Возвращение короля - Джон Толкин

А за рощей они так и замерли, увидев строй витязей в сверкающих кольчугах и рослых черно-серебряных стражей; и все они склонились перед ними. Один из стражей затрубил в длинную трубу, а они шли и шли светлой просекой возле звенящего потока. И вышли на зеленый простор; вдали серебрилась в легкой дымке широкая река и виден был длинный лесистый остров, у берегов которого стояли бесчисленные корабли. А поле обступило войско, блистая ровными рядами. Когда хоббиты приблизились, сверкнули обнаженные мечи, грянули о щиты копья, запели рога и фанфары, и воскликнули люди многотысячным голосом:

Да здравствуют невысоклики! Хвала им превыше хвал!Куйо и Перийан аннан! Аглар-ни перианнат!Восхвалим же их великой хвалой – Фродо и Сэммиума!Даур а Бергаэль, Конин эн Аннун! Эглерио!Честь им и хвала!Эглерио!А лайта те, лайта те! Андаве лаитувальмет!Честь и хвала!Кормаколиндор, а лайта тариэнна!Восхвалим же их, восхвалим Хранителей Кольца!

Фродо и Сэм закраснелись, глаза их сияли изумленьем; выйдя на поле, они увидели, что посредине гудящего войска были воздвигнуты, дерн на дерне, три высоких трона. За троном направо реяло бело-зеленое знамя, и на нем скачущий конь; налево, на голубом знамени, плыл кораблем в дальнее море серебряный лебедь; а над самым высоким троном на огромном плещущем черном знамени сияло белое цветущее древо, осененное короной с семью блистающими звездами. На троне сидел витязь, облаченный в броню, и громадный меч лежал у него на коленях, а голова его была не покрыта. Они подошли, и он встал; и они узнали его, хоть он и изменился: лицо у него было горделивое и радостное, царственное лицо повелителя, и был он по-прежнему темноволосый и сероглазый.

Фродо кинулся ему навстречу, и Сэм ненамного отстал.

– Ну, дела! – крикнул он. – Бродяжник, он самый, не будь я хоббит!

– Да, он самый, – отвечал Арагорн. – Далекая, видишь, оказалась дорога от Пригорья, где я тебе не понравился! Да, трудновато нам всем пришлось, но тебе-то, пожалуй, труднее всех.

И затем, к изумлению и великому смущению Сэма, он преклонил перед ним колено, а потом взял их за руки – Фродо за правую, Сэма за левую – и повел к трону; посадил, обернулся к воинству и вождям и промолвил громче громкого:

– Воздайте им великую хвалу!

А когда отзвучал, разнесся и смолк восторженный клик, Сэм был поражен пуще прежнего и счастлив, как никогда, ибо выступил вперед гондорский песнопевец и, преклонив колена, испросил позволенья пропеть новую, небывалую песнь. Но прежде сказал он:

– Внимайте! Внимайте, доблестные витязи, вожди и воины, князи и правители; вы, воители Гондора, и вы, конники Ристании; вы, сыны Элронда, и северные дунаданцы; вы, эльф и гном, и вы, великодушные уроженцы Хоббитании, и весь свободный народ Запада – внимайте и слушайте. Ибо я спою вам о девятипалом Фродо и о Кольце Всевластья.

Не веря своим ушам, Сэм звонко и радостно рассмеялся, вскочил и воскликнул:

– О чудеса из чудес и слава небывалая! Да я и мечтать не смел, чтобы такое сбылось!

И все воины тоже смеялись и плакали; над смехом их и плачем вознесся чистый, ясный голос песнопевца – звончатый, серебряный, золотой. Звенела эльфийская речь, звучали наречия Запада, сладостный напев блаженно ранил сердца, и гореванье сливалось с восторгом, и блаженным хмелем пьянили слезы.

Наконец, когда солнце склонилось за полдень и протянулись тени деревьев, песнопевец закончил песнь.

– Воздайте ж им великую хвалу! – воскликнул он и опустился на колени. Встал Арагорн, заволновалось войско, и все пошли к накрытым столам, пошли провожать пиршеством разгоревшийся день.

Фродо и Сэма отвели в шатер; они сняли истасканную, грязную одежду; ее бережно свернули и унесли, и новое нарядное платье было дано им взамен. Пришел Гэндальф, держа в руках, к удивлению Фродо, северный меч, эльфийский плащ и мифрильную кольчугу – все, что забрали орки в Мордоре. А Сэму он принес позолоченную кольчугу и почищенный, заштопанный плащ; и положил перед ними оба меча.

– Никакого меча мне больше не нужно, – сказал Фродо.

– Нынче вечером придется быть при мече, – отозвался Гэндальф.

Фродо взял прежний кинжал Сэма, который в Кирит-Унголе сочли его оружием.

– А Терн – тебе, Сэм, – сказал он.

– Нет, хозяин! Вы его получили от господина Бильбо вместе с этой серебристой кольчугой; он бы сильно удивился, если б вы меч кому-нибудь отдали.

