Виктория и Альберт - Эвелин Энтони

– Ваше королевское высочество!

Мальчик вздрогнул при звуке резкого голоса и обернулся. Этот голос в его сознании всегда ассоциировался с выговором. Он быстро встал.

– Это ваш новый гувернер мистер Гиббс. Какое-то мгновение Гиббс и мальчик смотрели друг на друга.

Гиббс решил, что принц вовсе не был некрасивым ребенком, хотя его мать и намекала, что недостатки его характера соответствуют его неприятной внешности. Мальчик был очень светловолосый с выпуклыми голубыми глазами Виктории и хорошей кожей. Но он стоял с видом побитой собаки, и Гиббсу это сразу не понравилось. Его следует приучить стоять прямо и смотреть людям в глаза, а когда его о чем-то спрашивают отвечать сразу и очень четко.

– Как вы поживаете, ваше королевское высочество?

Берти замялся на секунду. Ему не нравился голос Гиббса, суровое выражение его лица и близко посаженные глаза, наблюдавшие за ним. Еще до того, как протянуть руку, Эдуард знал, что этот человек ему не друг, как и барон.

– Здравствуйте, – произнес мальчик.

– Мистер Гиббс, – подсказал ему барон.

– Мистер Гиббс, – послушно добавил он.

Они пожали друг другу руки.

– Я буду заниматься с вами вместо мистера Берча, – заявил Гиббс. – Надеюсь, что вы станете хорошо трудиться вместе со мной, ваше королевское величество, и будете радовать своих родителей.

Берти промолчал. Еще за три недели до того дня, когда ушел Берч, он каждую ночь плакал перед тем, как заснуть. Иногда он выскальзывал из постели, чтобы сунуть тому под подушку записочку или детский подарочек. Он любил Берча, и Берч любил его. Гувернеру удавалось отвлечь его от ужасного ощущения, что отец и мать его не любят. Он попросту забывал о них, пока у него был Берч – он с ним разговаривал и играл. Мальчик понимал, что Берч хорошо отзывался о нем родителям. А этого человека Берти никогда не полюбит. Он прикусил губу, и на какое-то время у Стокмара создалось впечатление, что этот противный мальчишка осрамит себя тем, что разрыдается.

Барон повернулся к леди Литтлтон, которая наблюдала за ним, явно выказывая свое осуждение его действий, и властно произнес:

– Его королевское высочество может пойти на прогулку с мистером Гиббсом. Они начнут уроки после чая.

– Хорошо.

Голос леди Литтлтон прозвучал весьма холодно. Как барон ненавидел высокомерие этих английских женщин! Она никогда не посмела бы так с ним разговаривать, будь здесь королева. Он зло уставился на нее и решил, что при первой же возможности обязательно попытается настроить королеву против нее. С этой женщины начались все неприятности, именно она защищала мальчишку от всякой критики вместо того, чтобы сразу рассказать о его дурных наклонностях. Он кивнул Гиббсу и вышел из комнаты.

Леди Литтлтон улыбнулась новому гувернеру. Ей так хотелось надеяться, что этот мужчина не будет таким же противным, как и его лицо. Бедный малыш Берти. Он казался таким нервным и несчастным, стараясь не заплакать, пока этот мрачный столб возвышался над ним.

– Пойди и надень свою шапку, – ласково сказала она мальчику.

Он посмотрел на нее и пошел в соседнюю комнату. Леди Литтлтон обратилась к Гиббсу, желая сказать ему что-нибудь хорошее о мальчике. Она могла себе представить, чего только королева и Альберт не наговорили о его недостатках, как это было в случае с Берчем. А что касается Стокмара…

Впрочем, может, этот человек совсем не такой несгибаемый, каким выглядит.

– Я очень рада, что вы станете заниматься с принцем, – сказала она. – Мальчик очень милый и приятный. Мистер Берч очень к нему привязался.

– Так мне сказали.

Гиббс посмотрел на нее, и улыбка исчезла с лица леди Литтлтон.

– Но ее величество осталась недовольна прежним гувернером, и принц Альберт тоже. Надеюсь, что мои усилия принесут необходимые им плоды. Я считаю, что мальчик должен любить своих родителей, а не гувернера. Я же, мадам, стану заниматься его разумом, а не эмоциями.

Пять минут спустя леди Литтлтон смотрела из окна, как они медленно шли по тропинке к озеру. Гиббс шагал медленно, пытаясь соразмерить свои шаги с шагами маленького мальчика, поспешавшего рядом с ним. Его руки болтались в такт шагам.

– Как вы думаете, станет ли теперь Берти хорошим мальчиком?

Это спросила старшая принцесса Пуси. Она отложила книгу по географии и с интересом наблюдала за этой сценой. Леди Литтлтон повернулась к ней. Принцесса всегда была хорошей девочкой. Она никогда, с самого раннего детства, не делала и не говорила ничего, что могло бы обозлить королеву Викторию и Альберта.

