Динка - Валентина Осеева

— Тайну? Так пойдемте домой, и там вы мне все расскажете! — добродушно предлагает Виктор Николаевич.

— Э, нет! Мы пойдем вот куда! Пойдем, пойдем! — хватая Виктора Николаевича за руку и увлекая его за собой, говорит Динка.

Мышка идет сзади. Она совершенно не уверена, что Сахарная Голова — тот самый жених, о котором говорила Динка. Мышке очень страшно обидеть взрослого человека, приехавшего к ним в гости. Динка всегда может наделать глупостей… Ну куда она тащит его?

— Динка! Надо же раньше узнать хорошенько… — шепчет Мышка, забегая вперед.

— Подождите! Куда это вы меня тащите? Здесь уже глухой лес… Взяли меня в плен и тащат, как связанного медведя! Ну, выкладывайте ваши тайны! — усаживаясь на пень, говорит Виктор Николаевич.

Но девочки нерешительно переглядываются, и Мышка, набравшись храбрости, поясняет:

— Если вы правда Катин жених, то мы вам скажем, а если нет, то вы идите, а мы будем еще ждать.

— Хорошо, я вам сознаюсь. Я и правда Катин жених, только, чур, пока никому не говорить! — лукаво грозит он пальцем.

— Мы не будем говорить, потому что вы больше не жених… Катя вчера из-за вас плакала… Они с Костей хочут друг на друге жениться. Они даже подрались, наверное потому, что Костя сказал, что Катя нанесла ему удар… — бойко рассказывает Динка.

— Что ты врешь! Катя никогда не дерется, — быстро перебивает ее сестра.

— Подождите, девочки… — медленно говорит Виктор Николаевич, проводя рукой по лбу. — Я хочу знать, откуда ты все это знаешь? — спрашивает он Динку.

— Я сидела за палаткой, а они говорили…

— Динка нечаянно подслушала, — краснея, вставляет Мышка.

— Я не подслушивала, я просто услышала, потому что Костя сразу закричал: «Зачем ты это сделала?» А Катя говорит: «Мне жалко Марину и ее детей…» И сразу начала плакать, а Костя ушел…

Мышка толкает сестру и, указывая глазами на Виктора Николаевича, трясет головой. Динка замолкает. В лесу становится тихо-тихо. Только какая-то птичка, весело перепархивая с ветки на ветку, шуршит листьями. Взрослый человек изо всех сил старается справиться со своим горем… Он поднимает с земли тоненькую веточку и, медленно обламывая ее, для чего-то складывает на коленях короткие, как спички, обломыши… Здоровый загар его щек бледнеет, и прикушенная нижняя губа нервно вздрагивает. Мышка пытается поймать его отсутствующий, уходящий куда-то вдаль взгляд… Ей кажется, что мягкие черешневые глаза полны слез…

— Хорошо, девочки, спасибо… — говорит Виктор Николаевич. — Я сейчас уеду… — Он поднимает НА Динку глаза и, пытаясь улыбнуться, тихо добавляет; Я больше не жених, ты не беспокойся…

Динка ежится и, не зная, что сказать, опускает голову.

— Я сейчас уеду, — повторяет Виктор Николаевич и, достав из кармана блокнот, вырывает из него листок.

Мышка широко раскрытыми, испуганными глазами следит, как Виктор Николаевич встает, подходит к дереву и, приложив к стволу свой блокнот, медленно пишет на листке какие-то слова…

Перед Мышкой вдруг, как страшное видение, возникает большой газетный лист с жирным, черным заголовком «Происшествия». Она вспоминает короткие сообщения о самоубийцах, которые всегда оставляли записку: «Прошу никого в моей смерти не винить».

Изнемогая от жалости и тревоги, она дрожащими губами прижимается к Динкиному уху и прерывающимся голосом сообщает ей свою догадку. Динка смотрит на брошенную в траве веревку, на сестру, на Виктора Николаевича, который, задумавшись, что-то пишет, зачеркивает, отрывает новый листок и снова пишет. Потом, медленно складывая его, поворачивается к девочкам. — Вы передадите Кате эту записку, — говорит он.

Но Динка со страхом отступает назад и прячет за спиной руки.

— Вы хотите повеситься? — тихо спрашивает она. Мышка с громкими рыданиями бросается к Виктору Николаевичу и, обнимая его обеими руками, жалобно просит:

— Не надо… Не надо… Мы найдем вам другую… такую же хорошую… Мы будем всех… спрашивать…

Виктор Николаевич растроганно поднимает девочку, гладит ее волосы:

— Успокойся, успокойся… Мышка, голубчик… Посмотри, я же не плачу… Ну конечно, мы найдем другую, хорошую…

Слезы Мышки глубоко трогают его; ему хотелось бы долго и неутешно плакать вместе с ней или, наоборот, скорей утешить ее и уйти…

— Мы найдем другую, и тогда никто не будет плакать, а сейчас я пойду! — мягко улыбаясь, повторяет он и, наклонившись к Мышке, берет в обе руки ее тонкие пальчики. — Спасибо тебе, голубчик… Прощай, девочка…

— Прощайте! — всхлипывает Мышка. Виктор Николаевич медленно рвет на мелкие кусочки свою записку.