Фродо уступил, и Гэндальф, словно оруженосец, преклонил колена, опоясал его и Сэма мечами и надел им на головы серебряные венцы.

Так облаченные, явились они на великое пиршество – к главному столу возле Гэндальфа, конунга Эомера Ристанийского, князя Имраиля и других военачальников Западного ополченья; и тут же были Гимли и Леголас.

Постояли в молчании, обратившись лицом к западу; затем явились два отрока-виночерпия, должно быть оруженосцы: один в черно-серебряном облачении стража цитадели Минас-Тирита, другой в бело-зеленом. Сэм подивился, как это такие мальцы затесались среди могучих витязей, но, когда они подошли ближе, протер глаза и воскликнул:

– Смотрите-ка, сударь! Ну и дела! Да это же Пин, то бишь, прошу прощенья, господин Перегрин Крол, и господин Мерри! Ну и выросли же они! Батюшки! Видно, не нам одним есть чего порассказать!

– Нет, Сэм, не вам одним, – сказал Пин, радостно ему улыбаясь. – И уж как мы станем рассказывать, так вы только держитесь – погодите, вот кончится пир. А пока что возьмите в оборот Гэндальфа, он теперь вовсе не такой скрытный, хотя больше смеется, чем говорит. Нам с Мерри недосуг – как вы, может, заметили, мы при деле, мы – витязи Гондора и Ристании.

Долго длился веселый пир; когда же солнце закатилось и поплыла луна над андуинскими туманами, проливая сиянье сквозь трепетную листву, Фродо и Сэм сидели под шелестящими деревьями благоуханной Итилии и далеко за полночь не могли наговориться с Мерри, Пином и Гэндальфом, с Леголасом и Гимли. Им рассказывали и рассказывали обо всем, что случилось без них с остальными Хранителями после злополучного дня на Парт-Галене близ водопадов Рэроса; и не было конца их расспросам и повести друзей.

Орки, говорящие деревья, зеленая нескончаемая равнина, блистающие пещеры, белые замки и златоверхие чертоги, жестокие сраженья и огромные корабли под парусами – словом, у Сэма голова пошла кругом. И все же, внимая рассказам о чудесах, он нет-нет да и оглядывал Пина и Мерри, наконец не выдержал, поднял Фродо и стал с ними мериться спина к спине. Потом почесал в затылке.

– Да вроде не положено вам расти в ваши-то годы! – сказал он. – А вы дюйма на три вымахали, гном буду!

– До гнома тебе далеко, – отозвался Гимли. – Чего тут удивляться – их же поили из онтских источников, а это тебе не пиво лакать!

– Из онтских источников? – переспросил Сэм. – Все у вас онты да онты, а что за онты – в толк не возьму. Ну ладно, недельку-другую еще поговорим, глядишь, все и само разъяснится.

– Вот-вот, недельку-другую, – поддержал Пин. – Дойдем до Минас-Тирита и запрем Фродо в башне – пусть записывает, не отлынивает. А то забудет потом половину, и старина Бильбо ужас как огорчится.

Наконец Гэндальф поднялся.

– В руках Государя целебная сила, оно так, дорогие друзья, – сказал он. – Но вы побывали в когтях у смерти, оттуда он и вызволил вас, напрягши все силы, прежде чем вы погрузились в тихий сон забвенья. И хотя спали вы долго и, похоже, отоспались, пора опять вам укладываться.

– Сэму-то и Фродо само собой, – заметил Гимли, – но и тебе, Пин, тоже. Ты мне милей брата родного – еще бы, так уж я по твоей милости набегался, век не забуду. И не забуду, как отыскал тебя на холме после битвы. Кабы не гном Гимли, быть бы тебе в земле. Зато я теперь ни с чем не спутаю хоббитскую подошву – только она и виднелась в груде тел. Отвалил я здоровенную тушу, которая тебя придавила, смотрю – а ты как есть мертвый. Я чуть себе бороду не вырвал от досады. А теперь ты всего-то день как на ногах – давай, пошел спать. Я тоже пойду.

– А я, – сказал Леголас, – пойду бродить по здешнему прекрасному лесу, то-то отдохну. Если позволит царь Трандуил, я приведу сюда лесных эльфов – тех, кому захочется пойти со мной, – и край ваш станет еще краше. Надолго ли? Ненадолго: на месяц, на целую жизнь, на человеческий век. Но здесь течет Андуин и катит свои волны к Морю. В Море!

В Море, в морской простор! Чайки кричат и реют,И белопенный прибой набегает быстрей и быстрее.На западе, в ясной дали, закатное солнце алеет.Корабль, серокрылый корабль! Слышишь ли дальние зовы,Уплывших прежде меня призывные голоса?Прощайте, прощайте, густые мои леса,Иссякли дни на земле, и века начинаются снова.А я уплыву за моря и брега достигну иного.Там длинные волны лижут Последние Берега,На Забытом острове слышен солнечный птичий гам —В Эрессее, предвечно эльфийской, куда нет доступа людям,Где листопада нет и где мы навеки пребудем.

И с этой песней Леголас спустился под гору.