Ближе некуда (СИ) - Леру Юлия

Нет. Не верю. Не могу поверить.

Но я же помню Ли-ру. Помню, как зарывалась лицом в ее пышные темные волосы, когда она меня обнимала, помню, как мы с ней ходили в хлев, смотреть на новорожденного теленка…

Мне нужны были ответы, и чем скорее, тем лучше.

Снегоход запыхтел и покатился с пригорка вниз. Эта деревня была больше той, где жил Трайн, и в ней даже были радиальные улицы. С двух сторон деревню окружали горы, с третьей к домам подступала зеркальная гладь озера. Я старалась не смотреть в его сторону — меня пробирала дрожь.

Я увидела, что нас встречают. Из домов на звук снегохода высыпали люди, много людей, тепло и нарядно одетых. Приветствуя их, Ли-ра подняла вверх руку, ей ответили тем же. Люди переговаривались меж собой, но приветственных криков было не слышно. Мы подъехали ближе, и я увидела, почему. На лицах женщин и мужчин, идущих нам навстречу, не было радости и любви. Бородатые лица мужчин выражали настороженность и опаску, прячущиеся за ними женщины скрывали в глубине глаз страх. Эти чувства не относились к Ли-ре или моей матери, они относились ко мне.

Мама сжала мою руку и выпрямилась.

— Ар-ка их настропалила, — сказала она сквозь зубы, ее красивое лицо стало серьезным и почти хмурым. — Детка, ты помнишь Ар-ку?

— Нет, — качнула я головой. — А должна?

— Она была твоей лучшей подружкой до того самого дня… — мама запнулась, в глазах ее вспыхнула боль. — Громче всех кричала о твоем предательстве. Сильнее всех возненавидела тебя после того, как…

Снегоход остановился перед группой людей, заполонивших улицу. Дальше пути не было. Дорога упиралась в ноги высокого бородатого мужчины, чье лицо даже близко не показалось мне знакомым. Он выступил вперед, глядя прямо на меня и взмахнул рукой, приказывая гомону позади затихнуть.

— Ты привезла ее, Ли-ра, — сказал он, когда наступила тишина. — Ты привезла дочь Онел-ады, Одн-ну, которая была брошена нами в ледяные воды озера Атт после справедливого суда.

Ли-ра заглушила мотор, но со снегохода не слезла. В голосе ее звучал вызов.

— Ты знаешь, что суд был несправедлив к моей названной дочери, Клиф. Ты знаешь, что твоя жена, оправившись от ран, рассказала, что на самом деле произошло в ту ночь. Ты знаешь, что твой сын настоял на том, чтобы ее бросили в озеро живьем, именно потому что он тоже не верил в ее преступление. Да, я привезла ее домой.

— Я все это знаю, Ли-ра.

— И мы все знаем, что Одн-на умерла! — выкрикнула из-за спины Клифа девушка в подбитом мехом плаще. Голос ее звучал визгливо и зло, как у шавки, выскочившей из подворотни, чтобы облаять проезжающую машину. Она выступила вперед, ее красивое лицо было искажено негодованием. — Откуда она взялась в запретных лесах? Где она была все это время? По-моему, это настоящее колдовство!

Позади нее снова загомонили. Похоже, все отсталые цивилизации похожи одна на одну — верят в колдовство и готовы свалить на него все, что угодно.

— То, что твой жених ушел к моей дочери — это не колдовство, Ар-ка, — заговорила с гневом в голосе моя мать. Позади девушки раздались смешки. — Это счастливый для него случай. А вот то, что ты вдруг стала называть самозванкой ту, которую недавно так горько оплакивала — быть может, это, действительно, происки тьмы. Клиф, почему ты позволяешь девчонке говорить от твоего имени, тебе что, зашили рот?

— Да замолчи уже, Ар-ка! — крикнул тот, словно опомнившись. Борода Клифа затрепетала на ветру, глаза налились кровью. — Так. Значит, слушайте. Одн-на была одной из нас и умерла одной из нас. Моя жена не будет врать, ее слово — закон и вера. Одн-на — не предательница отныне. Пытки она перенесла стойко, так что позора на ней никакого. Я так сказал. Проезжайте. Расступитесь!

— Я не верю в это, не верю! — закричала Ар-ка, но все уже расступались, открывая путь, и голос ее потонул в гуле приветственных возгласов.

— Рада тебя видеть, Одн-на!

— Рад возвращению!

— Я не сомневался в тебе!