— Я потом напишу Кате… — говорит он и, кивнув девочкам головой, быстро удаляется.

Динка, опустив руки, смотрит вслед уходящему… Виктор Николаевич идет не оглядываясь; этот большой человек словно бежит от чего-то, плечи его согнуты, и голова так напряженно поднята вверх, как будто он собирается раздвигать лбом нависающие над дорогой ветки.

— Пойдем, — трогая за руку сестренку, тихо напоминает Мышка.

Но Динка до тех пор не двигается с места, пока высокая фигура Виктора Николаевича не скрывается за поворотом дороги. И странно, она не ощущает ни радости, ни торжества от изгнания Катиного жениха.

Глава тринадцатая

НОВЫЕ ПЛАНЫ

Динка сидит на утесе и весело болтает:

— К нам дядя Лека приезжал! Он сказал, что мы с Мышкой молодцы и что Виктор Николаевич на нас не сердится!

— А чего ему сердиться! На чужой каравай рта не разевай! Дружбу разбивать нельзя! — серьезно говорит Ленька.

Заходящее солнце освещает большой камень Стеньки Разина. На камне сушится сорванная трава, а внизу, у входа в «пещеру», горит маленький костер и в котелке варится картошка. Ленька, сидя на корточках, подкладывает в огонь щепки.

— А я вашего Костю видел… у Митрича… И дедушка Никич твой там был, говорил Ленька.

— Зачем? — удивляется Динка.

— Так, верно, зашли… Никича-то я часто у рыбаков вижу, а вот Костю в первый раз… Я испугался да скорей, ушел! — тыкая ножом картошку, говорит Ленька.

— Костя ничего не сказал. Они с Катей уже совсем помирились. Катя такая веселая стала и ко мне ничуточки не придирается… А мама вчера опять с последним пароходом приехала! — рассказывает Динка.

Ленька стягивает рукава и, захватив, ими котелок, снимает его с огня.

— Сейчас картошку есть будем! — сглатывая слюну, говорит он.

— Давай! — весело соглашается Динка и, усевшись поудобнее, ждет.

Ленька выливает воду из котелка и кладет на камушек жестянку с солью.

— Ну, давай мне! — заглядывая в котелок, говорит Динка.

— Погоди, она горячая… Пальцы обожжешь!

Ленька вынимает одну картошку и кладет не камушек.

— Вот остынет, тогда и будешь есть.

— А ты?

— Сейчас и себе остужу, — говорит Ленька, вытряхивай из котелка еще три картошки.

Ленька не ел со вчерашнего вечера. Утром, потолкавшись на пристани и не заработав ни копейки, он пошел к Митричу. Но у Митрича были Костя и дедушка Никич. Договориться насчет продажи рыбы не удалось, и Ленька снова пошел на пристань. Утренние пароходы уже прошли, и никто не нуждался в его услугах, а голод начинал мучить все сильнее… Базарная площадь тоже опустела, торговки разошлись, и только кое-где одна-две еще сидели с семечками. Ленька вспомнил, что вчера мужики грузили на лодку картофель и у одного из них лопнул мешок. Пошарив около мостков, он нашел завалявшиеся в песке четыре картофелины и пошел на утес.

Слушая болтовню Динки и подкладывая щепки в огонь, мальчик нетерпеливо ждал, пока сварится картошка, и думал о том, что завтра надо во что бы то ни стало проехать «зайцем» в город и постараться заработать себе на хлеб.

— Ну, ешь, — сказал он, придвигая к Динке картофелину. Динка, обжигаясь, неумело чистит кожуру и, макая картошку в соль, спрашивает:

— А хлеба у тебя нет?

— Да вот… не купил я… — вздыхает Ленька. Динка тревожно вглядывается в бледное лицо товарища и, вспомнив тот день, когда он обещал ей накупить всякие подарки, тихо спрашивает:

— Ты еще не забогател, Лень?

— Нет еще. Вот завтра поеду в город… может, работу какую найду… Иной раз привезут чего-нибудь в лавку, ну, лавочник и зовет: кто, мол, хочет таскать. А то просто на базаре кухарка али барыня накупит всякой провизии, а нести ей тяжело, и тоже просит: «Поднеси, мальчик»… Работа найдется… Вот поеду завтра… — глотая горячую картошку, говорит Ленька.

— А сегодня никто тебе не сказал: «Поднеси, мальчик»? — задумчиво спрашивает Динка.

— Сегодня я поздно пошел. Раз — то, что ночью не спал, захолодал, как лягушка, а два — то, что к Митричу ходил; думал, он рыбу пошлет продавать, а Митрич ничего не сказал… Ну, и пароходы прошли… — рассказывает Ленька.