Ловите принца! (Щепки на воде) - Инна Сударева

Глава первая

Никогда еще такие суровые морозы не обрушивались на королевство Лагаро. По крайней мере, никто из стариков не мог вспомнить столь снежного и холодного февраля, как в тот год, когда король Лавр в один день лишился сразу двух сыновей. Двух, потому что кронпринц Мелин, убивший своего сводного брата Патрика, был объявлен вне закона. По всем городам и селам понеслись гонцы с приказом короля: не давать убийце прибежища, гнать его, как бешеного зверя, хватать его, крутить его и за высокую награду сдавать властям.

Однако, как бы ни велика была стоимость головы принца Мелина, не торопились за нею охотники. По многим причинам. Во-первых, из-за тех самых неслыханных морозов, что ударили по землям Лагаро: не находилось желающих устраивать поиски и облавы в такую стужу, когда птицы на лету замерзали. Во-вторых, кроме приказа короля о поимке Мелина по стране разошлась и другая весть: о том, что принц Патрик сам себе накликал гибель, оскорбив старшего брата и угрожая ему самому смертью, и Мелин убил его, защищаясь. Этому многие верили, потому что до этого было много свидетельств о дурном нраве покойного Патрика. Не раз в харчевнях и постоялых дворах Лагаро, случались подобные беседы:

— Неужели же Патрику-пыхе корону наденут, как умрет король наш Лавр?

— А кому ж, как не ему? Он ведь наследник.

— Пропадем тогда.

— Почему это?

— Потому как нет хуже государя, чем государь безголовый, а про Патрика какие новости до нас доносятся?

— Только такие, где он что-нибудь чудит.

— Так то. С нами тоже, корону получивши, что-нибудь да учудит…

Так и жили в Лагаро до Мелина — в постоянной тревоге, в мыслях о том, что после Лавра Свирепого сядет на трон Патрик-Пыха и при взбалмошном короле станет всем еще хуже, чем при короле воинственном. Когда ж объявился потерявшийся было лорд Мелин, все тревожившиеся вздохнули свободнее. О новом наследнике слухи ходили весьма положительные: кулак и слово у нового наследника крепкие, сам он храбрый воин, еще и о простом люде думать умеет, а когда надо — и защищает простого человека. За это Мелину благодарить надо было свои Илидольские похождения. Именно из Илидола разлетались по стране вести о Пеке-Рифмаче, славном и веселом парне, защитнике города и горожан; о том, как он дрался с лордом Гошем — известным мироедом — и подрезал ему ногу. В плюс кронпринцу шли также известия о том, как он перестроил хозяйство в родной земле Данн.

Проще говоря: слишком отличался Мелин от Патрика, и слишком — в хорошую сторону. Так что в эту морозную февральскую пору сидели лагаронцы по теплым домам и строили разные предположения: как же сложится дальше судьба злосчастного кронпринца, так необычно обретенного и так же необычно вновь потерянного. И мало было в предположениях людских недобрых пожеланий юноше…

Надо сказать, сам король Лавр оказался в числе тех, кто не верил в злые умыслы Мелина. Только подчиняясь жесткому требованию супруги, он составил указ о поимке кронпринца. Сам же долгими зимними ночами, которые стали для него мучительно бессонными, Лавр Свирепый сидел у окна, глядя в усыпанное звездами небо, и в каком-то полусознании просил высшие силы обратить к лучшему все то, что произошло, и вернуть ему сына.

— Я вижу, вижу, что ты не разделяешь моего желания наказать убийцу! — если не угрюмо молчала, то со сталью в голосе упрекала Лавра Корнелия.

— Он не убийца, — в который раз отвечал ей государь. — Он мой сын. Несчастный случай…

— О, да! — кричала королева, ударяя своими маленькими кулачками по столу. — Как же иначе?! Патрик! Мой бедный Патрик во всем виноват! А Мелин — он святой, он мученик, он пострадал больше всех!

— Именно так, — пробовал спокойно возражать Лавр. — Тильд встретил его плохо. Мелина здесь встретили не так, как мне желалось бы: наш дворец не стал ему родным домом, и все из-за Патрика! Разве ты не слышала, что говорили его же дворяне? Он постоянно задевал Мелина, а там, у конюшен, пошел против него с мечом…

— Да что мог сделать мой сын, хрупкий мальчишка, этому здоровяку, который зарабатывал на жизнь кулачными боями в Илидоле?..

Вот так и не находили меж собой согласия король и королева. И это тоже было благодатной почвой для упреков потерявшей всякий душевный покой Корнелии:

— Как наказание свалился на нас Мелин. Лишь раздор посеял он в нашей семье, лишь несчастье принес… О, неужели покойница Аманда мстит нам через своего сына?

