизации люди принимали стимуляторы. Особенно этим злоупотребляли ученые, студенты, медики… Меньше всего это требовалось, как сами понимаете, грузчикам и дворникам. Так что да, Кассеро принимала… Трудно держать за руки того, кто сам синтезирует препарат и кормит им мышей, фиксируя их реакции. Но больше никто, уверяю вас. Автоматика следит, чтобы за дверь лаборатории не выносили ни миллиграмма карельгедина!

Глава 5

Когда вышли на крыльцо, ее автомобиль оставался на стоянке, как дурак, что значит полицейская машина, все под стать их хозяевам, мой стронгхолд бы уже подкатил к крыльцу, не дожидаясь сердитого окрика, еще и хвостом бы повилял от счастья.

Мариэтта взмахнула рукой, ее автомобиль попятился задом, развернулся и поспешил к нам.

– Он сказал, – проговорила она с подозрительностью в голосе, – что эта Ширли была жива, когда он уходил…

– Сказал, – подтвердил я. – И что?

– Обычно говорят «жива и здорова»!

– Он ученый, – напомнил я. – Медик. Они приучены к точности. А она не была здоровой… хотя бы потому, что абсолютно здоровых людей на свете нет вообще. Давай навестим всех, кто заходил к ней к тот день. Чуть позже или намного позже.

Она взглянула исподлобья, а голос прозвучал так, что вот-вот обвинит меня в воровстве посуды из церкви.

– У тебя уже есть список?

– Откуда? – изумился я. – Давай просто заедем к тем, кто ближе.

– А ты, конечно, знаешь, – сказала она с тяжелым сарказмом, – кто ближе?

– Совершенно случайно, – сказал я. – Давай укажу, если твой полицейский навигатор принимает от кого-то еще, а не только от твоего начальника.

– Он принимает только от меня, – отрезала она. – Указывай, а я должна подтвердить. Без этого он не примет изменение маршрута. У нас бывали всякие случаи.

Я потыкал в экран пальцем, как примитивно, но увеличил изображение до появления расположения зданий.

– Вот сюда. К этому подъезду.

Она недоверчиво взглянула, но буркнула:

– Подтверждено.

Автомобиль некоторое время шел по прямой, словно еще подумывал, слушаться ли, потом на первом же повороте нехотя свернул и понесся к указанной цели.

Мариэтта хмурилась, недовольно сопела, наконец пробормотала словно про себя:

– Все равно что-то не сходится…

– Ну-ну?

– Этот Кравцов, – сказала она, – Марат Хисамович… уверял, что их препарат не покидал пределы их лаборатории.

– Их клиники, – уточнил я. – Которая при лаборатории. Он так и сказал – из рук в рот. Везде, где они проводили испытания.

Она кивнула.

– Да, именно. Но… кто тогда эти люди, что посещали нашу самоотверженную сотрудницу? И почему?

Я пробормотал:

– Сама догадаешься?

– Намекаешь, – спросила она, – что эта Ширли как-то начала сама тайком синтезировать у себя дома и продавать?

– Думаю, – сказал я, – не дома. Делали в другом месте. Но под ее контролем. Возможно, какой-то важный ингредиент в самом деле держала у себя дома, там смешивала с остальными… и уже продавала. Разумеется, из чисто гуманных целей, желая продлить людям жизнь…

– …за хорошую цену, – закончила она. – Вот сучка!.. Что смотришь? Скажешь, все женщины такие, я тебя сейчас же застрелю!

– Не скажу, – пообещал я. – Лучше ты меня замучаешь в постели. А продавала, думаю, за очень хорошую цену. Жизнь… странная штука. Это не планшет, цена которого одна для всех. Жизнь кто-то готов отдать за бесценок, а кто-то готов на все, только бы прожить еще денек…

Она вздохнула.

– Что-то эти нелегальные фабрики расплодились. Я бы вообще запретила эти принтеры!.. Нельзя, чтобы в каждой квартире пистолеты печатали!