– Пожалуйста, не отвлекайтесь, – резко сказала ей леди Литтлтон. Временами эта девочка не нравилась только потому, что она была любимицей своих родителей.

Пришло лето, и двор отправился в Балморал. Это было самое счастливое время для Виктории. Они с Альбертом отправлялись в длительные прогулки по горам, устраивали пикники среди зарослей вереска, где им прислуживали только одна фрейлина и слуга Альберта Браун – чудесный человек и очень преданный принцу. Виктории нравился его мягкий шотландский акцент. Сидя на траве, они лакомились холодным цыпленком, запивая его элем и заедая пирогом с дичью, а потом отправлялись вдвоем собирать цветы или бродить вдоль ручья.

Как они любили Шотландию! И как будет прекрасно, когда в Балморале построят замок, который проектировал Альберт, то они смогут жить в нем. Они оба были весьма взволнованы этими планами. Рисунки готических башен будоражили воображение королевы, а ее дорогой муж с головой ушел в проекты. Заботы и волнения остались в прошлом, – так им казалось в эти летние месяцы. В Шотландии было легко забыть об этом несносном Пальмерстоне, о разногласиях с Расселом по поводу немецкой проблемы, о страшном разочаровании в Берти, который с каждым днем становился все глупее и заторможеннее, хотя Гиббс без устали наблюдает за ним и без конца старается исправить его так, как они того желают. Гиббс оказался просто потрясающим педагогом. Стокмар был им доволен, и они даже почти подружились с ним.

Каждый вечер она сидела рядом с Альбертом, пока он читал вслух отчет о поведении Берти, и каждый раз отзывы были неудовлетворительными. Мальчик иногда бушевал или вдруг начинал без повода рыдать во время уроков, особенно когда его поправляли.

Он все время что-то скрывал, и как Гиббсу было ни горько говорить об этом – иногда врал. Как сказал Стокмар, у мальчика излишне восторженное воображение, его интересовали только тривиальные вещи или же прикрашенная правда.

Виктория пожимала руку Альберту, стараясь его успокоить. Она все сильнее злилась на своего сына, потому что он не становился таким, каким его желал видеть Альберт. А тот с каждым днем все больше любил старшую дочь. Конечно, ей тоже нравилась Пуси, но было бы лучше, если бы любимцем отца стал его старший сын.

Королева и ее консорт очень страдали от разочарования. К тому же разнеслись слухи о той системе воспитания, которую они выбрали для наследного принца. Пресса оказалась настолько бесцеремонной, что стала печатать длинные статьи, где высказывалось возмущение тем, что Берти лишен общения с детьми своего возраста, что его заставляют слишком много работать. Блеск популярности Альберта потускнел спустя несколько месяцев после Всемирной выставки, потому что заговорили, что он слишком сурово относится к сыну.

Виктория от злости разрывала газеты, когда впервые прочитала эти комментарии – образ Альберта вновь рисовали в неприятных тонах. Снова статьи были проникнуты грубостью и злобой, направленной против него. А Виктория уже было решила, что наконец-то люди начали ценить и любить ее мужа. Теперь она твердо знала, что его враги замолкли лишь на время, но вовсе не изменили к нему отношения. И козыри им в руки подбросил маленький противный сын, которого они посмели использовать в борьбе против Альберта. В те редкие дни, когда она посещала Берти, он обычно отправлялся спать в слезах. Распорядок дня, который так волновал членов парламента и прессу, становился все более строгим и напряженным и сделался вовсе жестоким, когда неприязнь к нему матери медленно переросла в ненависть.

Лицо Виктории, отражавшееся в зеркале, когда она переодевалась к ужину в эти летние вечера, выглядело жестким. У нее набрякли веки и сильно пополнели щеки. Вокруг рта залегли суровые морщины, и в глазах горела непоколебимая решимость. Властность проявилась на ее лице. Капризное и упрямое выражение ее юности исчезло. В тридцать два года она казалась женщиной зрелого возраста, обладавшей стальной волей. Это было лицо, которое знал ее двор и министры. Это выражение видели ее дети, и крайне редко его освещала мимолетная улыбка, когда она была довольна. Зато когда Виктория смотрела на Альберта или разговаривала с ним, это выражение жестокости спадало с ее лица, как маска.

Любовь разглаживала все морщинки и стирала королевскую гордость. Ее глаза загорались поразительной, фанатичной нежностью, а ее губы становились мягкими, как у молоденькой девушки. Альберт был святыней ее сердца и тела. Только он дарил ей покой и простоту, которой требовала одна из сторон ее натуры. Альберт отодвигал на задний план блестящие тяжелые парадные костюмы и переливающуюся корону, и в его объятиях, рядом с ним она чувствовала себя обычной защищенной женщиной.