— Молчи, молчи, — почти умолял ее Лавр.

Его ничто не волновало, кроме судьбы сбежавшего сына. Даже те вести, которые принесли ему гонцы из земли Гош: кое-что из слов Мелина о предательстве лорда Гая подтвердилось. Например, то, что у восточных границ с Лагаро собираются отряды из Бикео и Тэйт.

— Уж, наверняка, не с тем, чтоб поздравить нас с Воротеем, — говорил король своим генералам, а потом сокрушенно качал головой и бормотал себе под нос. — О, Мелин, Мелин, что ни говори, а мне тебя очень не хватает…

— Государь, вести слишком плохие, чтоб бездействовать и падать духом, — делал ему замечание один из военачальников.

Лавр Свирепый кивал, но выражение лица его не менялось, как и поведение. Потеря сразу двух сыновей будто лишила его сил и воли…

А славный парень Мелин Лагаронский пропадал.

Судьба, казалось, забыла обо всех, кто был достоен наказания, и ополчилась против него одного.

Лошадь, на которой кронпринц спешно покинул трактир 'Маковку', друга Ларика и бедную, настрадавшуюся Нину, не выдержала сумасшедшей скачки, плохой дороги и лютого холода, и через три дня пала, оставив своего седока, раненого, усталого и голодного, посреди заснеженных полей, без особой надежды добраться до жилья и уж тем более — без надежды осуществить планы касательно лорда Гая Гоша.

Следовать примеру лошади Мелин не желал. С упорством, которое делало честь его королевской крови, он набросил поверх полушубка конскую попону, поглубже надвинул на уши шапку и побрел дальше пешком, то и дело проваливаясь в снег и сгибаясь чуть ли не пополам от резких и жестоких порывов северного ветра.

У него была цель, задача, очень важная, и просто так сдаваться юноша не собирался.

— Лорд Лагаро не предаст никого, — бормотал Мелин себе под нос не особо удачную рифму, но вполне ободряющие слова.

Кое-чего его отец добился: юноша перестал чувствовать себя незначительным и пустым — в нем проснулся державный человек. Не тот, кто думает не только о себе или о небольшом круге дорогих ему людей, а тот, чьи мысли вмещают в себя заботу о целом крае, целой стране.

Он прекрасно понимал, чем угрожает Лагаро предательство лорда Гоша. И в отличие от простого человека, он дерзал думать, что имеет силы и возможность противостоять грядущей катастрофе. Как, каким образом — это совершенно не волновало юношу. Словно что-то вело его, через море испытаний, туда, куда было определено.

— Доберусь — разберусь, — сам себя убеждал молодой лорд и шел вперед, сердито хмуря брови и скрипя зубами на бушующую метель.

Только с одним резким порывом ветра прилетел и такой момент, когда силы ему изменили: ноги сами по себе согнулись в коленях, и Мелин упал в сугроб. Перевернулся на спину, вытер со щек, колючих от пробившейся бороды, снег и улыбнулся серому зимнему небу, которое начинало темнеть:

— Что ж, отдохну. Самую малость, — и смежил веки, пытаясь сделать дыхание ровным, но получалось прерывисто и хрипло, а в горле жестоко кололось и болело при каждом вдохе.

Мороз уже давно пробрался к его телу сквозь рубашку, полушубок и попону: невыносимой, острой болью отзывались ноги и руки. Но это, считал кронпринц, было хорошим знаком.

— Я еще жив, и умирать не собираюсь, — процедил сквозь зубы Мелин и поднялся. — Хватит отдыхать, парнишка.

Он осмотрелся, всё ещё надеясь увидеть сквозь надвигающиеся сумерки хоть какое-нибудь жилье или укрытие, но ничто не подпитало этой надежды. Лишь далеко впереди темнел край леса. 'Красная пуща, — предположил кронпринц, вспоминая те книжки по истории и географии Лагаро, которые он просматривал в королевском замке в Тильде. — Должно быть, это Красная пуща. А если это она, то за ней — земля Гош… Хотя я мог сбиться с пути… Что ж, лес лучше пустого поля. Там хоть хворост для костра найдется. Там я согреюсь'.

Мелин плотнее закутался в попону и побрел к лесу, бормоча себе под нос старую песенку:

Хей-хей, веселей,

Рук-ног не жалей!

Прыгай выше и бодрей,

Но коленки не разбей!

Выходило не так весело, как в детстве, и на прыжки не хватало сил, но шлось бодрее. И пуща, казалось, приближалась быстрей. Настроение Мелина приподнялось…

Однако жестокая снежная пустыня не желала с ним расставаться. На его веселую песенку она отозвалась устрашающим звериным воем.