– Чего? – спросил я. – А разве принтер не отправляет тут же копию заказа куда следует?

– Я просто к слову насчет пистолета, – парировала она. – А когда печатают удобрения, кто придерется? А его в соседней комнате смешивают с другим, получается взрывчатка! Или того хуже, страшный распыляемый яд, когда флакончика хватит на приличного размера город.

– До этого еще не дошло, – успокоил я. – И не скоро дойдет. С такими черепашьими темпами прогресса это случится не раньше, чем через месяц, а то и два…

Она сказала саркастически:

– Ну спасибо! Успокоил.

– Рад, – ответил я. – Всегда счастлив тебя успокоить. Чувствую себя так, будто обнимаю родное правительство и нашу самую гуманную в мире полицию…

– Заткнись, гад. Мы почти приехали, вон его дом.

Я сказал быстро:

– Давай первым спрошу я! А ты как главная будешь следить за нами, в смысле – и за собой, и поправлять, если что пойдет не так… по твоему мнению. Ты же умная, знающая, красивая…

Она фыркнула:

– Мечтай-мечтай!.. Тебе никогда не стать детективом. Стой сзади и не раскрывай пасть, а то порву на фиг.

– Меня или пасть?

– Обоих.

Автомобиль съехал с дороги и некоторое время пробирался между домами старой постройки, рассчитанными на неторопливые кареты. Мариэтта еще не разобралась, где какой дом, деревья с пышными кронами закрыли номера, но автомобиль все зрит, не зря же полицейский, уверенно подвез нас к одному из подъездов и остановился.

– Здесь приличные люди, – напомнила Мариэтта, – так что забудь про свой футбол, понял?..

– А про хоккей, – спросил я с надеждой, – можно?

– Нельзя, – отрезала она.

Я пробормотал горестно:

– Тогда поговорим о боксе или боях без правил…

– Застрелю, – пригрозила она. – И меня оправдают.

– Тогда молчу, – сказал я испуганно. – Вот если бы не оправдали…

Ступеньки старинные, из настоящего мрамора. Мы подошли к такой же настоящей двери, словно украденной из «Ромео и Джульетты», Мариэтта сказала негромко:

– Департамент полиции. Нужно поговорить с Панасом Онищенко.

Через пару секунд из невидимого динамика донесся далекий голос:

– Минутку…

Послышались шаркающие шаги, затем в двери щелкнуло, чуть приоткрылась, но так и осталась. Мариэтта презрительно фыркнула и толкнула ее так, что та ударилась о стену.

Я вошел за Мариэттой, а она двинулась уверенным шагом даже не детектива, а элитного бойца спецназа в давно захваченной и освоенной деревне.

Правда, в холле пусто, пришлось подняться на второй этаж, там уже к лестнице вышел невысокий полный мужчина в просторном костюме, что и понятно с его избыточным весом, смотрит молча, без надменности, но в то же время осознает, на пару ступенек выше всяких, кто ездит в полицейских авто.

– Господин Онищенко? – спросила Мариэтта.

Мужчина кивнул.

– Проходите в квартиру.

Я перешагнул порог, мне показалось, что попал в музей древнего искусства. Даже не в сам зал, а взапасник, где в ожидании экспозиции хранятся в тесных помещениях сотни картин, скульптур, украшенных серебром шкатулок и всякого рода изысканных безделушек от размера с куриное яйцо до валуна в несколько тонн с рунами древнескандинавской вязи.

– Ого, – сказала Мариэтта, – у вас здесь… да, у вас здесь… не нахожу слов.

Он покосился в мою сторону, я ответил с легким поклоном:

– Здесь все подлинники… Узнаю работы Креккио, Вандатти и самого Карлизино! А это, если не ошибаюсь, картина Дюбера «Странные гости в Помпее»?

Он ответил потеплевшим голосом:

– Сядьте, пожалуйста, это великолепный диван восемнадцатого века. Приятно встретить знатока… А вот жемчужина моей коллекции. Узнаете?