— Заходи на чай, Одн-на! — и все в таком духе.

Ли-ра надавила на газ, и снегоход, снова взревев, тронулся с места. Жители провожали нас взглядами, и только Ар-ка все кидалась обвинениями нам вслед. Я не понимала, почему ее не заставят замолчать, но, похоже, на это были свои, не известные мне причины. Мы проехали по главной улице и свернули на одну из радиальных. Почти у самого края деревни, на улице, упирающейся в крутой склон горы, стоял дом — обычная бревенчатая избушка, вроде тех, что я видела в деревне Трайна. К нему Ли-ра и подвезла нас.

— Приехали.

Я и мать слезли со снегохода. Ли-ра заглушила мотор — в реве двигателя разговаривать было очень тяжело. Глаза ее улыбались, когда она смотрела на меня сквозь синий полумрак наступающей ночи.

— Я зайду завтра. Уже вечер, мне нужно разобраться с делами. Я надеюсь, ты хорошо выспишься, Одн-на. Завтра я подумаю над тем, как вернуть тебе память.

Она протянула руку, и я обняла ее.

— Все будет хорошо. Верь мне, слышишь? — прошептала она мне на ухо.

Отстранившись, я затрясла головой. Я верила Ли-ре.

— До завтра, Ли-ра, — сказала моя мать, и она, кивнув, помчалась с ревом и дымом обратно.

Мы с мамой поднялись по лесенке к двери. Дом приветливо мерцал лампадками у окон. Мама отперла замок, отворила дверь и пригласила меня в дом.

— Добро пожаловать, детка!

Я ступила через порог, отряхивая с обуви снег. Пока мама зажигала лампы, я сняла ботинки и заперла дверь. Внутри было… привычно. Я прошлась по комнатам, отмечая про себя, что все это выглядит очень знакомым. В передней стояли печь, стол и кухонный шкаф. В задней комнате находились две кровати, платяной шкаф и стол с уже знакомым мне музыкальным ящиком.

— Хочешь есть? — спросила мама из передней. — Я разогрею суп, пока ты осваиваешься.

— Да, хочу, — откликнулась я.

— Сними эту одежду и переоденься. Ее нужно постирать.

Стянув с себя куртку, я повесила ее на крючок и прошла в комнату. Платяной шкаф выглядел внушительно, и я даже не сразу решилась его открыть. А открыв, ахнула. Шерстяные юбки, брюки и свитера, теплые гамаши и водолазки, джинсы и рубашки из плотной ткани — чего тут только не было. Я вытащила пару брюк и сразу же убрала их назад, увидев, что они серого цвета.

Ненавижу серый. Теперь ненавижу.

К счастью, серого было совсем мало. Я надела бордовый джемпер с короткими рукавами и джинсы. Все сидело как влитое. Похоже, я не успела похудеть или поправиться за время своего отсутствия. Взяв пару чистых носков — естественно, теплых, я уселась на кровать и стала их надевать. У кровати стоял стул, на который можно было складывать одежду.

— Идем, детка! — позвала мама из передней, и я подпрыгнула от неожиданности.

— Да, иду.

Я направилась к столу, на котором уже дымились тарелки с горячим супом, но вдруг громкий стук в дверь едва не довел нас с мамой до инфаркта.

— Инфи Великий, — ахнула мама, выглядывая в подернутое темно-синей тканью ночи окно. — Кого это там принесло, на ночь глядя?

Сердце мое екнуло, когда я услышала голос, звавший меня по имени.

ГЛАВА 21

Да, это был он. В облаке пара, ворвавшегося в дверь с улицы, передо мной появился человек, которого я знала как Лакса, младшего сына Владыки Марканта. Да, безусловно, он выглядел здесь иначе, но эта бутылочная зелень глаз, эти тонкие, словно вырезанные на пластилиновой маске черты лица, остались прежними. Мне показалось, что он в этом мире немного старше, но, возможно, только показалось. У меня затряслись руки и ноги, и пришлось сесть на табуретку, чтобы скрыть эту дрожь.

Мать была удивлена приходу Лакса не меньше меня, но, как я сразу же узнала, по другой причине.

— Терн! — сказала она, — я и не знала, что ты уже вернулся. Прости, я бы обязательно тебя известила о том, что Одн-на нашлась.

Он в два шага преодолел разделяющее нас пространство, и, наклонившись, заключил меня в объятья. Я словно окаменела в его руках, а Лакс обнимал меня так долго, как только мог, и все повторял: